Аллен Курцвейл - Часы зла
Когда я вернулся, Дж. все еще отмокал в ванне. Позвал меня, сказал, что хочет обсудить одно дельце. Я вошел. Лежа в пене, он, близоруко щурясь, всматривался в старинный термометр, прикованный цепочкой к металлической мыльнице. Дж. настаивал на том, что температура воды должна быть выше температуры человеческого тела ровно на пятнадцать градусов. (См. «Как наполнять водой в ванну».) Повозившись с кранами, он добавил в воду какого-то бесцветного масла, закрыл глаза и погрузился на дно. Теперь из воды торчали только два колена — серые морщинистые островки. Я рассказал ему о неудачной поездке к Орнштейну, он выразил мне сочувствие и заметил, что разделяет мое нетерпение. Потом попросил помочь ему выбраться из ванны. Потерял равновесие, пошатнулся и ухватился за первый оказавшийся под рукой объект, а именно — за мое причинное место. Я поморщился, однако умудрился удержать Дж., не дал упасть. Через какую-то долю секунды он ухватился за вешалку для полотенец. Пробормотал слова извинения, кои я нервно принял, прежде чем выйти из ванной комнаты в сопровождении бульканья спускаемой воды.
ВОСКРЕСЕНЬЕ. Мы с Дж. провели часа два за планированием предстоящей «сделки». И решили следующее: Дж. войдет в лавку первым, представится заинтересованным покупателем и уговорит Орнштейна, если вообще понадобится уговаривать, показать ему шкатулку. Потом поторгуется и уйдет. А затем войду я и спрошу, что удалось узнать Орнштейну. Такие проведенные по отдельности расспросы помогут понять, насколько честен наш посредник. И лишь после того, как Орнштейн назовет мне имена всех заинтересованных сторон, я разрешу ему продать шкатулку.
ПОНЕДЕЛЬНИК. Спрятавшись за пирамидальным рекламным щитом, позволявшим видеть, что происходит в лавке, но скрывавшим меня самого, я наблюдал за тем, как Дж. вошел в лавку Орнштейна. Естественно, я не мог слышать, о чем они там говорили, но, судя по жестам и мимике торговца, тот был возбужден и взволнован. И я забеспокоился сам. Если никто не клюнул на нашу приманку, списка подозреваемых нам не видать как своих ушей.
Минуты через три я увидел, как Орнштейн открывает сейф, достает шкатулку и ставит ее на прилавок. Дж. исполняет свою роль просто безупречно — пробует поднять шкатулку за медную ручку, делает вид, что никак не может открыть защелку в виде вопросительного знака, хотя прекрасно знает, как она открывается, делал это не меньше дюжины раз. Наконец Дж. открывает шкатулку и строит из себя потрясенного коллекционера, наткнувшегося на нечто чрезвычайно редкое.
Что же касается Орнштейна, то все его вымученные улыбки, нервные кивки и жестикулирование напоминали скорее не Феджина, а совсем другой персонаж. А именно — Урию Хипа. Вот он сфокусировал лупу на калькуляторе, защелкал кнопками, затем обменялся с Дж. несколькими фразами, после чего они, судя по всему, сошлись в цене. Дж. вышел из магазина и шмыгнул ко мне за щит. «Других покупателей нет, — сказал он мне. — Торгаш явно желает избавиться от кожаной шкатулки, никаких вопросов не задавал. Мы сговорились о цене, но он сказал, что ему прежде надобно получить согласие „партнера“».
Но не успели мы выйти из-за укрытия, как произошла совершенно удивительная вещь. В лавку зашел мужчина с какой-то неестественно белой кожей. И Орнштейн тут же начал демонстрировать ему шкатулку. «Подозреваемый! — ахнул Дж. — Наконец-то! Как думаете, он коллекционер или вор?» Я присмотрелся повнимательнее. «Лично я сомневаюсь, что поклонники брегетов станут заходить сюда, предварительно сделав татуировку». Дж. не понял. «Взгляните, что на шее у этого парня, мистер Джессон. Дракон вылезает прямо из воротника».
Мы обсудили ситуацию и решили, что Дж. должен немедленно вернуться. Втроем они переговаривались о чем-то несколько минут, затем Дж. снова подошел ко мне. Лицо у него было красное, как наша шкатулка. «Неужто все так плохо?» — спросил его я. «А что хорошего? — огрызнулся он. — Четыре тысячи долларов за вещь, которая принадлежала мне с самого начала. Вам не кажется, что это дороговато?» В ответ я возразил, что теперь у нас есть имя подозреваемого. «Как же, как же, — усмехнулся Дж. — Попробуйте пойти туда сами и установить личность этого жулика».
Когда я вошел в лавку, нашего подозреваемого там уже не оказалось. «Шкатулка продана, — объявил Орнштейн. — Огромное вам спасибо». Я спросил, кому продана и за сколько, и приготовился закатить скандал, но тут Орнштейн выпалил имя Дж. и назвал точную сумму сделки. Так что все сравнения с персонажами Диккенса не оправдались. Орнштейн не был ни Феджином, ни Урией Хипом. Нет, скорее он напоминал честного и надежного Нодди Боффина. И комиссионные он принял от меня, лишь выписав соответствующую квитанцию. Но когда я начал расспрашивать о других претендентах на шкатулку, Орнштейн вдруг вскипел: «Послушайте, мистер Любопытный, я продал для вас вещь, так или нет? Чего вы еще от меня хотите?» «Всего ничего, — ответил я. — Одно имя. Имя человека, который едва не купил шкатулку». «Но ведь она продана. Чем вы недовольны?» — «Буду доволен, когда узнаю имя второго покупателя». Орнштейн поиграл карманными часами, висевшими на поясе. «Он не называл своего имени. Просто оставил карточку человека, на которого работает». Торговец запустил пальцы под ермолку и извлек карточку. Потом спустил лупу со лба и начал разбирать надпись. «Так, посмотрим, и что же здесь у нас сказано, мистер Который Не Признает Ответа „нет“? Этот мужчина работает на… „Ш“, как в слове „Ша“, „Т“, как в слове „Тикают“, „О“, как в цифре „Один“, „Л“, как в слове „Любовь“, мягкий знак, „Ц“, как в слове…»
Я выскочил из лавки, так и не услышав, как Орнштейн произнесет слово «Циркон» или что-то в этом роде. Подбежал к Дж. и сказал: «Этот татуированный тип, вы не поверите, работает на Фредерика Штольца!» Похоже, это имя ему ничего не говорило. Потом он заметил: «Единственный Штольц, который приходит на ум, так это персонаж из „Обломова“». «Помните, как я ездил в библиотеку, когда пытался идентифицировать „Королеву“? Так вот, библиотека принадлежит Штольцу!» «Вроде бы он коллекционирует не только книги», — задумчиво протянул Дж. «О, далеко не только, мистер Джессон». И я подхватил Дж. под руку и протащил его в закусочную-автомат, еще одно из приобретений Штольца. А по пути напомнил Дж. о Пассаже, где должны быть собраны технические раритеты.
Мое возбуждение передалось Дж.: «Сначала частная библиотека, теперь он интересуется шкатулкой. Что бы сказала на это ваша жена? Jamais deux sans trois.[44] Возможно, третьим звеном в этой цепи будет сама „Королева“?»
Добравшись до закусочной, мы увидели, что все ее хромированное и никелированное добро уже, по всей видимости, перевезли в музей Штольца. «Я бы не назвал это автоматом», — презрительно поморщился Дж. Наверное, он ожидал увидеть нечто совсем иное, напоминающее игрушки в его галерее механических чудес.
Но на этом сюрпризы не закончились. По пути к «Фестиналенте» мы обсуждали, как лучше подобраться к Штольцу, и Дж. вдруг назвал меня Клодом. Когда я спросил его, почему именно Клодом, он на секунду растерялся, а потом ответил: «Просто оговорился». Я продолжал настаивать, но Дж. упорствовал. «Поверьте, Клод вовсе не из числа известных вам персонажей. Лучше с ним вообще не знакомиться. Он наводит уныние». «Вы и о рае то же самое говорили», — напомнил я. «Давайте сменим тему, идет? Предпочитаю сконцентрироваться на этом Фредерике Штольце и его Пассаже технических раритетов».
Глава 43
Нарыть материалов на Штольца оказалось не слишком сложно, то был делец с размахом, не чуравшийся рекламы. К концу недели у меня уже накопилось на него целое досье, папка толщиной в добрый дюйм, которую я и представил Джессону, сидевшему в паланкине. Возможно, самым показательным среди всех этих документов был макет обложки каталога, изданного в честь открытия Пассажа. На обложке красовался снимок самого Штольца — упитанный мужчина под пятьдесят, с маленькими свинячьими глазками под низко нависшим лбом питекантропа. Правда, череп несколько смягчал впечатление — высокий, куполообразный, совершенно лысый, он своими линиями и изгибами напоминал конструкции сооружений, снимки которых были приведены в каталоге.
Там же имелась краткая биография Штольца, где тот, нимало не стесняясь, называл себя «гением, восставшим против высоких технологий». В то время как большинство ученых его калибра тяготели к университетским или поддерживаемым промышленными кругами разработкам, Штольц натренировал свой интеллект на «заполнение пустот в царстве цифровых образов». Его изобретения, а также инвестиции, которые он делал в изобретения других ученых и конструкторов, позволили ему стать во главе трех рекламных агентств с филиалами в двадцати семи городах, возглавить с полдюжины благотворительных организаций, содержать футбольную команду, а также создать знаменитый Пассаж вышедшей из употребления техники.
