Юкио МИСИМА - НЕСУЩИЕ КОНИ
Исао, как был с мечом, снова постучал к Саве:
— Что, проголодался? Сегодня вечером можно взять в лавке что-нибудь готовое. Ты что хочешь? — Сава, поднявшись, открыл дверь.
Исао, столкнувшись с ним лицом к лицу, спросил:
— Это правда? Наша школа как-то связана с Курахарой?
— Не пугай меня. Чего это ты с мечом? Ну, заходи.
Исао просчитал, что может не опасаться обнаружить своих истинных намерений, как бы настойчиво он ни расспрашивал. Если школа действительно получает помощь от Курахары, было бы неестественно, если бы он, наивный юноша, этим не возмущался бы.
Сава молчал.
— Скажите мне правду, — Исао поставил деревянный меч справа, дотронулся рукой до колена.
— Ну, а что ты будешь делать с правдой?
— Ничего.
— Если ты не собираешься чего-либо предпринять, не все ли тебе равно?
— Не все равно, если мой отец связан с такими ужасными людьми…
— А если он не имеет к ним никакого отношения, вы будете действовать?
— Дело не в этом, — Исао долбил свое. — Я хочу, чтобы и отец, и Курахара сохранили в этой истории свое лицо. Курахара как законченный негодяй.
— В таком случае, ты сможешь выглядеть достойно.
— Мне этого не нужно.
Исао явно противоречил сам себе.
— Сава, ну, это же подло — намекать. Я хочу знать, что происходит на самом деле. Прямо взглянуть правде в глаза.
— Зачем? Если ты узнаешь правду, что, твои убеждения изменятся? В таком случае они были не больше чем фантазии. От целей, которые так легко меняются, лучше отказаться. Я попытался лишь слегка поколебать тот мир, в который ты веришь. Если он даст трещины, то намерения сомнительны. Что будет с твердой мужской решимостью? Она у тебя есть? Если есть, скажи.
Исао снова не знал, что сказать. Сава не был похож на человека, который читает одни журналы с устными рассказами, теперь он наступал на Исао, стремясь заставить его выплюнуть горячий комок, буквально застрявший у юноши в горле. Исао чувствовал, как от возбуждения кровь прилила к щекам, он с трудом сдерживался. Потом проговорил:
— Я не двинусь с места, пока ты не скажешь правды.
— Даже так? — Сава немного помолчал. В надвигавшихся сумерках в крошечной комнатке сидел, скрестив ноги, сорокалетний мужчина в доставшихся от наставника старых, вытершихся на коленях фланелевых брюках, он так сгорбился, что рубашка цвета хаки на жирной спине выглядела как защищающие от стрел доспехи. В его облике теперь не было той внезапно вспыхнувшей резкости, он то ли раздумывал, то ли клевал носом.
Неожиданно Сава поднялся на ноги. Открыл стенной шкаф и начал там что-то искать. На этот раз он сел в официальной позе и положил перед собой короткий меч в простых деревянных ножнах. Вытащил его из ножен. Полутьму комнаты разорвал резкий мертвенно-белый блеск.
— Я сказал это, потому что хотел заставить тебя одуматься. Ты — главный наследник школы Сэйкэн. Отец действительно тебя очень любит.
Я-то ладно. Есть у меня и жена, и дети, но я к ним не привязан, да и они меня, считай, забыли. Я виноват только в том, что дожил до своих лет, хотя мог в любой момент выбрать смерть.
Я могу подать прошение о своем уходе из школы и заколоть Курахару — твоему отцу это не повредит. Отвечать буду только я. Я понимаю, что Курахара источник всех бед, даже если удастся убрать одного его, можно обезглавить тем самым политиков и дельцов, которыми он манипулирует. Во что бы то ни стало нужно убить Курахару. Я все продумал, так что предоставьте мне сделать это вот этим мечом.
Уступите мне только его. Если после того, как я его уничтожу, в стране не станет лучше, тогда вы, молодые, делайте что угодно.
И еще, если вы во что бы то ни стало хотите убить его сами, дайте и мне принять в этом участие. Я наверняка вам пригожусь. Только я могу убить его, не повредив репутации школы Сэйкэн. Прошу тебя. Открой мне свои планы.
Исао услышал всхлипывания. Он не мог больше допытываться по поводу Курахары. По всему поведению Савы: по тому, как он смотрел, как слушал, что говорил, видно было, что сам разговор Сава затеял, чтобы высказать свою настоятельную просьбу. Во всяком случае, теперь он оказался наступающей стороной.
Исао был в сильном замешательстве, но хотя бы перестал бояться того, что не сможет сдержаться. Теперь решать предстояло ему. Сава, склонив голову с редеющими на темени волосами, продолжал всхлипывать, и Исао имел возможность обдумать, как ему поступить.
В эти мгновения он, словно строя острую бамбуковую изгородь, которая перекроет синеющее небо, соотносил в уме преимущества и недостатки, выгоды и потери. Исао мог принять Саву в свою группу, мог и не принять. Мог открыть ему их цели, а мог добиваться своего, не открывая их. Мог сохранить чистоту и изящество, а мог их отбросить.
Принять Саву в свои ряды значило открыть ему их намерения. За это он мог потребовать от Савы открыть ему правду об отношениях между Курахарой и отцом. Идея обновления страны с этого момента уже не могла оставаться просто идеей, и, может быть, удастся, сдерживая как-то опасное нетерпение Савы, использовать его для общих целей.
Если Саву не принимать, то нет необходимости открывать ему свой план, а значит, не нужно добиваться от него неприглядной правды. Существует, однако, опасность, что Сава убьет Курахару раньше времени, тогда других станут строже охранять, и обновление захлебнется.
Исао пришел к трудно давшемуся выводу. Чтобы сохранить изящество, чистоту и справедливость своих поступков, следует позволить Саве самостоятельно убить Курахару. Но не следует в этом признаваться. Не следует показывать, что Курахару «уступили». Иначе получится, что он, Исао, сохранил чистоту, используя грязный прием. Все должно произойти естественно.
Принимая такое решение, Исао бессознательно уже ненавидел Саву.
Исао по-взрослому усмехнулся. Он снова задавал тон.
— Сава, да ладно. Я погорячился из-за ерунды, ты меня неправильно понял… Мои товарищи… да мы ничего и не замышляем. Только что собираемся, как члены общества по изучению истории Мэйдзи, и произносим громкие речи. Молодые, наверно, все такие. Так что ты напрасно переживаешь. Ну. Я пойду. Сегодня поужинаю у приятеля, сейчас прямо и пойду. Можно меня не кормить. — Исао не радовала перспектива унылого ужина вдвоем с Савой. Он поднялся, в сумерках лужицей блеснул лежащий на полу обнаженный меч. Сава не тронулся с места.
Исао собрался к Идзуцу. Он вдруг забеспокоился о том, как тот заботится о лилиях, когда-то полученных от Макико. И что с его лилией?
Чтобы лилию не выбросили в его отсутствие, Исао поставил вазу с цветком в книжный шкаф за стеклянные дверцы. Сначала он каждый день менял воду, но в последнее время стал об этом забывать и теперь устыдился своей лени. Открыл створки, вытащил несколько книг, заглянул. Лилия в темноте поникла.
Цветок, извлеченный на свет, выглядел как мумия. Стоит лишь коснуться пальцами, и коричневые лепестки, обратившись в порошок, отделятся от сохранившего остатки зелени стебля. Это уже не лилия, это — память о ней, ее тень, кокон, который покинула бессмертная, чарующая душа. Но благоухание по-прежнему напоминало о том, что в этом мире была лилия. Цветок хранил тепло летнего света, который лился на нее прежде.
Исао тихонько коснулся лепестков губами. Если ощутишь прикосновение, то все. Цветок осыплется. Губы и лилия должны встретиться так, как встречаются рассвет и гребень горы.
Юношеские, еще не касавшиеся других губ, губы Исао сосредоточились на мельчайших ощущениях и легонько тронули увядшие лепестки. Он подумал: «Вот основа, вот гарантия моей чистоты. Только здесь. Когда из-под моего меча брызнет моя кровь, лилия в утренней росе раскроет лепестки навстречу встающему солнцу и своим ароматом очистит запах крови. Довольно. Мне больше не о чем тревожиться».
22
Хонда сидел на одном из заседаний, посвященном международной обстановке, которые проходили раз в месяц, — сейчас, в июне слушали рассказ о революции в Сиаме. На эти собрания, которые устраивались по инициативе председателя суда, вначале из чувства долга ходили многие, но из-за загруженности работой число отсутствующих стало постепенно расти. На этот раз в небольшом зале выступал лектор со стороны — беседа шла в непринужденной обстановке.
Хонду привлекла тема: он вспомнил давнее знакомство с Паттанадидом и Кридсадой и, хотя связь с ними лет двадцать назад оборвалась, сейчас с интересом слушал рассказ главы зарубежного филиала одной торговой компании, который был свидетелем революционных событий.
Революция произошла мирно ясным утром двадцать четвертого июня, совершенно не замеченная жителями Бангкока. По реке Менам привычно сновали лодки и небольшие суденышки, ничто не изменилось на шумном утреннем базаре, как обычно, ужасно медленно двигались государственные службы.
