Валерий Кормилицын - На фига попу гармонь...
Подергав щекой со шрамом, Колян выбросил вперед кулак, метя в горло, но угодил в богатырскую грудь, уловив краем уха сдавленное: «е-е-е» из сплетения пыхтящих у его ног тел.
«Как Покемона плющит…» – пропустил он удар и сам врезал ногой, между делом отметив, что из кучи-малы идет слабый сигнал: «к-э-э-э…» и слышится собачье гавканье.
Джинн-Толик в это время заламывал Коляну руку, для разнообразия стуча коленкой по его животу.
Склонившись к копошащимся телам, любопытный Колян услышал: «л-э-э-э…» – и с наслаждением опустил каблук на верхнюю часть ступни татуированного придурка, подумав при этом, что «О» и «К» – это, видать – «Офигенный Козел».
Раскрыв рот в форме буквы «О», Джинн-Толик завопил и, почувствовав толчок стриженой башкой в область грудной клетки, присоединился к общей массе тел, расслышав откуда-то снизу выстраданное: «м-э-э-э».
Перекрестившись, Колян с разбега бросился в кучу-малу, нанеся этим последний штрих в картину Репина «Свальный грех по-шалопутовски», услышав при падении хрипло-сипящее: «н-э-э-э» и подумав про Покемона, что он явно уже не мужик…
Пустая канистра на двадцать литров, сама того не ведая, соприкоснувшись с головой джиповского водилы, кроме ужасного гула, произвела еще один эффект – загнула ему извилину, и, вдосталь набегавшись от партизанского комбайна, он догадался забраться в «Кировец», куда следом за ним заскочили и братки.
Будто железные гладиаторы, сшибались трактор с комбайном, двигаясь постепенно в сторону деревни, где получивший задание гоблин сосредоточенно гонялся за собачим насильником, а Барабас – за гоблином.
– Шо-o таке? Уроды! Какого хрена технику гробите? – свалив наконец «мамкиного» телохранителя и заламывая ему руку, хрипел участковый, но, ясное дело, его никто не слышал.
Следом за сельскохозяйственной в деревню ворвалась, вернее, вползла, бывшая легковая.
«Запорожец» на спущенных колесах со скоростью усталой черепахи преследовал БМВ, несшийся чуть быстрее безногого крокодила.
У дома деда Пашки враги скучковались, и во время сражения чья-то подлая рука метнула гранату, которая точно угодила в сортирный резервуар. Раздался глухой взрыв, и выбежавший во двор дедок с ужасом увидел, как гениальное создание Джинна-Толика, за которое дед Пашка хотел выдвинуть его на Нобелевскую премию, заполняется чем-то маслянистым и черным.
– Что такое? Что такое? – суетился он, с содроганием прикидывая, как жить дальше.
А за забором кипел рукопашный бой.
– Мо-о-чи! Мо-о-чи-и его-о! – раздавались с улицы крики сражающихся.
Подоспевший Барабас, с помощью направлявшегося в шоп, но так и не попавшего туда Мишани, принялся внедрять общественную нравственность на подведомственной территории. Потирая ушибленные бока и разбитые носы, нарушители правопорядка постепенно становились пацифистами, о чем и сообщил своему бывшему командиру Мишаня.
– Отставить выражаться! – одернул подчиненного прапорщицкий лейтенант.
– Това-а-рищ участковый, – умело проводил партийную линию Пшенин, скромно прикрывая ладонью подбитый глаз, – это просто классовый обмен мнениями…
«Со школы, что ли, непонятки между пацанами?» – почесал кулак о кулак радетель нравственности и гуманизма.
– А технику чего гробите? – указал на комбайн и трактор.
– Не гробим, а перегоняем к дому кулака и мироеда Кошмарова.
«Ну если Кошмарова, то пусть хоть вообще ее расшибут», – успокоился Барабас, пока Мишаня, со словами «Ну ты, крутой, как чефир в бутылке», заканчивал катавасию, добивая несгибаемого Коляна.
Окончательно остановил побоище душераздирающий вопль шалопутовского «голубя мира» – деда Пашки, идущий из самой глубины исстрадавшегося его организма.
– Бли-и-и-н! Да кто же мне котлован-то загадил?
Вся гоп-компания ломанула к нему во двор, попутно сметя Покемоном забор. Дон Чезаре, как самый продвинутый, сунул палец в маслянистую жидкость, затем понюхал его, потом в задумчивости лизнул и потрясенно прошептал:
– Не-е-фть!!! Клянусь святым партбилетом Пречистой Девы Марии!..
«Нефть, нефть, а того-сего куды стану? – по-простецки анализировал «ситуэйшн» пожилой нефтяник. – Ходить или не ходить?! Вот в чем вопрос», – задумался сморщенный Гамлет.
– Кастрате! Импотенто! – отчего-то разозлился на старика дон Чезаре.
– А вы что мне мозги компостировали? – рыкнул на двух членов «Опиумного кругляшка».
Джонни-Дорофей в ответ покрутил предполагаемым хвостом, а Джинн-Толик, не обращая на шефа внимания, похлопал деда по плечу и произнес:
– Теперь ты мультимиллионер…
– Какой еще мультипионег? – переспросил дед Пашка.
Вышедший на крыльцо внучек восторженно переводил взгляд с наполненной нефтью ямы на своего садистического дедушку.
– Дедуля, если хочешь, можешь меня поколотить… – великодушно предложил он.
– Золото – и в грязи золото! – глубокомысленно произнес Колян.
– Не было бы счастья, да несчастье помогло!.. Дед! Продай халабудку? – подошел к вопросу с практической точки зрения дипломированный специалист Вован.
Третьего их друга, Покемона, чего-то заклинило, и он без конца произносил: – Е-к… е-к… е-к…
– Вы че безобразию нарушаете? – строго оглядел пеструю компашку Карп Барабас. – А кого штрахануть за экологическое преступление?.. Смотрите, сколько «добра» на поверхность всплыло…
Услыхав про «добро», дедок не выдержал и, ляпнув:
– Пойду гигиену делать, – рванул в щелястый свой, переполненный «добром» сортир.
«Кончилась наша спокойная жизнь… – загрустил Мишаня. – А все из-за этих «геологов»!» – не очень доброжелательно оглядел человека-пса и его татуированного товарища.
Увидев во дворе деда Пашки компанию, из домов, по привычке к коллективизму, стали вылазить мужики – а вдруг нальют?
Оглушительно завизжав тормозами, у дома остановился милицейский уазик, из которого задом наперед вылез следак.
У русского последователя Педро-Головни, улицезревшего прокурорского работника, некстати прорезалась «л».
– Что за шум, а драки нету? – пошутило «государево око», но увидев подбитый коляновский глаз на фоне поруганной окружающей среды, в задумчивости замолчало.
К местным мужикам из села Гадюкино подтянулось подкрепление в лице излеченного йети и его врачей.
– А вот и гуманоид явился, – Мишаня с интересом глянул на цветущего, удачно загнавшего парашют Евсея.
«Это у меня от забот гемогоид появился», – вздохнул дед Пашка, выбираясь из переполненного «офиса».
– Не вздыхай, дедушка, а возьми меня дилером, и мы мигом эту грязь продадим, – положил ручищу на худое старческое плечо Джинн-Толик, – и я тогда заместо «О» и «К» выколю на груди «Д» и «П», что будет означать – «Дед Пашка».
«Ишь ты, перевертыш… Из «Опиумного кругляшка» хочет слинять, нового босса ищет…» – сверкнул глазами дон Чезаре и застыл, потому что на голову ему упало не какое-то там червивое яблочко, как Ньютону, или, как там его, а целое бревно с ленинского субботника, которое не удержали-таки Владимир Ильич и их с Пшениным предки.
– Э-э-в-в-ри-ка-а! – прошептал он, пронзенный до самых ягодиц острой мыслью.
«Если здесь есть нефть, то должна она быть и во дворе у Пшенина… Который срочно надо покупать… тысяч за сто… баксов…»
«То шоу-мяу, то и вовсе отмочил – дил-л-лег какой-то… Кем он ко мне набивается?..» – не мог сообразить дед Пашка, потому как на него ничего не упало.
– Я тут гармони привез, – откашлявшись, сообщил прокурорский работник. – Одну – Морозовым, а другую…
– Мне! – обрадованно подскочил дядька Кузьма.
– Сначала мандат неси, чтоб личность опознать, – остудил его пыл Барабас. – А я пойду протокол об изъятии оружия дописывать, – глядя на следака, сделал вид, что разговаривает сам с собой, – изредка же надо общаться с приятными людьми.
– Что за оружие? – враз дернулся следак. – У кого изъяли? – разволновавшись, вернул гармонь дядьке Кузьме без мандата, но все-таки заставил расписаться.
Дед Пашка, сладостно морщась, уже обнимал свой ненаглядный инструмент, на минуту забыв об экстремальных переживаниях.
– Да оружие – пустяки, – вяло отмахнулся от назойливого микробного советника юстиции участковый, – я ту-у-т с у-y-тра-а и шпио-о-онов задержа-а-ал… Генералы приезжали руку жа-а-ать, – зевнул он. – Так, служим помаленьку.
– Ври, да не завирайся! – не поверило «государево око».
– Завтра газетки почитайте, – дал ему совет Барабас. – Так что… не до самогонщиков мне теперь… – уходя, обронил судьбоносную для местных мужиков фразу.
Растянув меха, дядька Кузьма, подмигинув однополчанам, сымпровизировал:
– Ты скажи-и, ты скажи-и, че те надо, че надо-о; может, дам, может, дам, че ты хо-о-ошь… – задергал головой в сторону леса.
Народ понял его правильно, даже дед Пашка со своим «геморроидом». В задумчивости находился лишь Филимон, которому в пылу битвы кто-то впечатал по спине, и там кленовым листом расцвел флаг Канады.
