Ким Стрикленд - Клуб желаний
Никки с надеждой воззрилась на Линдси: не согласится ли на яблочный торт с корицей?
Линдси улыбнулась в ответ: ягоды с мятой — и точка!
— Мы вам сделаем чудесный десерт, мисс Линдси, — не очень уверенно пообещала Никки.
— Спасибо, Никки, — Линдси одарила ее бодрой улыбкой, — ты ведь знаешь, я на тебя рассчитываю. — Немного постояла с той же улыбкой на лице, выдохнула: — Ладно, не буду мешать, пойду разбираться со скатертями.
И, покинув кухню, Линдси отправилась разбираться.
Скатерти — одна из тех мелочей, которые никто никогда не замечает, и распрекрасно вписываются в «теорию свадебного торта». Линдси ее разработала сама, и касалась она деталей. Линдси полагала, что, если вдуматься, на свадьбе никто никогда не обращает внимания на торт. Есть торт и есть. Так положено. Даже в голову не приходит хорошенько к нему присмотреться до того, как разрежут, — все они, в общем-то, похожи друг на друга как близнецы. И все же невесты часами и днями мучаются, выбирая идеальный торт, терзаются по поводу деталей — три яруса или два яруса, белые цветы или розовые? Ради чего, спрашивается? Для гостей, которые его съедят, он все равно будет обычным свадебным тортом. Не лучше и не хуже других.
Однако сегодня у Линдси решающий день. Она отвечает за обед и участвует в показе мод. Если справится со всем — перед ней распахнутся врата в рай. А потому — пропади она пропадом, «теория свадебного торта», все должно быть безупречно. Согласиться с лиловыми скатертями и заурядным яблочным тортом? Ни за что! Для Линдси это была бы катастрофа. С лимоном и корицей. Право слово. Еще воздушный рис предложили бы! А там, глядишь, угостят тебя баночным желе.
Во второй раз лиловый уже не так резанул по глазам, все-таки Линдси была подготовлена. В зале разместилось сорок лиловых столов на восемь персон каждый. А если вообще снять эти пакостные скатерти? Натуральный цвет дерева как раз и даст тот самый тон экрю. Это выход… да только в одиночку не управиться. Ей бы сейчас парочку фокусников, что выдергивают скатерти прямо из-под тарелок и приборов, и при этом ни капельки воды из стаканов не проливается, — столы-то уже накрыты. Линдси приподняла угол скатерти, чтоб глянуть на цвет дерева (если то, что надо, тогда бы она рискнула предложить свой вариант), но взору предстала металлическая ножка. Линдси разочарованно опустила скатерть.
Выскочив из зала, Линдси бросилась к лифтам, с силой вжала кнопку со стрелкой вниз. Сейчас она спустится и уж потолкует с этим организатором мероприятий. Лиловые скатерти — это ж надо!
23
Какая-то штуковина на воротнике желтого костюма от Гермес беспрестанно царапала шею Линдси. Дожидаясь за кулисами своего выхода, Линдси то и дело залезала себе за шиворот, крутила головой. Рядом толклись другие манекенщицы и, судя по всему, психовали не меньше, чем она.
За весь день Линдси сумела проглотить лишь пару кусочков тоста, нервное напряжение обручами сковало тело. А тут еще костюм, чтоб сидел как следует, закололи булавками прямо на ней, да так небрежно, что теперь она дышать боялась. Очевидно, тощая Нэнси Блейдс все ж таки толще ее.
Но обед — по крайней мере, до сих пор — шел без сучка без задоринки. Линдси краем уха уловила, всего парочку язвительных замечаний по поводу лиловых скатертей. Правда, одно — от самой Эвелин Кентвелл.
— Лиловые! И кому такое пришло в голову? — хохотала Эвелин.
Линдси затормозила и вернулась, чтобы объяснить:
— Никому не пришло. Это «Метрон» все перепутал.
Линдси увидела выражение лица Эвелин и слишком поздно вспомнила поговорку: оправдываешься — значит, виноват.
«В чем дело-то? Неужели лиловый ей настолько противен?» Неодобрительный взгляд Эвелин, быть может, встревожил бы ее и сильнее, но Линдси надо было торопиться за кулисы.
Теперь у Линдси было достаточно времени поразмышлять над дневными событиями. Она расхаживала за кулисами и гадала — что мог означать странный взгляд Эвелин? Сегодняшний день должен был стать золотым для Линдси, а у нее настроение под стать мраку за окном.
Зарядивший с утра дождик мало-помалу перешел в морось, окутавшую верхний этаж «Метрона» непроницаемой мглой. Ничего не видно, только плотная стена тумана. А жаль — обычно отсюда открывается потрясающий вид. Вначале Линдси еще волновалась, что из-за плохой погоды зал останется полупустым, но гости не испугались. Пока все хорошо. Если так и дальше пойдет, женщины достанут чековые книжки, расщедрятся, и Фонд соберет больше средств на кампанию по ликвидации взрослой безграмотности. А Линдси добьется желанного упоминания в колонке Анны Гербер!
— А я думала, колдуньи носят только черное! — За спиной у Линдси появилась Джоселин Кентвелл, молоденькая золовка Эвелин Кентвелл. Вторая жена ее брата, его трофей. В круг денежной аристократии Джоселин затесалась благодаря замужеству и пластической операции.
— Колдуньи? Ты о чем?
— Сама знаешь о чем, — бросила Джоселин, и стоящая рядом с ней женщина (Линдси ее в первый раз видела) прыснула со смеху.
— Понятия не имею.
— Мы все знаем про вашу славненькую книжную группу. — Джоселин и ее подружка переглянулись. — Вам нравится прикидываться колдуньями.
Линдси в который уж раз попыталась убрать ярлычок, или что там ей мешало за воротником, но упрямая штука снова оказалась на том же месте, продолжая натирать шею. А когда она подняла руку, сбоку на юбке расстегнулась и впилась в бедро булавка.
— Кто вам сказал такую несусветную глупость?
— Все говорят, — ухмыльнулась Джоселин точь-в-точь как Молли Боннер в школьной столовой Форест-Вудз. — Все говорят, что ваш Клуб книголюбов ударился в мистику.
— В мистику? Какая чушь! Кто мог такое выдумать?
Джоселин пожала плечами:
— Знаешь ведь, как говорится: дыма без огня не бывает. — Она снова усмехнулась, продемонстрировав два ряда ослепительных зубов — впечатляющее творение косметической стоматологии.
Линдси замялась. Как поступить? Надо все решительно отрицать. Нет, получится, будто она защищается. А не лучше ли бросить им косточку, пусть погрызут своими идеальными зубками.
— Вообще-то, мы читали одну книжку про колдовство. Осенью, в октябре. Ну, для Хэллоуина. И еще играли в детскую игру — «легкий как перышко, крепкий как доска». И у нас получилось. «Какого черта я вру? Потому что правда еще хуже». — Только и всего — пара пьяных шалостей. Думаешь, с этого и пошли дурацкие слухи?
Джоселин вздернула бровь, окинула Линдси загадочным взглядом и вместе со своей развеселой подружкой удалилась. «Теперь понятно, что означал тот странный взгляд Эвелин… Я погибла. Боже, я погибла!» На Линдси накатила дурнота.
Помощница режиссера отчаянно махала Линдси: на выход, на выход! Увидев выражение ее лица, увидев, что другая манекенщица возвращается и уже на середине подиума, Линдси поняла, что проворонила первый сигнал. Она смахнула капельки пота с верхней губы, глубоко вдохнула и шагнула под лучи прожекторов.
От их света на сцене было градусов на пять жарче, и Линдси моментально взмокла. Она шла, как учили — мудреной походкой манекенщиц, и это занимало все ее внимание. Булавка вонзалась в бедро при каждом шаге, и Линдси ужасно хотелось посмотреть вниз — не сбилась ли юбка или, того хуже, не падает ли. Она себя сдерживала, но нервы были на пределе. Линдси попробовала осмотреться. Ох… Кругом одни ухмыляющиеся физиономии — все глазеют, оценивают, гадают: не ведьма ли?
Она перевела взгляд на столы — официанты как раз подавали десерт. Что они там разносят?.. Нет! Это уж слишком. Линдси быстро отвела глаза, но им не за что было уцепиться, не было вокруг ничего прочного, только наполненные туманом окна.
Она сумела дойти до конца подиума, развернулась и… услышала низкий скрежещущий звук. Пол начал уходить из-под ног. Линдси сделала еще один неуверенный шаг. Зал поплыл перед глазами. «Господи, меня сейчас вырвет!»
Линдси посмотрела на окна, на столики. Погодите. Да ведь это движется сам зал. Она попробовала удержать взгляд на чем-то неподвижном, хотела убедиться, что это не обман, не головокружение, что вращается действительно зал. Возле дверей в кухню ухахатывались Джоселин с подружкой. Рядом с ними на панели с выключателями, в самом ее центре, красная лампочка подмигивала, как одноглазое чудовище в триллере.
Подиум отъехал от сцены, выхода больше не было. Только что мимо Линдси прошла предыдущая манекенщица. По сути, они с ней обе в ловушке, пойманы в западню посреди зала, набитого скалящимися тетками. Откуда ни возьмись явилась фраза: «Человек — единственное животное, которое в приветствии скалит зубы». Из какого это интеллектуального шоу?
Жара, нервы, страх («Сейчас заклеймят ведьмой и выгонят вон!») — все это гремучим зельем забурлило в животе, как ядовитое варево, куда подбросили тритона. Рот наполнился горечью. Линдси пыталась удержать равновесие, но… Зал вместе со столами кружится, за окнами не видно горизонта, взгляду не на чем остановиться.
