Екатерина Перченкова - Прокотиков (сборник)
Удивился, когда начали сгущаться сумерки, но тут же сообразил, что удивляться тут совершенно нечему, в ноябре темнеет очень рано, примерно в половине пятого, столько сейчас и есть. Самое время плюнуть на дурацкую затею, прекратить нелепые поиски – кстати, чего именно? Куста, под которым двадцать с лишним лет назад оставил котенка?
По всему выходило, что именно так.
Но поиски, конечно, не прекратил. Когда окончательно стемнело, ощутил не отчаяние, а своего рода облегчение: теперь я не то что куста, выхода из парка не найду. А если так, нет смысла отсюда выбираться. Мое дело маленькое: бродить в темноте. Если ноги сами выведут к выходу или хотя бы на центральную аллею – ладно, молодцы, заслужили покой. А нет, так нет. Все честно.
В половине восьмого пришла эсэмэска от Илзе: «Ищешь?» Совершенно не удивился такой проницательности, кому все понимать, если не ей. Ответил: «Ищу».
Больше телефон из кармана не доставал и на часы не смотрел. Предполагал, что до полуночи еще далеко, но если бы внезапно наступило утро, тоже не удивился бы. Черт его разберет, это время, течет, как ему вздумается, а люди таращатся на циферблаты часов и думают, будто научились следить за его ходом. Такие все дураки, и я тоже. Но, по крайней мере, не прямо сейчас.
Совершенно точно знал следующее. Во-первых, найти тот самый куст невозможно. Во-вторых, если я даже случайно на него набреду, то не узнаю. В-третьих, я никуда не уйду из этого парка, пока не найду куст. В-четвертых, завтра в полдень я должен забрать ключи от квартиры, а в шестнадцать тридцать две у меня самолет домой, в Ригу, Илзе обещала встретить, значит, на рейс нельзя опоздать. Очень хорошо. Когда берешься за абсолютно невозможное дело, точно знать, к которому часу оно должно быть закончено, – великое утешение. И единственная опора.
Когда споткнулся об здоровенный древесный корень, упал, безнадежно испортив одежду, разбив колени и, кажется, довольно серьезно повредив локоть, почти заплакал не то от боли, не то от восторга: все в точности так, как в ту ночь! Кое-как поднялся, отряхнулся наощупь, все равно ничего не разглядеть, но ужасаться своему виду будем потом, а пока ясно, что я на верном пути.
Подумал: тогда я сперва бежал, а потом упал, получается, теперь надо бежать? Почему-то это показалось очень логичным. И побежал – медленно, неуверенно, тяжело, едва пересиливая боль в разбитых коленях, но это как раз совершенно неважно, главное – бежать, не останавливаясь, долго петлять среди деревьев, выскочить внезапно на поляну, заросшую густым кустарником, резко затормозить, услышав тихое мяуканье, опуститься на колени перед пахучим вечнозеленым кустом – самшита, или как он там называется, неважно, важно, что под кустом смирно лежит маленькая полосатая кошка с рыжим ухом, тычется мокрым носом в ладонь, недовольно мяукает, обнаружив, что этот глупый человеческий дурак снова пришел за ней без еды, но позволяет взять себя на руки, спрятать под теплую куртку и унести из парка – вот, кстати, куда? Ай, неважно. Главное сейчас – ее накормить, потом попробую тайком пронести в гостиницу, надеюсь, получится, а с завтрашнего дня у нас будут ключи от квартиры, где можно спокойно пожить, пока делаются все эти дурацкие прививки и выправляется специальный кошачий паспорт, ужасно все-таки много хлопот предстоит, и Илзе теперь придется нас ждать, как минимум, две недели, но тут уж ничего не поделаешь, чудес не бывает.
Лора Белоиван
Кот с болот
– Ветер в харю, – говорит Лена, – а я вся такая в сопку. Там дорога же резко вверх. А дышать-то нееечем, а ножки-то слааабенькие. Еду: ыть, ыть, ыть. Не хочется слезать ведь. Там. Особенно.
Ыть, ыть. Ага.
Марина спрашивает: ну как, получилось вчера?
– Неа, – Лена отвечает, – только до середины.
– Ветер?
– Ну.
Марина сочувственно кивает. Лена очень ценит, с каким уважением мы все отнеслись к ее pf`,e.
– Я бы, – говорит Марина, – в такую погоду сроду не.
Ну да. Воздух минус три, море плюс пять, влажность 79 %, ветер северо-западный до 24 м/сек.
– Так теперь до апреля теплее не станет.
– Ну вообще-то да.
Ноябрь на ноябрь не приходится. Иногда уже в начале месяца наступают настоящие зимние морозы, превращающие болота слева от трассы в мутные зеркала неправильной формы. Море держится еще долго, дымясь по утрам. Синтепоновые облака пара висят над водой, а в разрывах видно синюю воду с белыми барашками: не море, а котел с закипающей похлебкой. Тот ноябрь был именно таким – снег выпал числа десятого и больше не растаял, но северняк быстро сдул его с ровных мест к обочинам дороги, забив им щели между кустами. Ни одной живой душе в такой ноябрь не хочется высовывать нос из укрытий: ни в лесу, ни на болотах не встретишь иную птицу, кроме разжиревших, а потому устойчивых к холоду фазанов, сливающихся оперением с рыжими колтунами осоки и опавшими лиственничными иголками.
Ыть. Ну еще чуть-чуть. Ыть. Ыть! Ыыыть!!! Ыыыыыыыыыыыы…!
Ну вот примерно так мы себе все и представляли. Здесь бегом. Налево не смотрим. Нет, нет, нет, не смотрим налево, и не уговаривайте, нет, нет, нет. Что ж мы, болота не видали, что ли. Фу… Вниз.
Жжжжжжжжжжжжыыыыыыыыых!
Уфффффффффф.
Лена, конечно, молодец. Да и Марина молодец-молодец. Когда мы только что перебрались в Овчарово, то и общались-то лишь друг с другом. Экс-городские. Увидели друг друга сразу, издалека, как сразу видят друг друга рыбаки и вампиры. Сначала пару раз встретились случайно – в магазине, на почте, а потом начали улыбаться и знакомиться. У нас в Овчарове все бывшие городские друг друга знают, абсолютно все.
Лена приехала в Овчарово за год до нас. Марина – через два года после нас. У Лены муж и двое полувзрослых сыновей. У Марины муж, взрослая дочь и толстая задница в анамнезе; муж и дочь Марину устраивали, а задница нет. Отросла, поганка, за два года, потому что в Южнорусском Овчарове нету тренажерного зала. Мы тут все худеем летом, а зимой черт знает что.
– Это потому, что зимой мы мало двигаемся и много жрем, – говорит Лена истинную правду. Она у нас немножко кэп-очевидность, милый кэп всегда прав, и данный случай не исключение. Дело в том, что у нас, экс-городских, в домах и бойлеры, и вода в кране, и унитазы, и посудомоечные машины – полная Европа. Но летом еще и огороды, и сады, и велосипеды, и море в двух шагах. А зимой ничего у нас нету: бедно живем. И сходить некуда, сидим по своим европам тридцать лет и три года, пять месяцев с ноября по апрель, да печем пироги с блинами.
Марина первая купила велотренажер.
– И далеко ты на нем собралась? – неожиданно пошутила Лена.
Дело в том, что Лена практически не шутит.
– О, – отвечает Марина, – это, кстати, очень даже мысль.
Сперва Испания, потом Греция, потом Португалия. И вот однажды Марина показывает жопу в обвисших джинсах: ммм? Ого! Ну ничего себе, как сильно меньше.
– Я тоже так хочу, – сказала Лена, – ну-ка, расскажи поподробнее?
Потом Марина съездила по карте вверх и снова налево. Говорит: «Ну, я уже много где побывала».
Мы заметили. Чем больше документальных фильмов про путешествия смотрела Марина, тем тоньше делалась ее задница. Подъезжая на велотренажере к Скандинавии, Марина полностью сменила гардероб. И тогда Лена тоже решила купить себе велотренажер.
– Только я не в Европу, я тут прям покатаюсь, молча, – сообщила она нам.
Нам показалось, что это будет немного скучновато, но мы промолчали. В конце концов, Ленины аргументы были вполне рациональными.
Дорога из Овчарова в Пятый Бал идет кольцом: сперва туда, затем обратно. Обратно хуже, потому что из Пятого Бала в Косой переулок надо ехать лесом, а в лесу – шел я лесом, видел беса, бес вареники варил – лесом Лена тоже ездила, хотя за неделю до начала ее тренировок в лесу повесился какой-то городской мужик. Где именно он повесился, Лена не знала и знать не желала, потому что могло статься, что повесился он везде, а Лене потом ездить непонятно как. Лена два или три дня спокойно ездила лесом, пока ей не надоело все одинаковое, и тогда она начала учиться заезжать в горку по дороге из Пятого Бала в Овчарово. Вниз там хорошо: раз, и все, только ветер в ушах, и, конечно, не дай бог рот раскрыть – щеки порвутся. А вверх другое дело. Например, можно с разгона: ыыыыыыыыыыыыы…ть. ть. ть. Ну ладно, ладно. Все, хватит. Здесь приходилось идти ногами. Так быстрее.
…Испания у Лены была под запретом, да и все остальное тоже, потому что Лена хорошо относится к миру. Она прекрасно относится к разным странам и городам, и ее страшно бесят передачи о путешествиях – Лена всерьез убеждала нас, что снимать их нужно без ведущих. Ведущие способны испоганить любую страну, любой город, – говорит Лена досадливо, – потому что совершенно не умеют ходить с закрытым ртом.
