Николай Наседкин - Люпофь. Email-роман.
— Нет. Пока. Мы просто гуляем.
— Как гуляете?
— Обыкновенно. Встречаемся по вечерам и гуляем — по Набережной…
— Он что, — не удержался от горького сарказма Домашнев, — больше не пытается согреть твою грудь?
— Не грузись, Алексей, когда надо — согреет…
— Сучка! — сорвался Алексей Алексеевич и шваркнул трубку об стол.
Для него стало полной неожиданностью, когда на следующий день, вечером, часов в девять, она сама позвонила — он сидел, тупо смотрел какой-то сериал. Ещё сильнее он начал ошалевать, когда ситуация прояснилась. Оказывается, звонила она с какого-то загородного пляжа, где они купаются с этим сусликом Колей, и звонит она ему, Домашневу, с Колиного мобильника… Алексей Алексеевич даже дар речи на время потерял. Потом устало спросил:
— У него что же, машина есть?
— Да, «Ока».
— Прикольно! — усмехнулся Алексей Алексеевич. — Ну и чего тебе надо?
— Я ДУМАЮ о тебе…
— И что, это мешает тебе купаться? Или трахаться с ним? Кстати, он что — рядом с тобой сейчас? Слушает?
— Нет, я в другой конец пляжа ушла… Зачем ты так… злобно! Ничего мы не «трахаемся» — кроме поцелуев, у нас ещё ничего и не было… Лёша, правда, мне сейчас так тяжело!.. Я люблю тебя! — Она всхлипнула.
— Да что происходит?! — даже вскрикнул, забыв про осторожность, Домашнев, но тут же приглушил голос — хотя его комнату с комнатой жены разделяла кухня и работали-бормотали в квартире два телевизора, но двери были из-за жары распахнуты. — Любишь меня, так возвращайся сейчас в город и давай встретимся.
— Не могу… — было слышно, как Алина шмыгает носом, сморкается в платочек. — Я сама не знаю, зачем позвонила.… Так хотелось твой голос услышать! Я думаю, и думаю, и думаю о тебе!.. Ладно, прости!
И она отключилась.
Ночь Алексей Алексеевич практически не спал. Впрочем, как и предыдущие. Ворочался, вспоминал, думал. Сам над собой усмехался: ну и влип в ситуацию, козёл старый!
Да неужто это так серьёзно?..
* * *На следующий день они встретились.
Правда, Алина, только лишь переступив порог «явочной» квартиры, как-то безнадёжно попросила:
— Лёш, давай без секса, а? Только в ванне полежим…
Но тут же, не успел Домашнев толком губы надуть, чуть смягчила-поддалась:
— Ладно, ладно, не дуйся! Но — только минет, хорошо?
Алексей Алексеевич не любил это словцо, да и Алине оно не нравилось, но он догадался-понял, почему она употребила сейчас именно его, да ещё и намеренно выделила-подчеркнула тоном. Что ж, минет так минет — раз пошла такая катавасия; привередничать не приходилось. Тем более, что Алина всё сделала охотно, жарко — с привычным удовольствием. К тому же потом, уже в тёплой совместной ванне, они оба опять разогрелись-возбудились и ещё разок согрешили…
Домашнев, конечно же, не утерпел, опять как бы между делом поинтересовался, уже когда одевались — как бы в шутку, чуть ёрничая:
— Вчера-то НЕ ЗАКОНТАЧИЛИ с ним ДО КОНЦА — там, на пляже?
— Нет, — серьёзно, не поддержав тона, ответила Алина. — Но я всё равно уже С НИМ… — И не успел Алексей Алексеевич вскипеть, твёрдо добавила: — Всё, Лёш, правда, у нас с тобой ТАКИХ встреч больше не должно быть… Хорошо? Ну давай просто будем близкими, родными людьми, как брат с сестрой…
— Ага, — горько усмехнулся он, — скажи ещё — как папик с дочкой…
До остановки дошли молча. Им можно было три остановки проехать вместе, но Алексей Алексеевич буркнул, что решил пройтись пешком. Когда подкатил нужный автобус, Алина сама качнулась к нему, обняла, крепко, взасос поцеловала. Только она вошла в салон, с сидения вскочил какой-то мальчик-альбинос, подскочил к ней. Господи, да это же — суслик Коля! Домашнев чуть было не бросился в автобус, но удержал себя: а смысл? Проводил взглядом — суслик что-то жарко говорил Алине, бурно жестикулируя, она, потупившись, слушала…
Конечно, о встрече в ближайшие дни можно было и не мечтать. Алина и по телефону, и в мэйлах упорно твердила, что-де не хочет «Кольке» делать больно, что тот случай и так для него стал шоком (суслик видел, оказывается, в окно автобуса, как они целовались на прощанье, к тому же он знал, что в том районе у Алины с Домашневым КВАРТИРА) — ведь она уверяла мальчика, что на прежней жизни-любви поставлена «жирная точка»…
Алексей Алексеевич во время каждого нервомотательного телефонного разговора или интернет-контакта с упорством мазохиста выпытывал: случилось у них ЭТО или ещё нет? Алину эти допытывания бесили, она упорствовала-уверяла — нет. Пока нет… И от встреч-свиданий с Домашневым отказывалась напрочь.
Но 4 августа она вдруг легко и сразу согласилась на встречу. Ждала его, как условились, на Набережной, на скамейке у технического университета. В белой кепочке-бейсболке, джинсовом костюмчике, кроссовках — ну прямо невинная девочка-тинейджер. Домашнев сразу заметил в её поведении нечто странное. Через минуту понял, что накануне она, видать, недурно выпила. Но и помимо этого что-то было в ней необычное, непривычное, новое — какая-то заторможенность, апатия, угнетённость… Или — виноватость?
Но Алексей Алексеевич на её настроение не поддался — очень уж рад был нежданному свиданию. Взялся тормошить её разговорами, анекдоты-шутки вворачивать. Они купили громадный арбуз (Алина их обожала), пришли ДОМОЙ, устроились за столом в комнате. Алина ела арбуз, вяло сплёвывая семечки в тарелку, а Домашнев просто сидел, облокотившись на стол и подперев голову рукой, смотрел на любимую девочку, блаженствовал. Он успел по Алине соскучиться. Она, прикончив очередной алый ломоть, положила корку на тарелку, вытерла салфеткой губы и сказала:
— Вчера ЭТО произошло.
— Что «это»? — продолжал по инерции лыбиться Домашнев, но тут же понял, выпрямился как от удара. — Трахнулись?!
Она молча кивнула головой.
Дальше всё произошло быстро и само собой. Алексей Алексеевич взвился, молча подскочил к Алине, ухватил её за шкирку, словно нашкодившую кошку, сдёрнул со стула, всунул в её руки блюдо с остатками дурацкого арбуза, протащил оцепеневшую девчонку по коридору, распахнул дверь, вытолкал её взашей за порог и вышвырнул вслед её паршивые кроссовки: «Пошла вон, с-с-сука!!!»
Впрочем, это он много позже так в мечтах себе представлял-фантазировал. Это он так ДОЛЖЕН был поступить-сделать. На самом деле Домашнев понуро сгорбился на своём стуле, зажав кулаки между колен, и минуты три напряжённо о чём-то думал, кривил губы. В комнате сгустилась гнетущая тишина. Звенела где-то, билась в окно муха. Алексей Алексеевич поднял на Алину туманный взгляд и вдруг не то попросил, не то приказал:
— Постели постель.
Она послушно встала, начала раскладывать диван, достала простыни, подушки из шкафа, постелила, глянула на всё так же сидевшего в понурой позе Домашнева как бы вопросительно, не дождавшись реакции, разделась, легла, укрылась простынёй до подбородка. Алексей Алексеевич тогда только встал, тоже разделся, прилёг к ней, откинул прочь простыню и без всяких прелюдий-ласк и поцелуев молча и грубо навалился на неё… Потом, когда всё кончилось, откинулся на спину, выровнял дыхание, хрипло спросил:
— Зачем ты это сделала?
— Не знаю… — вяло и как бы оправдываясь ответила она. — Так получилось… Он ведь тоже человек… Да и выпила лишнее…
— Да я не о том, не о вчерашнем… Зачем сейчас, у нас было?
— Не знаю… Ведь тебе это надо…
— Спасибо, — горько усмехнулся он. — Ну а вчера — как, понравилось?
— Ничего, для первого раза вполне даже… Долго только…
Алексей Алексеевич поднялся на локте, всмотрелся в её лицо, дыхание его участилось, под скулами заходили желваки.
— Ну а что я должна тебе ответить? — жалобно протянула Алина. — Не мучай меня!
— Ну хотя бы — что не поняла… А-а, ладно!
Домашнев махнул рукой, откинулся на подушку. Сердце словно обернули в наждачную бумагу и придавили грузом. Он понимал-предчувствовал — наступают в его жизни нервомотательные рваные дни и ночи.
Болезненный похмельный период.
2. Коитус
Алине, 4 августа, 20–18 (Очень важный вопрос)
Алина, уж прости за вопрос и успокой меня до конца и ещё раз (ты же знаешь, какой я мнительный и как я боюсь СПИДа!): у вас с ним точно вчера была резинка??!
Алексей.
Алёше, 4 августа, 20–50 (Уточняю!)
Была, Лёша, была! Я только с тобой не предохраняюсь… Тебе я доверяю во всём!
Чаво-нть исчо писнёшь?
Дымка.
Алине, 4 августа, 21–14 (Успокоила)
Спасибо, Алин, успокоила. Кстати, уж признАюсь: не так за себя страшно, как — за тебя. Подхватишь от него какую-нибудь гадость или, того хуже, забеременеешь. Хотя ты, конечно, вполне взрослая девушка и сама всё разумеешь…
