Дон Делилло - Ноль К
Потом думаю о водителе такси, преклонившем, обратившись к Мекке, колени в склизкой канаве, и пытаюсь совместить устойчивое положение его мира с рассеянностью здешней жизни.
Иногда вспоминаю комнату, скудный интерьер – стена, пол, дверь, кровать, – лаконичный образ, исключительно абстрактный, и пытаюсь представить себя сидящим в кресле; да вот это все, в подробностях – одна вещь, другая и мужчина в кресле, ожидающий, когда эскорт постучит в дверь.
Реконструкция, леса, фасад здания скрыт белыми полотнищами защитной драпировки. Под лесами стоит бородатый и орет что-то каждому проходящему, но не слова и фразы мы слышим, а сплошной звук, элемент общего шума, производимого такси, грузовиками, автобусами, только исходит он от человека.
Думаю об Артис в капсуле и вопреки своему твердому убеждению пытаюсь представить, будто она, хоть в минимальной степени, способна осознавать. Думаю о ней в девственном одиночестве. Никаких раздражителей, никакой отвлекающей жизнедеятельности, слабый след воспоминаний. Потом я пытаюсь представить внутренний монолог, ее самопроизвольный, возможно, безостановочный, прозаический и незавершенный – голос третьего лица и одновременно ее голос, произносящий вроде бы речитатив на одном пониженном тоне.
В лифтах общественных зданий устремляю слепой взгляд точно в пустоту: я в запечатанной коробке наедине с другими, и никто из нас не желает выставлять свое открытое лицо на всеобщее рассмотрение.
Стою на автобусной остановке, и тут звонит Эмма. Рассказывает, что случилось со Стаком, обходится минимумом слов. Говорит, уволилась из школы, отказалась от здешней квартиры и будет жить с отцом мальчика, а я не могу припомнить, разведены они или просто разошлись, да и неважно это. Автобус приезжает, уезжает, мы беседуем еще некоторое время, уже почти как чужие, и уверяем друг друга: мол, беседуем не в последний раз.
Я не говорю ей, что знал обо всем этом уже давно.
10
Автобус пересекал город с запада на восток, мужчина и женщина расположились рядом с водителем, мать с мальчиком – на заднем сиденье. Я тоже нашел себе место – посередине, и никуда особенно не смотрел, в голове было пусто или почти пусто, пока не заметил какое-то зарево, световую волну.
А через секунду улицы заполнил свет умирающего дня, и наш автобус будто бы повез это сияние по городу. Я увидел отсвет на тыльной стороне своих ладоней. Увидел, а потом услышал испугавший меня человеческий вопль – и тогда сменил положение, повернулся, а там – мальчик, вскочил, прильнул к заднему окну. Мы уже добрались до центра, нам открылся запад, и мальчишка, вопя, показывал пальцем на пылающее солнце, вписанное со сверхъестественной точностью между рядами высотных зданий. Поразительно, что можно увидеть такое в нашем городском бедламе, такую мощь – круглое ярко-красное тело грандиозных размеров, но я слышал о природном феномене, возникающем здесь, на Манхэттене, раз или два в год, когда направление солнечных лучей и улиц, идущих с запада на восток, совпадает.
Как называется это явление, я не знал, но сейчас наблюдал его, как и мальчик, чьи настойчивые крики были в данном случае вполне уместны, да и сам он тоже – круглый, с непропорционально большой головой, поглощавшей видение за окном.
И вот перед моими глазами Росс, в очередной раз, в его кабинете – притаившийся образ отца, который говорит мне, что все хотят распоряжаться концом света.
Видел ли мальчик это? Я поднялся, встал с ним рядом. Руки его переплелись на груди, слабые кулачки разжались и подрагивали. Мать сидела молча, смотрела вместе с ним. Мальчик слегка подпрыгивал в такт собственным крикам – беспрестанным, а еще – бодрящим, каким-то доязыковым возгласам. Неприятно было думать, что он, может, какой-то ущербный, макроцефал, умственно отсталый, однако же этот благоговейный вой здесь подходил лучше слов.
Целый солнечный диск окрашивал кровью улицы, поджигал высотки по обе стороны от нас, а я так рассуждал сам с собой: мальчик не представляет себе, что небо обрушивается на нас, но видит самое настоящее чудо в тесном соприкосновении земли и солнца.
Я вернулся на свое место и стал смотреть вперед. Мне не нужен небесный свет. Хватит удивленных мальчишеских воплей.
Сноски
1
Солнце и тень. Арена Лас-Вентас (исп.).
2
Перевод В. Бибихина.