Дмитрий Григорьев - Господин Ветер

А Крис сидел и думал, что все вроде правильно, и забота правильная, но есть нечто неестественное в этих постоянно радостных американских улыбках: «Ах как все у нас хорошо, и хорошо нам потому что мы вместе верим в Бога».

«Откуда эта дисгармония. Помогают ли они от сердца, или потому что так Бог велел? Или помогают и думают что от сердца».

«Какая разница… Они помогают и это главное».

«Судя по ликам Христа, не свидетели Иеговы. Да те помрачнее, позажатее будут. Баптисты какие-нибудь. И вроде бы не очень ортодоксальные. Хотя внешняя свобода может быть от очень сильной внутренней зажатости».

«Кто сказал эту чушь. Что такое внутренняя зажатость? А что такое свобода? Быть над отбором и выбором?»

«Лови волну пока она естьлови волну по имени свободасмотри — волна приносит сетьи утягивает под водуФанатики фанатики…»

«Кто тебе сказал, что они фанатики? Человек твердый в своей собственной вере еще не фанатик».

«Фанатики фанатики…»

«А вот кто-нибудь из этих добрых людей потащит, как Авраам, на холм своего сына? Если Бог скажет, что надо. Так, господин Кьеркегор?»

«Хреновый Бог, раз такое говорит».

«Авраам-то верил. Плакал, скорбел, но пошел. А ты так не веришь!»

«ТАК я не верю. И никто не просит меня жертвовать своим сыном. Я сам жертва…»

«Хватит гнать. Твоя вера — рябь на воде».

«Моя вера не в голове. И не в нашей дурацкой беседе».

Пассажиры постепенно рассказали о себе сами. Они бегут с факелом от Владивостока до Калининграда, чтобы нести по Руси весть о Христе. Попутно читают лекции, устраивают концерты. И в автобусе с Крисом ехали спортсмены-проповедники, задержавшиеся в Тольятти, и теперь догоняющие бегущих по трассе братьев.

— Вот-вот, и ты их увидишь, наших ребят, — сказал Крису сосед. — Они сядут в автобус, а Петя и Владик побегут.

Крис не спрашивал зачем: мероприятие абсурдное с точки зрение многих, ему таковым не казалось, и он лишь спросил:

— А как же другие конфессии? Православные, католики?

— Мы не против, — ответил сосед, — но если католики и протестанты еще идут на контакт, то православные с нами иметь дела не хотят. Ортодоксы. А мы всех христиан считаем братьями.

«Так вы экуменисты!» Это движение было всего ближе Крису, и он даже немного устыдился своего слишком ироничного отношения к «братьям».

Православная сторона в вопросе Криса, по-видимому, сильнее всего зацепила соседа — он принялся рассказывать об истории прихода своей деревни:

Вот, восстановили церковь, появился священник, приход собрал, а какой приход — несколько старушек, да и сам оказался пьяницей, да и дома сквернословил, а молодые, все кто к нему ходили, с ним пили. И я пил… Хуже того, пил со старостой на церковные деньги… А брат у меня (Крис так и не понял, то ли это брат по вере, то ли по крови, скорее второе) говорит: оставь ты это, будем другую церковь делать, которая действительно Богу угодна.

— А чего же священника не сменили?

— Да прогнило там все, как ни есть прогнило. Люди к нам стали ходить.

«А нет ли в тебе, брат, гордыни, — спросил Крис, — греха по христиански не менее тяжкого, чем воровство и прелюбодеяние».

«А вот в тебе, брат, — Крис уже обращался к самому себе, — уж точно есть, раз верующего человека смущать пытаешься».

— Так что, это вы сами решили новую церковь создать?

— Брат мой. Он начал…

— Но автобус какой-то организации?

— Братья арендовали. Автобус обычный.

Крис видел в салоне гитары, одну акустическую, две электрических, судя по кофрам, ничего особенного, комбики, пульт в коробке.

— А зачем вам гитары?

— Так мы с концертами выступаем. Песни поем. Псалмы.

— На русском?

— На русском. И на английском. Какая разница

— Но электрическая музыка… Христианство. Как это сочетается? — Крис был убежден, что прекрасно сочетается, но зачем-то продолжал подковыривать.

— Господь учил: славьте меня на трубах и органах. Песни — разве это плохо? Мы учим людей радоваться. У нас даже танцевальная группа есть.

Крис чувствовал, что во всем согласен с собеседником. И все же что-то в этом добре, в этой радости было не то.

«Где оно, место радости? — Крис смотрел на мокрый серый пейзаж за окном. Все его путешествие больше говорило о печали. Внутри Криса появился звук, тихий, как шелест падающего осеннего листа. — Нет никакой надежды… только одежды дождя…»

Автобус отвернул в сторону и остановился. Пункт ГАИ. Водитель подошел к гаишнику, а в салон вошли двое ребят в кожаных куртках. «За мной, — вяло подумал Крис, — начинается». Он не боялся, он предполагал такой вариант, который дальше мог рассыпаться веером самых различных ситуаций — парни могли быть ментами, могли быть ментами, которые работали на этого самого Крота, могли быть просто бандюгами. «Хорошо, очки снял и переоделся».

— Божьи люди, — усмехнулся один, оглядывая салон.

— Христиане, брат. Видели наших ребят с факелом?

Тот не отреагировал. Он продолжал скользить тяжелым и внимательным взглядом по лицам, создавая неприятное напряжение. «С чего это ты взял, что они ищут тебя, — сказал сам себе Крис, — невелика персона…»

— Документы у всех есть?

— У всех, — ответили двое или трое.

— Ладно. Пойдем. — Они вышли из салона, два черных ангела, два ворона, ворвавшихся в светлый курятник. «А ведь кто-то на этом пробеге делает деньги — некстати подумал Крис, и тут же ответил себе: — Ребята бегут и им в кайф, так какое тебе дело до этих денег. И почему ты не веришь в искренность всего этого мероприятия?»

Вскоре они нагнали факелоносцев. Факел оказался фирменным — заправлялся бензином. «Интересно, какой расход на сто километров?» — подумал Крис с иронией, но спрашивать не стал.

— Мы до ближайшей поселка, — сказали ему. — Это еще километров сорок. Там будем наших ждать. Можешь с нами переночевать.

— Нет, я дальше пойду. Даже не знаю, чем вас отблагодарить. Он посмотрел на гитару.

«Swing low, sweet chariot» — всплыл вдруг в голове голос Эрика Клэптона. Это их не обидит. Может они сами ее поют.

— Разве что песни спеть, — продолжил Крис.

— Ты музыкант?

— Вроде того.

Ему протянули гитару. Как он и ожидал, песня была знакома пассажирам. Подпевать стали сразу, совершенно не комплексуя, в полный голос. Да и голоса были нормальные, никто не фальшивил. Мало того, один из них достал барабан и принялся отстукивать ритм. И лишь в этот момент, Крис, наконец, перестал ощущать дисгармонию в «ауре» христианского автобуса. Во время песни все казалось ему естественным.

Глава тринадцатая

Караван

Один человек решил как можно дольше избегать Смерти. Он построил каменный замок, с мощными воротами, рвом, подъемным мостом, и башней, чтобы еще издали увидеть Смерть, и не пустить к себе. Он перестал общаться с людьми, а чтобы не было так скучно, завел птичку — канарейку. И вот, сидит он в башне, смотрит на дорогу, под ухом канарейка щебечет. Год проходит, другой, десять лет. Не идет Смерть. И вдруг — небо померкло, земля сотряслась, ворота упали, и дверь в комнату распахнулась. Смотрит — стоит на пороге Смерть, все как положено, с косой на плече, но сама почему-то маленькая, не больше мизинца. Побледнел он: как себя ни готовил, а испугался.

А Смерть ему и говорит:

— Зря боишься, мужик, я не твоя Смерть, я за канарейкой пришла.

Некоторое время Крис сидел на поляне, прикрывшись полиэтиленовым плащом, подаренным христианами. Но он не защищал от холода и влаги, пропитавших воздух. Никакая одежда не могла спасти от них, а костер развести было не из чего и нечем. Криса знобило. Не хватало еще заболеть. «В Москву, в Москву, скорей в Москву!» — Это он повторял про себя весь день, с того момента как расстался с христианами. Стоп был плохим — короткие переезды и часовые «медитации» на мокрой трассе. «Появляется запара, желание, и начинаются обломы. Это одна из благородных истин. Учись, суфий. Это еще простенькое испытание…»

«Но противное…» — ответил Крис сам себе, и дожевав кукурузные хлопья, поплелся по ночной трассе. Единственным, что могло хоть немного согреть, было движение.

Стопить под фонарем, возле пункта ГАИ, за которым его высадил последний драйвер, Крис не стал: без паспорта с ментами лучше не связываться. И он шел по темной трассе — полузавернутая в полиэтилен фигура, изменяющая свои очертания при малейшем порыве ветра. Капли воды на плаще являлись своеобразным катафотом, свет дальних фар преломлялся и отражался самым причудливым образом. Но если какая из машин и притормаживала, то лишь для того, чтобы не сбить Криса. Сажать никто не собирался.

«В такую погоду идти по трассе все же лучше, чем сидеть, околевая от холода, — успокаивал себя Крис. — Вот я уже и согрелся, а скоро вообще высохну». Однако прошел час, а Крису высохнуть так и не удалось: наступило некоторое динамическое равновесие — одежда не высыхала и не намокала, она была слегка влажной, но не холодной… Крис уже ни на что не надеялся, ничего не воспринимал — он шевелил ногами, махал рукой и плыл в безумном потоке: свет фар за спиной, уменьшающаяся тень впереди на трассе, ветер и водяная пыль от пролетевшей мимо машины, красные габаритные огни — глаза темного лица в желтом светящемся ореоле… И затем снова: свет фар за спиной, уменьшающаяся тень Кристофера, водяная пыль и ветер…