Анатолий Приставкин - Судный день

– Катя где? – спросил Костик. Единственное, что он мог спросить.

– А билет где? – в тон ему спросил Толик.

Костик показал на кулак. Он так и носил в кулаке, зажав изо всех сил, чужой билет. Странное это было чувство: держать в руке чужой билет на поезд… Сам бы в таком состоянии уехал, если бы не Катя. Не она и не мама. Но прежде всего она.

Толик с оглядкой взял билет.

– В одиннадцать? Не опоздает? – и повернулся, стал уходить.

– А Катя? – испуганно спросил Костик и побежал за ним вслед. – Катя будет? Катя будет, да? – повторял он до самой террасы, но Толик ему не отвечал, спешил уйти. И лишь у самого дома резко остановился, поняв, что так просто ему от этого чудачка не отвязаться, надо как-то его отпульнуть посильней.

Поглядывая вверх на окна и снизив голос, он стал объяснять, как противно, до смешного, он, Костик, здесь выглядит… Как нищий в вагоне… Ходит, просит, ноет… Тошно на него смотреть… Потому Катька и не идет, что таких попрошаек не уважают!

Костик выслушал, кивая, но, наверное, ничего не мог и не хотел понимать, а продолжал, как дятел, долбить свое:

– Но ты ей сказал? Ты сказал или нет?

Толик от такой тупой настырности чуть не озверел.

– Пойми! – прокричал он шепотом Костику прямо в ухо. – Она же сидит на свадьбе! Ты знаешь, что такое свадьба? Это когда ее целуют… Обнимают… Ласкают… Ну, тискают ее там… Вот так! И щупают… И… Что угодно… Чемоданчик ее щупает… А ей приятно! Бабам всегда приятно, когда их щупают!

В это время с веранды раздался громкий смех. Наверное, это был ее смех, Костя задрожал, его заслышав. И лег он как раз на последние, специально пошлые слова Толика, которые и были сказаны, чтобы добить Костика, убрать отсюда. Результат же вышел как раз обратный.

– Я их убью, – вдруг сказал он.

Глухо сказал, почти в себя, и достал из кармана нож, который прихватил у матери со стола. Хорошо, что она до сих пор не хватилась, иначе тут же, у забора, подняла бы скандал!

Даже видавший виды Толик опешил, вдруг, как наяву, увидев, что его приятель в таком сумасбродном, в невменяемом состоянии, что может совершить свою угрозу. Этого еще не хватало!

– Вот чокнутый! – пробормотал и попытался схватить Костика за руку. Тот не давался. – Отдай! Ну? Это же мокрое дело.

– А мне все равно, – сказал Костик.

– А мне нет! Ну… Прошу… Ну, отдай! – Толик попытался отобрать, но Костик, откуда в нем, таком тщедушном, сила взялась, держал нож крепко, спрятав его за спину. А ведь убьет, эти фанатики из-за девки что хочешь могут сделать. А ему-то, Толику, уголовщина сейчас не с руки. Ему без шума отчалить нужно. Он свое, считай, получил, осталась маленькая операция, но она спокойствия и сосредоточения требует. И – отсутствия этого блажного, с его столовым ножом.

– Ладно, – сдался Толик. – Черт с тобой! Позову, если обещаешь отдать?

Костик покачал головой.

– Ну, убрать… Обещаешь?

Костик кивнул и нож убрал.

– Смотри, – предупредил Толик. – Уговор… Оттого и не хотел ее звать, что вы оба с ней из одного дурдома… От вас не знаешь, что ждать! – Пошел и снова оглянулся. – Так учти, без шума чтобы! Меня в это дело не впутывать! Встретились и расстались… А я ни при чем…

34

Катя появилась как призрак, он бы ее на улице и не узнал. В белом платье: легкая, тонкая, воздушная.

Стояла под защитой дома и смотрела на Костю. И он смотрел, не в силах сделать к ней шаг. Вдруг на него столбняк нашел: он перестал себя чувствовать.

– Что вы придумали? – спросила она негромко, на расстоянии. – Почему вы здесь?

– А где я должен быть? – тоже спросил Костик.

Хотя не это было для нее приготовлено. Вовсе не это.

– Не надо со мной таким тоном, – попросила она и чуть придвинулась. Теперь их разделяло пространство в три-четыре шага. – Я все про себя понимаю… Я дурная, глупая, лживая… Вы можете мне это сказать… – И вдруг по-иному, и мягче, хоть пока и настороженно: – Вы для этого и пришли?

– Нет, – сказал Костик.

Она прислонилась к дереву и вдруг заплакала.

– Я знаю… Я дрянь! Дрянь!

– Ну что ты, – Костик подошел, но так и стоял рядом, не зная, как ей помочь; он даже притронуться к ней опасался, уж очень она сейчас была потусторонняя, не своя. – Ты хорошая, – повторял он. – Ты правда хорошая… Я таких никогда не встречал…

Катя оторвалась от дерева и посмотрела на него, прямо ему в глаза, будто что-то искала. От нее пахнуло легким дивным запахом каких-то фантастических духов. Небось, подарок жениха.

– Господи! – произнесла, как охнула. – Вы прямо блаженный какой-то… Но ведь ясно же, что у меня свадьба!

– А почему ты плачешь? – спросил он.

– О себе, о себе плачу, – отвечала она и замолчала, пережидая новые слезы. – На свадьбе, между прочим, положено плакать! А вы уходите… Константин Сергеич!

– Ты его не любишь, – настаивал Костик.

– Разве это важно?

– Важно, – сказал он. – Я хотел в твои глаза посмотреть. Сейчас я посмотрел и понял… Я тебя спасу! Хочешь? – Катя помотала головой. – Украду! Унесу! Увезу!

Она все качала головой, потом сама придвинулась к нему и уткнулась лицом ему в грудь, а он ее обнял. И тут только почувствовал, что она вся дрожит.

– Глупый, – произнесла, подняв к нему мокрое лицо, он губами ощутил вкус соленых слез. – Спасти меня никто не может… – Она резко повернула голову, прислушиваясь к голосам на веранде, но тут же успокоилась; громче других разливался смех Василь Василича. Значит, он сидел, ни о чем не догадываясь. А может, это Толик его забавлял, понимая сложность ситуации.

– Когда он утром нагрянул, – произнесла она и посмотрела Костику в лицо, – я даже была рада! Лишь бы куда-нибудь уехать! С ним или не с ним, да с кем угодно! Я бы все равно повесилась, если бы не этот его приезд… А потом я шла по улице и увидела вас… И вы поздоровались… И стало плохо…

– Почему же плохо? – спросил Костик.

– Потому что… Не понимаете, да?

– Не понимаю.

– Как же вы не понимаете? – удивилась Катя и отстранилась от него, чтобы лучше его видеть. – Жила бы я и не знала, что вот так… Что так бывает, что можно целовать… И цветы дарить… И даже мечтать о будущем…

Из-за дерева выскочила Лялька в своем дурном платье. Наверное, она решила, что это Толик стоит в саду. Шляпу она потеряла, и слава богу.

Костик даже подумал, что она поддала для храбрости. Но может, ему и показалось.

– Конечно! – громко, на весь сад, засмеялась она. – Мне бы тоже было приятно! – Встала, с вызовом рассматривая онемевшую Катю и испуганного Костика. – А что? – и подбоченилась, вульгарно выставив ногу. – Один мужик под боком, а другой загородку сторожит… В запасе, так сказать… А там еще, наверное, третий: Толик, например… Разве плохо так устроиться?

Тут Костик обрел дар речи.

– Ляльк? Ты что? – спросил. – Ты подслушивала? Да?

– А что слушать-то? – отвечала наигранно Ольга. – Тут улица… Гуляю… Имею, как говорят, право…

Катя стояла, отвернувшись. Костик растерянно посмотрел на нее, на Ляльку, уже понимая, что он опять сейчас все потеряет… Ведь она возьмет и уйдет! И все из-за этой глупой Ляльки, которой словно соли на хвост насыпали, сорвалась, что называется, с цепи.

– Ляльк… Ты уйди, – попросил он. – Пожалуйста… Ляльк…

– Конечно, я уйду, – заявила она. – Мне и не хотелось слушать… Я другого искала, а нашла вас, дурачков… Ну и услышала, как она тебе мозги заливает! А ты лопухи распустил!

Катя повернулась, губы у нее дрожали.

– Простите, но вы… Но вы…

Ольга не дала ей сказать.

– Ольгой меня зовут, – сделала книксен. – А в цехе по-свойски: Лялька! Подпольная кличка Гаврошик! Свой парень в доску… С ним и с Толиком три года вместе… Правда, я яблочками не торговала, а гайки крутила… Огрубела малость… Так что ты, девонька, уж извини…

– Ляльк! – крикнул Костик и даже сделал угрожающий шаг, но та легко отодвинулась на безопасное расстояние. Но не ушла, не испугалась. И обращалась она теперь только к Кате.

– Вот, слышите! – подсказала. – Ляльк… То бишь приятель его в юбке! Да, так вот… Вы сегодня и правда сделали свое дело, он же из-за вас прогул совершил… А вы знаете, что такое прогул на военном заводе?

Катя посмотрела на Костика и на Ольгу, сказала:

– Я ничего не знала.

– Ляльк! Хватит! – приказал Костик.

– А почему хватит? – спросила та. – Пусть знает… Пусть ей там на свадьбе тоже горько будет… Его, слышите, – это она, снова повернувшись к Кате, прямо ей в лицо: – Его судить будут… И полагается ему от трех до пяти… Ухожу! Ухожу! – И добавила: – Вот и знайте! Девонька! Вы там праздник справляете… Песни, пляски, вино… Поцелуи свои… А ему тюряга из-за вас… – Пошла, но оглянулась, снова повернула назад. – Чтобы у вас… Чтобы вам… – Никак не могла найти слов, таких злых, чтобы прошибить Катю. – Чтобы вам всю жизнь горько было!

Вот теперь она ушла.

А они остались стоять, будто на каких развалинах оказались: Ольга все разрушила.