Тимур Зульфикаров - 33 новеллы о любви
И Тимофей-Измигул заблудший дервиш Азьи был в широком дехканском черном бухарском чапане и в белой кисейной чалме, а на ногах у него были войлочные псковские валенки…
И весёлая искромётная метель наполняла надувала рукава раздольного чапана и сам чапан и лезла в валенки…
И Тимофей простирал расставлял руки, налитые летучим ветром, и как распятый огромный тяжкий ворон суздальский парил перелетал с холма на холм и не ломал ноги, ибо скользил по пуховому богатому снегу…
…Ой Господь!.. Летать по холмам хорошо светло в ночь Сочельника, а скоро Святое Христово Рождество!..
О…
То ли ветер, то ли метель, то ли сам Господь переносил переставлял его летучего с холма на холм, с холма на холм…
…О Господь!..
В Твоих холомах русских вьюжных витать летать светло хорошо!..
И метель слепая шумная бездомная густая как сметана костромская несет меня Тимофея-Измигула с одного переславльского жемчужного перламутрового снежного сыпучего холма на другой холм…
О!.. О!.. Ой!..
Господь я заблудился!..
Тут где-то есть деревня Тотьма-Пух и старинное Едрово-Голь-Больсело…
И там озеро Едрово где уж трется нерестится задыхается уже налим подледный святой…
О!.. Где оно?..
И летит скользит по метельным крутым холмам кругам Тимофей-Измигул последний Руси скомрах цыган калика странник изгнанник дервиш Азьи дальной…
…О Господь пожалей помилуй укроти метель Свою!..
Я ведь зад свой нищий костлявый гладный хладный сотру измну кочуя витая упадая от холма к холму…
Уйююю… Как спасусь?..
И тут Господь словно услышал жалобу мою…
И стала утихла метель и я стал опустился на каком-то безымянном сыпучем холме устав летать…
И ушли тучи-снега и вышли высыпали в небеса тихие ясные Плеяды Стожары Волосожары
И враз нощь стала звездиста огниста а не метельна
На Рождество Христово метель — пчелы хорошо роиться будут
Небо звездисто — урожай на горох
А коли звездисто и стожар горит — иди смело на медведя…
Так на Руси говорится!..
…И тут Тимофей сразу с холма увидел село Едрово-Голь в нощи ясной звездистой и в животе его голодном запело заурчало словно он богатого того будущего гороха набрался наелся в поле щедром…
И Тимофей пошел по свежему пуховому снегу к селу и там все избы темные непробудные колодезные стояли хотя Ночь Сочельника была но в избах омутно бездонно спали безбожники русичи беспамятные…
И Тимофей-Измигул сойдя с небес сойдя с летучих певучих холмов шел по селу Едрово ночному и содрогался шатался от тьмы этой и думал о Святой Сошественнице Таиннице Богородице что должна понести Дитя в такую ледовую пустынную ночь в такой Руси спящей замертво заживо…
И где Она Святая Роженица омоет Младенца? и где запеленает? и в какую избу темную спящую постучит чтоб обогреться?
И содрогнулся пошатнулся ужаснулся Тимофей-Измигул блаженный тьме аспидной египетской адовой безлюдной окрест себя
Господь прости меня, но зачем Богородице брести нести раждать уповать в такой Руси? в таких ледовых полях? в таких болезно сонных мертвых селах долах деревнях?
Господь зачем тут Сирота Спас?..
Господь прости мя…
Но не знаю, куда ведет святая Длань Твоя?..
Но такую нощь какая озарит Твоя вселенская заблудшая хрупкая Звезда? Свеча? а?..
…Но тут Тимофей-Измигул затаенно сокрушенно хищно увидел прорубь дымную на озере Едрово и у проруби-водокрещи-ледовой-купелицитадели был шаткий деревянный помост.
И подумал: Одна прорубь Крещенья грядущего на Руси дымит, не спит…
Но тут из проруби в дымах-парах на помост изшла явилась встала крутая раздольная жена и нагая пошла бросилась метнулась в нежный свежий сыпучий сухой снег и там лежала колыхалась билась каталась металась в снеговой пуховой необъятной постели, как раненый веселый тяжелый дебелый гладкий зверь.
А потом встала со снегов, потянулась, распустила дотоле собранные в узел волосы — и долгие льняные пьяные волосы сухо разошлись хлынули по её плечам и лишь сокрыли переспелые упалые долгие груди ея, а в молодости долгие власы её достигали и покрывали лоно и лядвеи ея… да!..
И она сухими власами сбивала сметала стирала снимала с себя снег и тихо покойно царственно раздольно роскошно дыша пошла босо наго в избу свою окраинную мимо Тимофея-Измигула и он не решился тронутькликнуть её, а она не заметила его…
Иль заметила учуяла но не откликнулась из-за необъятного одиночества своего…
Воистину!..
…Для русских вдов прорубь — брачная постель.
А неоглядный снег — мех нищих, шуба снежных горностаев, пока весна не обернет их талыми водами!..
И нет иных у бабы на Руси утех. Ей-ей!..
Но есть, есть вдовье пылкое мечтанье-сказка: Если на Рождество и на Крещенье омоешься в проруби — жди гостя залетного, дорогого ночного…
И она ждала…
И он явился…
И тут Тимофей-Измигул пошел за ней и она вошла в избу и он сразу увидел огонь в окраинной рухлой избе и постучал и ему открыла она — вдова Варвара-Фекла-Кутья…
Она блаженная гулливая блазнительная была и звали её в селе «Кутьей» ибо варила кутью на поминках в ночи Сочельника и в селе береглись сторонились боялись её и называли колдуньей козьей, потому что злой соседке своей Марфе старухе она наворожила, нагадала, напутала и у той коза кормилица одна враз пала…
Она в войне мужа и сына потеряла и с тех дней стала задумчивой дурной блаженной и купалась томилась в прорубях зимой и всякий день варила поминальную кутью и поминала убитых своих…
…О Русь уже и бабы жены твои сходят с ума от войн и крови Твоей…
Истинно!
И от кровавых вождей кровопийц безбожников Твоих слепых что хотят весь мир спалить да в крови утолить утопить! да!..
О Русь! иль только блаженные сумасшедшие юродивые Твои не спят в Святые Ночи Сочельника и Рождества! Истинно! да!..
О Русь!.. Берегись!..
В такую нощь, когда все спят, недреманные алчные хворые безбожные вожди начнут войну ту последнюю… да…
И никто не проснется в твоих домах избах…
Господь! не дай…
Но безбожники любят Последние Времена!.. Ибо безбожие — это ад!..
…И Тимофей-Измигул вошел в избу низкую никлую нищую и он молод был и от полетов лихих в холмах рдяны как вишни Владимира губы и щеки его были и млада курчава неистова как варзобский ночной водопад была его борода, какие уж редко родятся в Руси голодной, и глаза горели — один синий русский лазоревый, другой — черный азиатский вороний…
И он улыбался Варваре-Фекле-Кутье и она сказала:
— Ты Царь небесный! Ты Спас!.. Батюшко ты с небес на Русь спящую сошел в Святой Сочельник!
Но я ждала Тебя Иисусе!.. Я намылась в проруби Твоей…
Я сварила кутью Сочельника я напекла блинов с конопляным маслом я надела старинный материнский вологодский сарафан-кумачник ярый молитвенный малиновый, какой забыли на Руси моей, но я не забыла…
Тогда Тимофей перекрестился и сказал:
— Я странник Азьи и Руси…. Мать моя русская а отец таджик…. Имя мое на Руси Тимофей-Измигул юродивый блаженный! Слыхала?.. Я ищу могилы деда Владимира и бабки Раисы моих похороненных под
Новгородом…
Но боле я ищу святую могилу-юдоль Святого Блаженного Николая Псковского что спас от царя Иоанна Грозного от кованых ратей его от лютого избиенья град Псков!..
А ныне кто? какой юродивый какой заступник какой креститель Русь от избиенья погрома кровоядного упас? Нет такого…
Тогда Варвара сказала:
— Такая война прошла по Руси и такой тиран народоубийца Сталин душегуб лютич прошел погулял по Руси, что теперь и живых-то не сыщешь, а ты ищешь мёртвых…
Тогда Варвара-Фекла-Кутья хохотнула дико косо остро огнисто и сказала:
— Ты заблудший ц’ыган. Разноглазый бес!.. Ха-ха! Хвалился лошак родом племенем! А я приняла тебя за небесного царя!.. Русские бабы любят инородцев, принимая их за небесного царя! Гойда! Айда! А наши-то мужи все воины все ратники все заступники все в земле уповают зреют лежат ворожат не спешат…
А те, что живы, от смертного вина водки зелья слепого самогона лежат, как мертвые…
Тогда Варвара-вдова сказала:
— У Руси глаза были лазоревые васильковые голубые голубиные… Да
стали огненные погромные кровяные соколиные… Бросался сокол на чужих цыплят… Бросается Русь на чужие народы… И чьи перья кровавые летят?..
Тогда Тимофей-Измигул сказал:
— А еще в странствиях моих я ищу праздника веселья радости светлой на Руси а вижу пианство темное погромное всенародное повальное и насилье разгул гульбу охоту пагубу гон слепой тупой палачей-безбожников.
