Александр Житинский - Фигня (сборник)
– Раздевайтесь, – приказал незнакомец. – Придется знакомиться. Платон Молочаев, диссидент.
Интерполовцы пожали Платону руку, назвав себя.
В пещере было темно. Платон зажег свечи, укрепленные в самодельном канделябре из козьих рогов, развел костер и повесил над ним одежду интерполовцев для просушки. Порывшись в дальнем углу пещеры, бросил Ивану и Вадиму козьи шкуры. Когда интерполовцы завернулись в них и уселись у очага, все трое стали напоминать племя троглодитов.
– Ну что? Надо бы за встречу… – промолвил Платон, извлекая на свет божий бутыль с коричневатой жидкостью и водружая на плоский камень, служивший ему столом. Рядом появились граненые стаканы.
Он разлил по полстакана.
– Вздрогнули! – произнес Платон короткий русский тост, и все мигом осушили стаканы.
– Значит, говорите, с Пересом боретесь? – Платон занюхал выпивку тыльной стороной ладони.
– Угу, с ним… – кивнули оба.
Они еще не знали, как себя вести. Кто перед ними? Сумасшедший? Беглый министр?
– Перес – гениальный человек! – воскликнул Платон, разливая по новой. – Ни за что не стал бы с вами пить, – признался он, чокаясь. – Как вспомню, как меня в Союзе мытарили… Но дело есть дело. Поехали!
Все поехали.
– Так о чем я говорю, – продолжал Молочаев, – Перес – гений, но на мне он обломился. Когда я свои три года за распространение антисоветчины отсидел, Перес прислал мне приглашение в Касальянку. Мой прадед здесь ошивался… Приехал я, Перес меня назначил заведовать Союзом писателей Касальянки… Я стишки пописывал. Тоже антисоветские. Посмотрел я, что здесь делается. Я же диссидент убежденный! В ситуации власть-народ я всегда встаю на сторону народа. Я понял, на чем играет Перес. Для народа он – отец-благодетель Яков Вениаминович, который распределяет блага и вроде бы из идейных соображений содержит общину добра и света. А для Европы он – дон Перес де Гуэйра, мафиози, содержатель кабаре и игорных домов. И знаете, на чем делает деньги?
– Знаем. На наркотиках, – кивнул Иван.
Платон разлил остатки из бутылки.
– Не совсем. На «фигне».
– На «фигне»? Что это? – спросил Вадим.
– Разновидность чая. Он здесь особый, обладает особыми свойствами.
Внезапно Иван погрустнел, с нежностью взглянул на Вадима.
– Я тебе давно хотел сказать, Вадим, – начал он с благородной грустью. – Я часто не прав бывал в отношениях с тобой. Завидовал, наверное, твоему уму, образованию… Ты прости меня.
– Что ты, Ваня, – растроганно отвечал Вадим. – Это я виноват. Высокомерия во мне много, гордыни. За лаптя тебя держал… Давай похристосуемся по-русски, простим друг другу обиды…
Они встали и троекратно расцеловались. Молочаев расхохотался.
– Что и требовалось доказать! Слушайте про чай.
– Да ну его на фиг, этот чай! – махнул рукою Иван.
– Вот именно. Наш чай обладает редчайшим свойством. Выпившему его все становится по фигу. Перес народ споил этим чаем. И торгует на экспорт. Знаете, кто у него покупает этот чай? – продолжал Молочаев.
– Платон, кончай вешать лапшу на уши, – добродушно сказал Вадим. – Ты за диссидентство сидел?
– Да, – кивнул Платон.
– Значит, по нашему ведомству. От имени комитета госбезопасности приношу тебе глубокие извинения! – Вадим двумя руками приподнял с места Платона и расцеловался с ним.
– Погоди, Вадим, дай послушать, – сказал Иван. – Так кто же все-таки этот чай покупает, от которого все по фигу?
– Деловые круги Америки, Японии, Канады, Германии. Теперь еще и Южной Кореи.
– А им зачем?
– Они угощают партнеров на деловых переговорах. Имеют на этом колоссальный барыш! Представь: нужно подписывать контракт, у них разногласия. Вносят чаек. Партнеры попьют, рукой махнут – ну их на фиг! – и быстренько все подписывают, – объяснил Молочаев.
– Умно придумано, молодец Перес, – одобрил Вадим.
– И вот я против этой системы восстал. Это обман народа. Решил сам стать президентом. Выдвинул свою кандидатуру… – Молочаев вдруг умолк.
– Ну и… – Интерполовцы ждали продолжения.
– Ну и меня… выдвинули… из народа. Изгнали. Я же говорю – Перес народ споил. Теперь с обоими воюю. Подбрасываю листовки народу.
– А листовки где берешь? – профессионально заинтересовался Вадим.
– Печатают мне. В Бразилии. Я фотографирую местную фауну, продаю негативы. Они мне присылают тираж. На вертолете. Собственно, не присылают, а сбрасывают прямо над деревней, – объяснил Молочаев.
– М-да… – Оба интерполовца поникли головами.
Молочаев тяжело вздохнул, показывая, как нелегка ноша двойного диссидентства.
– На фига это тебе, Платон?.. – задумчиво спросил Иван. – Фотографировал бы просто свою… фауну. Без листовок… А что это, кстати, такое? – спросил он.
– Животный мир, – объяснил Вадим.
– Все-то ты знаешь! – восхитился Иван. – За дружбу!
– За добро и свет! – поднял стакан Вадим.
– И эти туда же… – вздохнул Платон. – Но меня этим напитком не возьмешь. Мне намбутал в тюрьме кололи. И ничего.
– А что мы пьем, кстати? – заинтересовался Иван, разглядывая пустой уже стакан. – На виски не похоже. И балдеешь как-то странно…
– Это водка, настоенная на «фигне», – объяснил Молочаев. – Правительство хлещет спиртное, а народ «фигню». Мне как диссиденту приходится смешивать.
– Хороший напиток, – одобрил Вадим.
– Его бы в России продавать – цены бы ему не было! – заключил Иван.
– А вот тут ты не прав. Для России он смерти подобен, – покачал головой Вадим.
Глава 19
План Максима
Начальник генерального штаба, как и подобает стратегу, воспринял информацию о «фигне» творчески.
Услышав о чудодейственных свойствах напитка и о том, что его собираются экспортировать в Россию для создания там обстановки всеобщего пофигизма, Максим решил опередить события. Как-никак в берете у него чек на миллион долларов, поэтому зачем быть подручным какого-то Переса? Пора брать инициативу на себя.
У него дух захватывало от перспектив сбыта и применения. Достаточно отправить один мешок в Чечню за тот же миллион долларов, купив его здесь по смехотворной цене 5700 бабок за килограмм, что соответствовало примерно 23 баксам. Сколько там в мешке? Пускай 50 килограммов, пускай даже 100 – прибыль все равно получалось громадная.
А миллион за мешок для Чечни – совсем немного. Ведь это цена независимости. Премьер чайку попьет, председатель Совета безопасности, думские лидеры – да всякий! Хоть Чубайс, хоть Зюганов, хоть сам Жириновский. И подпишут любой договор как миленькие!
А криминальные структуры? А суды? А спаивать противоборствующий электорат в день выборов? Чтобы всем было по фигу. Возможности были громадны. Главное только, чтобы «фигня» доставалась не всем, а лишь некоторым. И тайно.
Посему на следующий же день с утра Максим отправился к представителю Президента.
Антон Муравчик сидел в своем огромном супермаркете, переполненном товарами для деревни, и подсчитывал вчерашнюю выручку, то есть пакетики «фигни», расфасованной на порции от ста граммов до килограмма. За его спиной громоздились три пластиковых мешка, битком набитые этими пакетиками.
По-видимому, Муравчик вел достаточно сложную бухгалтерию фигни, потому как то и дело перекладывал пакетики из кучки в кучку, шевелил губами и нажимал на кнопки калькулятора.
– Хэллоу! – приветствовал его начальник генерального штаба.
– Ну! – отвечал представитель Президента.
– Скажите, на каких условиях я мог бы приобрести партию «фигни»?
– Ни на каких.
– А если подумать? – спросил Максим веско.
Муравчик оторвался от калькулятора и внимательно взглянул на Максима.
– А сколько вам нужно? – поинтересовался он.
– Тонну! – заявил Максим.
– Идите, молодой человек, не мешайте работать, – Муравчик вернулся к калькулятору.
– Две тонны! – потребовал Максим, предполагая, что партия слишком мала.
– Если бы вы очень попросили и хорошо заплатили, я бы, пожалуй, смог отпустить вам один пакетик. Сто граммов, – печально сказал Муравчик. – Не больше.
– Почему?
– Вы разве не были на чаепитии? Вы же слышали, что у нас товарный обмен. Население сдает мне «фигню», я сдаю ее Президенту. Из рук в руки. Получаю за это товар для населения. Можно, допустим, обсчитаться на сто граммов. Но на тонну! Между прочим, тонна – это наш квартальный оборот.
– Хорошо. Поставим вопрос иначе. Сколько у вас сейчас «фигни»? – спросил Максим.
– Сколько? – Муравчик оглянулся на мешки. – Двести семьдесят килограммов. Партия за три недели. Завтра я должен отвезти ее Пересу. Как только ослика с повозкой пришлют…
– Какие могут быть варианты?
– Любые, – сказал Муравчик. – Вплоть до расстрела.
– Ладно. Десять тысяч баксов за партию. По рукам?
– Несерьезно…
– Пятьдесят.
Муравчик начал нервничать.
– А как я отчитаюсь? – заныл он.