Жан-Мари-Гюстав Леклезио - Путешествия по ту сторону
[217]
Зажигается небо, гаснут глаза,Сверкает утренняя звезда.Холод внизу, вверху светло.
[218]
Найя Найя загадочна. Порой она вот так исчезает на несколько дней, месяцев, и никто не знает, где она. Ее нет, и все тут. Тогда машины на городских улицах замедляют свой бег, слегка темнеет и свет горит уже не так ярко. Мы будто в комнате, стен которой не видно, и кого-то ищем, но не знаем кого. Море серое, небо серое. Слабо дует ветер, но потом и он прекращается. Даже когда небо безоблачное, синее, в воздухе как бы чувствуется холод, пришедший издалека.
Хочется каждый день писать письма и отсылать неизвестно кому: просить, чтобы вернули свет. На старых пачках сигарет, с обратной стороны маленьких картонных крышек мы на скорую руку пишем:
Хэлло?
и разбрасываем их почти везде. Но кто это прочтет? Иногда земля бывает такой пустой, что она гудит, как натянутая на барабан кожа. Улицы широкие-широкие. Ночью медленно катят машины, похожие на громоздкие, собирающиеся взлететь самолеты. Мы идем куда глаза глядят, натыкаемся на стены, обходим уличные фонари, ползем вдоль витрин, словно мошки.
Дни сотканы из света, отливающего разными цветами радуги; мы по-прежнему бредем по тротуарам куда глаза глядят. Иногда мы замечаем на самой верхотуре дома-башни Найю Найю, свесившуюся с балкона. Она делает непонятные знаки и исчезает. Сердца у нас отчаянно бьются, пока мы поднимаемся в лифте до четырнадцатого этажа, звоним во все двери, но никто не отвечает. Тогда мы вновь спускаемся на улицу и продолжаем свой путь.
[219]
Или вдруг Аллигатор Барксвидит ее фото, выставленное в витрине магазина «Кодак Эктахром». Он входит в магазин и с несколько безумным видом спрашивает, где человек, чье фото красуется на витрине.
— Что? — говорит фотограф.
Потом он заявляет, что не знает, он, мол, сделал этот снимок давно, забыл даже, когда и кто на нем изображен. Мы наседаем на него с вопросами, приводим свои доводы, но все безрезультатно. Внезапно фотографа разбирает злоба, и он показывает нам на дверь. Мы ему надоели.
Мы опять бредем по улицам, заглядываем в кафе. Заходим в длиннющий, освещенный красным бар. В глубине бара патефон-автомат, и мы вздрагиваем, потому что он играет "Jealous Kind" Джона Леннона, словно Найя Найя где-то рядом. Может, она глядит на нас из своего укромного уголка за красной полосой света. Она глядит, как вы выпиваете стакан пива у стойки, как выкуриваете сигарету. Положив монетку в патефон-автомат, вы нажимаете на кнопку ф-12 — и вот уже слышите "Wild Witch Lady" Донована. Но и с помощью музыки не удается выманить Найю Найю из ее тайника.
Дальше путь идет по очень широкой солнечной площади. Место такое пустынное, что возникает желание покрыть всю землю своим телом, чтобы не было ни пяди открытой поверхности. Хочется идти и идти, поглощая пустоту, и оказаться одновременно в 100 ООО городов!
Есть множество стран, которые невозможно узнать. Каждое живое существо — это страна со своими границами, они петляют, подходят впритык, расходятся. Площадь кажется бесконечной, а может, мы стали маленькими, как мыши, и семеним, сучим ножками между колесами автомобилей, перескакиваем через кучи щебня, карабкаемся на непонятные бугры; солнечный свет резкий, белый, и, чтобы смотреть перед собой, приходится щуриться.
Вдруг очень далеко, в конце открытого пространства, показывается город. Белые дома, колокольни, вереница людей, величиной с насекомых. Все радуются, ведь это, может быть, город Найи Найи. Перенесясь через воздух, она теперь обитает в свете. Мы идем очень быстрым шагом, бежим к прекрасному зыбкому городу. Но спешим мы без толку, город по-прежнему остается вдали. Он колеблется на горизонте, за большой автостоянкой, вместе со своими сверкающими [220] крышами, башнями, зубчатыми стенами. И все время, шевеля лапками и усиками, снуют друг за дружкой насекомые.
Мы ходим везде, где есть свет. Порой между деревьями появляются большие наклонные столбы света, в которых плавают пылинки. Именно там, конечно же, прячется Найя Найя. В длинном светлом платье, раскинув лучистые волосы, она лежит, свернувшись в желтом свете, и глядит на вас. Вы не можете ее видеть, вы в тени, и ваш ослепленный взор не проникает за полосу света. Вы мчитесь туда, где струится свет: на улицы, залитые солнцем, к красивым отблескам в стекле, в кино или на белое как мел побережье. Нетвердой походкой вы идете по кучам камней, время от времени поднимая глаза ввысь, ведь Найя Найя прячется в небесах. Очертания ее лица множатся в белом воздухе, словно рой мошкары. Она прячется в облаках, отражающих свет. Нам не одиноко, ведь мы знаем, что Найя Найя где-то здесь. И мы усаживаемся на отмели и, соскабливая пленку соли, рисуем на гальке крестики и кружочки.
По берегу проходят люди, и у них тоже такой вид, будто они что-то ищут. Оглядываясь, они идут размеренным шагом, потом у моря приседают на корточки. Воздух все время дрожит, словно в нем живет голос Найи Найи. Если хорошенько прислушаться, то понимаешь, что воздух населен. Лица не видно, но слышен голос, и чувствуется взгляд, который постоянно на вас давит, взгляд из бесконечности.
В глубинах пространства, очень далеко в черной пустоте бесконечно парит окруженный сиянием взгляд, устремленный на все сущее на этой земле. Он наблюдает, оценивает. Тому, кто чувствует на себе этот взгляд, не бывает одиноко. Он следует за вами, куда бы вы ни шли. Можно погрузиться под землю, или забиться в тень в закрытой бетонной клетке, или отправиться в путешествие по железной дороге. Порой о нем забываешь, вдруг совершенно неожиданно вздрагиваешь, ощутив этот взгляд кожей.
Везде вы на виду. Всюду вас преследует настойчивый взгляд. Может, именно он направляет вас, вселяет в вас жизнь. Вы поднимаетесь, опускаетесь, сворачиваете направо, шагаете по улицам и при этом знаете, что постоянно кто-то на вас смотрит и на свой лад думает о вас. И это хорошо.
Черный «опель» Камоа быстро катит по окружной шестиполосной дороге. Светящийся взгляд, ни на секунду не отступая, следует за ним. Именно этот взгляд дает яркие отблески на капоте машины и рисует радуги на ветровом [221] стекле. Слегка повернув ручку радиоприемника, ты слышишь гнусавый голос: «Прокол Харум» исполняют "Juicy John Pink", а группа «Краудо» — "Wild Thing".
Голос по радио слышен не очень отчетливо, его заглушает другой, обитающий в воздухе. Он раздается изнутри, его речь бессвязна и похожа на гудение осиного гнезда.
Светящийся взор следит за черным «опелем» до большого помоста сбоку от дороги, где располагается какая-то постройка, на желтом фоне которой гигантскими черными буквами выведено:
АЖИП
Мы выходим из машины и направляемся к освещенному солнцем помосту. Подходит человек в желтой спецовке, запускает насос, и в бак «опеля» льется бензин. День как день, да и место не ахти какое, и все же взгляд Найи Найи направлен на нас, она внимательно за нами наблюдает. Она говорит ничего не значащие вещи, но при этом ее слова нельзя забыть, они словно написаны пером.
— Ну вот.
— Как дела?
— Ничего.
— Сколько?
— Спасибо.
Как будто на небе множество ушей, вбирающих малейший звук, доносящийся с земли.
По бетонному помосту струится свет. Кто-то устроился в тени у крытого входа, кто-то, положив в автомат монету, пьет из горлышка кока-колу. Под навесом сваленные в кучу шины, автомобили без моторов, моторы без автомобилей.
Свет проникает всюду, он высветляет пятна отработанной смазки, дробит тьму. Именно здесь сегодня ты сразу узнаешь все, что тебе положено знать. Довольный, ты стоишь на бетонном настиле недалеко от «опеля». Разумеется, до Найи Найи еще идти и идти. Прячась в свету, она молча на тебя глядит. Она ничем тебе не помогает. Никто не должен никому помогать. Просто она бросает свой бесконечный взгляд, которым зажигает лампу, дающую свет и тепло. В туалете при гараже какая-то женщина пишет свое имя шариковым карандашом на белой стене. Она старательно выводит каждую букву. Когда женщина уходит, на белой стене сверкает черными буквами ее имя:
[222]
ЛИЛИБЕЛ
Потом Найя Найя появляется в ореоле света, блистающем вдали над дорогой, именно к нему мы и направляемся. Но сколько «опель» ни едет, свет остается вдали — можно было бы несколько раз объехать землю, так к нему и не приблизившись.
Жители заброшенных островов выскакивают на улицу, на студеный ветер, потому что над айсбергами появилось лицо Найи Найи. Ни о чем не думая, они долго не сводят глаз с большого розового мерцающего лица. Нам здесь тоже хотелось бы последовать их примеру, но мы лишь без толку вглядываемся в небо, мы ничего не видим. Лишь когда на востоке брезжит свет, мы вздрагиваем, чувствуя на своих лицах взгляд, словно прикосновение крыльев бабочки.
