Александр Закладной - Там, где наши сердца
Я так и сделал. Расслабился и стал представлять, что я внутри пустой. Но сосредоточиться на этом никак не получалось – в голову лезли посторонние мысли о возвращении в Москву. Кто-то мне сказал, что в Дагестане война с чеченцами началась и Ельцин опять нового премьер-министра назначил, Виктора Путина. Никогда про такого не слышал. И про войну не слышал – телевизор-то я уже месяц не смотрел.
Тут я снова вспомнил про хрустальный сосуд. Для того чтобы избавиться от посторонних мыслей, я стал дышать по особой методике – вдох, потом задержка дыхания на пять секунд и выдох, – но все равно ничего не получалось. К тому же снова начал мяукать котенок.
– Отстань, – сказал я.
Тэла со Змеем все не возвращались, и мне стало скучно. Из-за полуразрушенного забора выглядывали четыре мужские головы, которые принадлежали, по всей видимости, местным алкоголикам. Головы спорили между собой и, по счастью, на меня внимания не обращали.
– Пойми, Михалыч, – убеждал один другого. – Зинка нас пустит. Возьмем закуски и пойдем.
– А моя? – боязливо спросил второй.
– А твоя об этом не узнает, – вмешался третий. – Все путем, Санек.
Котенок стал кусать меня за ногу.
– Как ты мне надоел, – вздохнул я и вдруг вспомнил, что в комнате остался недоеденный мной утром кусок колбасы. Вернувшись в дом, я разрезал колбасу на маленькие кусочки и положил их на газету с предвыборными лозунгами, которую вчера нам дали на улице. Тогда я не обратил на нее внимания, а сейчас заинтересовался. Судя по серпу и молоту в правом углу, газета поддерживала какого-то украинского коммуниста. Немного ниже я прочел его фамилию – Симоненко.
Мне казалось, что все политики, а тем более коммунисты, всегда врут, поэтому я не стал читать дальше, но уже выйдя во двор, наткнулся глазами на такие слова:
«Наш товарищ и друг Геннадий Андреевич Зюганов всецело поддерживает трудящихся Украины и горячо, как и мы здесь, борется с антинародным режимом своей страны. По его словам, назначение Владимира Путина (ага, значит Владимира, а не Виктора!) новым премьером только усугубило ситуацию в России, так как Путин, являясь худшим изданием Степашина, ни на йоту не поменял антинародный курс правительства, приводящий лишь к геноциду нации».
– Чушь какая-то, – сказал я самому себе. – Почему антинародный? Мне Степашин очень нравится.
Котенок, почувствовав запах колбасы, начал прыгать возле моих ног.
– Ешь, – добродушно произнес я.
Он с жадностью набросился на еду, а я набрал в консервированную банку воды и поставил перед ним. Съев всю колбасу и немного полакав воду, котенок зевнул и, не обращая на меня больше никакого внимания, неторопливо ушел.
– Вот ты какой! – сердито сказал я. – Ну и иди отсюда!
Один из заголовков валяющейся на земле газеты гласил: «Соединенные Штаты Америки – наш главный враг». Я хмыкнул, сразу вспомнив тот единственный случай, когда я видел Андрея взбешенным.
Месяца полтора назад, еще до знакомства с Аней, мы с ним оказались в обществе двух американцев. Оля, девушка Глеба, училась на переводчика с английского языка, постоянно бравировала этим и любила вставлять в свою речь английские слова. И как-то раз – у нее как раз была летняя практика – пригласила нас с Андреем в ночной клуб, сказав, что там будут два молодых американца, приехавшие в Одессу по какому-то договору между их институтами.
Я, кстати, зная его нелюбовь к Америке, до сих пор удивляюсь, почему он согласился. Хотя, может быть, именно поэтому.
Из компании Ольги – а там в основном были ее однокурсники – мы никого, кроме Глеба, не знали и поэтому скучали. Не знаю, как Андрей, но я уж точно.
Андрей же молча пил водку, но на протяжении всего вечера не отрывал тяжелого взгляда от американцев. Одного из них звали Джон, второго – Джеральд, «два джей», как сказала Оля при знакомстве. Мне, впрочем, они понравились, особенно Джон – он знал русский язык и все время шутил.
Как начался тот разговор, я не помню. Помню, что Андрей начал беспокойно ерзать на стуле и прикуривать одну сигарету от другой.
Джон рассказывал про съемки фильма «Спасение рядового Райана», на котором работала гримером его родственница. Фильм был о Второй мировой войне, о высадке американцев во Франции, и, рассказывая об этом, Джон произнес:
– Если бы не Соединенные Штаты, Европа не устояла бы перед фашизмом.
Андрей с грохотам стукнул рюмкой по столу, расплескав водку по скатерти.
– Да что ты говоришь?! – совсем по-змеиному прошипел он. – Соединенные Штаты?
Джон, улыбаясь, кивнул.
– Конечно, вы, русские, тоже воевали с Германией, но ведь основной вклад, главную победу осуществили мы – это бесспорно.
Тут-то все и произошло.
Андрей, в одно мгновение ставший багровым, вскочил со стула и, подбежав к Джону, начал трясти его.
– Главную победу, говоришь?!! – брызгая слюной, орал он. – На твою конченую Америку не упало ни одной бомбы, а у нас полстраны лежало в руинах! У меня оба деда на войне погибли, и оба уже в самом конце, потому что вы, суки, вовремя второй фронт не открыли! Я тебе покажу, козел, сорок пятый год!
Глеб стал успокаивать Андрея, но тот, приговаривая «главную победу, говоришь», попытался ударить американца. Все же нам с Глебом удалось вытащить его на улицу, и он еще долго орал там, глядя на нас бешеными глазами.
Вообще он, как и все вспыльчивые люди, быстро отходил, но такой истерики я ни до этого, ни после никогда у него видел. В самом деле, это, наверное, какая-то болезнь – при упоминании о Америке Андрей просто выходил из себя. Интересно, отчего это?
На тропинке показалась долговязая фигура Змея. Тэлы не было.
– Все, Шольц, завтра вернемся в Одессу, – сказал он, бросив свой рюкзак возле меня.
– Хорошо. А где Тэла?
Змей зевнул:
– Она сейчас придет. Сегодня в клубе вроде бы какая-то дискотека будет. Тэла хочет пойти.
– В каком клубе? – спросил я.
– В сельском.
Я поморщился. Про дискотеки в селах мне еще в Москве рассказывали. Все напиваются самогонки, а потом бьют городских. Словно прочитав мои мысли, Змей сказал:
– Да все нормально. Я к бабке часто езжу, всех знаю. Никаких проблем не будет.
Но я все равно остался при своем мнении.
Тэла пришла только к вечеру, когда мы со Змеем начали восьмую партию в клабар. Разложив на скамейке куски хлеба, мы щедро положили на него огромные шматы сала, которые заготовила бабушка Змея, и стали запивать все это пивом, купленным Машей. Наевшись, я настроился на благодушный лад.
Тэла закурила сигарету и, затягиваясь, сказала:
– Дети здесь какие-то дебильные. Имбецилы.
– Ха! – засмеялся Змей. – Имбецилы. Ты с ними общий язык наверняка нашла.
– Дурак, – сказала Тэла, поджав губы.
– Почему имбецилы? – с любопытством спросил я.
Тэла пожала плечами.
– Привязали мертвого котенка к какой-то веревке и играются. Котенка, видно, убили недавно, вся шерсть еще в крови, да они и сами все кровью измазаны. Зато довольны, как слоны.
Похолодев, я спросил упавшим голосом:
– Котенок полосатый был, серенький?
– Угу, – сказала Маша, глядя на свои ногти. – Серенький.
Я закусил губу. В груди появилось очень злое чувство, и мне захотелось схватить каждого из этих больных детей и бить до тех пор, пока они хоть что-то не поймут. Рука сама по себе сжалась в кулак, но самое ужасное было то, что я ничего не мог сделать. Маленького котенка все равно уже никто не сможет оживить.
Я отвернулся от Змея и Тэлы и часто задышал. Мне не хотелось плакать – мне хотелось выть. Выть как волк.
– Что такое, Шольц? – спросил Змей, заметив мое состояние. – Тоже хочешь поиграться с имбецилами?
– Да заткнись ты! – заорал я. – Что здесь смешного?! Они его убили, а я днем его кормил.
Змей отступил на шаг и пробормотал:
– Чего кричишь? Я, что ли, твоего кота убил?
Я психанул и зашел в дом. Тэла и Змей недоуменно проводили меня глазами.
Через несколько часов стемнело. Змей разжег костер из сухих веток и начал играть на гитаре. Я вышел во двор. Банка с водой и газета, с которой ел несчастный котенок, теперь жгли мне глаза. Я скомкал газету и выкинул ее за забор; затем поднял банку и, размахнувшись, бросил ее за яблоню. Больше мне ничего не напоминало про котенка, но легче не стало.
– Мы уже уходим, – сказала Тэла. – Идешь с нами в клуб?
Я подумал и буркнул:
– Иду.
Примерно через полчаса мы подошли к серому двухэтажному зданию, на фасаде которого был вылеплен советский герб.
– Проходите, – сказал Змей. – На второй этаж и направо.
Тэла, помахивая сорванным где-то цветком, стала подниматься по обшарпанной лестнице. Я плелся следом и два раза чуть не споткнулся. В конце концов мы оказались в средних размеров зале, увешанном постерами из журнала «Cool». В углу стоял обычный русский двухкассетник и подключенные к нему две колонки.
– Это что, и есть дискотека? – спросил я у Змея, не сумев сдержать улыбки.
