Валери Тонг Куонг - Простишь – не простишь
Поздно вечером мы с Густаво пробирались по территории закрытой уже больницы. Неслышно вошли на цыпочках, будто воры, крадучись поднялись по лестнице, поскреблись в дверь палаты.
– Кто там? – спросил слабенький голосок.
Услышав его, я затрепетала от счастья.
– Сюрприз! – Сократ заглянул внутрь. – Я же тебе обещал. Только это секрет, мы договорились, помнишь?
– Да, – прошептал Мило.
Густаво отошел, пропустил меня.
Любимый мой мальчик! Я не видела тебя целую вечность: годы, столетия…
Мило широко раскрыл глаза от изумления, залепетал, заикаясь:
– Ма… Ма… Ма… Марго!
Не знаю, кто из нас двоих, нет, троих, был больше взволнован и рад.
– Вот, дружок, принес тебе запас горючего, – пошутил Сократ. – Расходуй его с умом, понемногу.
Мило улыбнулся, выпрямился, протянул ко мне руки. Я бросилась к нему, хотела обнять, но Густаво со смехом остановил меня:
– С этого юноши довольно травм! Не покалечь его снова.
Я отпрянула, будто меня ударили.
– Мило, голубчик, прости! Из-за меня ты попал в эту передрягу, так намучился, так устал…
Он решительно покачал головой: «Нет! Нет! Ты не виновата!»
Сократ был в восторге:
– Мгновенный терапевтический эффект! До сих пор Мило не мог повернуть голову ни вправо, ни влево. Руки у него почти не двигались. Маргерит, ты лучшее лекарство! Но мы на этом не остановимся. Кто за то, чтобы отправиться в путешествие? Прогуляемся, а?
Он исчез и через мгновение вернулся с изящной инвалидной коляской. Мы с Мило все-таки обнялись и не могли оторваться друг от друга.
– Карета подана, мсье!
Густаво говорил с мягким бразильским акцентом, из него получился комичный и трогательный слуга. Он осторожно усадил Мило в коляску, тщательно укрыл одеялами, заботливо обмотал своим шарфом худую хрупкую шейку.
По коридору прошла медсестра с тележкой. Она заговорщицки нам подмигнула. Мы спустились на грузовом лифте.
– Полезно подышать свежим воздухом, – с важностью сообщил Сократ.
Он повез коляску, я схватила моего мальчика за руку, крепко сжала ее. Мило повернулся ко мне и лучезарно улыбнулся.
В тот вечер мы всего лишь объехали вокруг корпуса. Вдыхали ночную свежесть, любовались звездами и деревьями. Слушали странный шорох и хруст, как когда-то летом в саду, куда мы вот так же пробирались тайком.
В дальнейшем, если было не слишком холодно, наши прогулки удлинялись. Мы углублялись в парк. Мило гладил кору вязов, я гладила его по голове.
Там, под звездным небом я рассказала, что всех обманывала, что никакой я не археолог и нет у меня высшего образования. Объяснила, что мне и самой было стыдно, но я не могла остановиться, не знала как. Поэтому и отвлекла его от занятий, поэтому и случилась беда. Обещала, что все ему потом объясню, отвечу на все вопросы.
Он слушал меня внимательно, сосредоточенно.
Помнишь нашу игру?
Простишь – не простишь.
После каждой прогулки Сократ нас фотографировал и помещал фотографии в «Твиттер». День, когда Мило пошел сам. День, когда он правильно взял вилку. День, когда он поплыл в бассейне. День, когда он играл в мяч. Успехи неуклонно множились. Мило засыпал раскрасневшийся, счастливый. Я целовала его тысячу раз. Густаво сравнивал фотографии с предыдущими и шутил, потом объявлял, что пора прощаться:
– Всем спать! Уже поздно.
Я вновь жила у него.
Мы не говорили о будущем, не строили планы. Нас занимал лишь Мило и его нынешнее состояние. Иногда Сократ сообщал мне новости:
– Селеста на седьмом небе от счастья, ведь Мило гораздо лучше. Жанна сегодня пообещала, что непременно тебя найдет. Похоже, они с ног сбились, разыскивая пропавшую Марго. Мне было неловко ее обманывать. Мило тоже смутился, но тайны не выдал. Мужественно промолчал.
– Вот видишь, сколько со мной возни!
– Ничего. Мы покончим с ложью. Готовься, скоро твой выход. Раньше Мило было легче. Он знал, что ты незваная гостья, и защищал тебя, а теперь…
– Незваная, он совершенно прав.
– Ничего подобного! Меняются люди, и меняются обстоятельства. Кардинально. Внимание, внимание! Кто-то клялся, что больше не врет и не будет врать. А сейчас мы все трое врем и не краснеем. Ты нас топишь, утягиваешь за собой на дно!
– Пожалуйста, дай мне еще денек!
Хоть денек побыть счастливой, Густаво! Я боюсь, что все растает как сон, и меня опять выбросят в жестокий безжалостный внешний мир. Позволь не просыпаться, пить с тобой кайпиринью, слушать Сеу Жоржи[10] и «Os Mutantes»[11], наслаждаться твоими ласками, восхищаться твоей добротой, смеяться вместе с тобой. Так хорошо тайно гулять по ночам в больничном парке! Если небо ясное – показывать Мило созвездия, а если затянуто облаками – выискивать таинственные зловещие тени и нарочно пугать друг друга.
Не волнуйся, меня скоро призовут к ответу. Заставят исчезнуть, сказать последнее прости.
Утром запел мобильный, подаренный Сократом. Кроме него, этот номер никто не знал, так что я ответила.
– Маргерит, срочно приезжай в больницу. Я вызову тебе такси.
– Как? Прямо сейчас?
– Впервые за долгое время они собрались все вместе: Селеста, Жанна и Лино. Это знак свыше. Твой выход, Марго! Мужайся. Мило заслужил, поверь. Не можешь ради себя, сделай ради него.
– Они спустят меня с лестницы. И тебя привлекут к ответственности за то, что тайно пускал меня к своему пациенту.
– Обо мне не беспокойся, я уже большой мальчик. И тебе не привыкать к ссылкам. Пожалуйста, Марго, приезжай! На худой конец, они съедят друг друга. Разве я не прав? Лучше предстать перед всеми сразу. Поверь! И Мило успокоится. Ему нечего будет скрывать. По-моему, своими успехами он во многом обязан тебе. Им придется это признать и поблагодарить тебя.
Напоследок я блаженно раскинулась на постели и с жадностью вдохнула аромат его подушки. Поднялась со вздохом. Надела клетчатое красно-белое платье.
Сократ встретил меня внизу. Мы вместе поднялись на лифте. Дошли до дверей палаты. Мне так не хотелось входить! Так не хотелось их видеть! Особенно Лино. Особенно маму. Я захватила зеленый блокнотик с фотографиями отца. Лучше отдам ей. Это ее, а не моя история.
– Смелее, – прошептал Густаво. – Входи, не стесняйся.
Я вошла. Лино прислонился к стене, глядя на сына. Селеста и Жанна сидели у изголовья.
– Маргерит! – обрадовался Мило. – Маргерит!
Все трое обернулись как громом пораженные. Мама выронила книгу. Селеста бросилась ко мне, обняла, принялась целовать.
– Марго, сестренка моя, любимая, дорогая! Ты пришла, ты здесь! Спасибо тебе, спасибо, спасибо!
От неожиданности я позабыла все слова. В голове – полнейшая пустота. Стояла, разинув рот. Чудеса, да и только!
Подошла мама, взяла меня за руку. Селеста не выпускала из объятий – вот-вот задушит…
– Маргерит, – прошептала Жанна.
Она повторяла мое имя, не зная, что еще сказать. Дрожала с головы до ног. Впервые в жизни она искренне обрадовалась при виде меня. В ее глазах я заметила выражение, которого не чаяла увидеть. О котором всегда мечтала. Не раздражение, не презрение, не холодную ярость, а тихий свет приязни. Может быть, это еще не любовь, но уже не антипатия.
Мы долго стояли причудливым скульптурным ансамблем.
Я ловила воздух ртом.
Задыхалась.
Оглушенная, опустошенная.
Мило безмятежно улыбался.
Сократ посмеивался.
Лино застыл распятием на стене.
Неужели это все наяву? Неужели такое возможно?
Теперь мы будем жить долго и счастливо, да?
Простишь – не простишь?
Кто водит?
Пришла симпатичная физиотерапевт.
– Простите, что помешала. Мило пора на процедуры.
Она хотела помочь ему встать, но он поднялся сам, обвел нас торжествующим взглядом и вышел в коридор без посторонней помощи.
– Селеста, я должна тебе признаться…
– Не сейчас, Марго, после. Нам некуда спешить. Раньше мы торопились, хотели поскорей тебя найти. А теперь ты с нами, значит, все в порядке.
Она еще раз меня поцеловала.
– Густаво, – предупредила я. – Сегодня я не приду к тебе ночевать.
– И отлично! – воскликнул он.
Мы расхохотались.
Я вышла из палаты, чтобы вымыть руки. В коридоре меня догнал Лино. Прежде он ни слова не промолвил, а теперь забормотал:
– Прости меня, Маргерит. Я должен был попросить прощения тринадцать лет назад… Все эти годы не мог смотреть тебе в глаза, гнил заживо, лгал, боялся… Прости, если сможешь. Я не в силах это исправить… Прости!
Он ушел, бегом спустился по лестнице. Меня била дрожь.
Мы не стали торопиться, послушались Селесту. Но со временем они с Жанной мне все рассказали: о заблуждениях, потрясениях, открытиях и поисках истины. Я тоже перестала их обманывать. Нам удалось собрать недостающие кусочки мозаики, сложить полную картину нашей жизни. Со всеми ошибками, травмами, горестями и надеждами.
Отца у меня как не было, так и нет. Зато появилась мама. Чудеса случаются. Процесс примирения болезненный, долгий. Однако, как говорит Густаво Сократ, при заживлении помогает лишь терпение. И мне, и маме, и сестре стоит прислушаться к совету доктора.
