Михаил Веллер - Фантазии Невского проспекта (сборник)
— Со свиданьицем, — пропустили; художник пододвинул ему сигареты в пачке с верблюдом, щелкнул диковинной зажигалкой:
— Как живешь-то, рассказывай.
— Нормально, — сказал Чижиков. — Квартиру скоро должен получить.
— Это хорошо, — одобрил художник. — А мне вот, понимаешь, все приличную мастерскую не пробить. Бездари разные лезут вперед, а ты сиди тут в трущобе… — Он закрутил головой, завздыхал.
— Женат? — осведомился.
— Женат… Уж десять лет.
— Ну-у? — восхитился художник. — Молодец! И дети есть?
— Сын, — сказал Чижиков. — Во второй класс ходит.
— Молодчага! А у меня вот нет пока вроде, — хохотнул.
Чижиков заерзал.
— Так что у тебя за дело-то, выкладывай, — разрешил художник.
Не зная, как приступить, Чижиков огляделся. Подошел к мольберту. Солнце добросовестно освещало праздничными лучами уходящий вдаль сад. На переднем плане нарядная колхозница, стоя на лесенке, собирала с дерева персики.
— Гляди, — прошептал он…
И вытащил лесенку.
Дородная поселянка висела в воздухе. Лесенка постояла рядом с мольбертом и сама собой с треском упала.
— А? — торжествующе спросил Чижиков. Сорвал персик и положил на стол.
— Нет, — сказал художник, — так плохо. Мне не нравится. Тоже мне сюрреализм, ни то ни се.
Он машинально откусил персик.
— Экая дрянь! — сплюнул, поморщившись. — Синий какой-то внутри, — швырнул пакостный плод в угол. — Так и отравиться можно.
— Тебя ничего не удивляет? — опешил Чижиков.
— О чем ты? А-а… — Художник снисходительно усмехнулся. — У нас, брат, в изобразительном искусстве, — покровительственно объяснил он, — такие есть сейчас мастаки! Такие шарлатаны!.. Ты не подумай, я не о тебе, — спохватился он, — я вообще… Давай-ка еще по коньячку.
Озадаченный Чижиков выпил.
— Ты наведывайся почаще, — пригласил художник, — я тебе такого порасскажу!..
Вот так — так, размышлял Чижиков, спускаясь по лестнице. Вот ты незадача… С кем бы мне потолковать обстоятельней…
И на следующий день тем же манером отправился к Гришке Раскину, с которым они в пятом классе за одной партой сидели. Позже Гришка стал копаться в вузовских учебниках, выступать на всяких олимпиадах, очками обзавелся, времени не хватало ему всегда, и их дружба помалу иссякла.
Гришка работал в университетском НИИ физики, занимался проблемами флюоресценции и дописывал докторскую диссертацию.
Помяв Чижикова жесткими руками альпиниста — каждое лето Гришка уезжал на Памир, был даже, говорят, мастером спорта по скалолазанию, — он потащил его куда-то наверх по узким крутым лесенкам с железными перилами и вволок в маленькую комнатушку.
Чижиков уселся в закутке на обычный канцелярский стул и разочарованно огляделся.
— Что, — хмыкнул Гришка, — не похоже на лабораторию физика в кино?
— Да вообще-то я иначе себе все представлял, — сознался Чижиков.
Стены каморки были выкрашены зеленой масляной краской, точь-в-точь как у них в туалете. Черный громоздкий агрегат топорщился кустами замысловатых деталей, не оставляя почти жизненного пространства. На откидном столике в углу лежала конторская книга под настольной лампой, да два стула стояли.
— Ничего, — мечтательно потянулся Гришка, — осенью в новый комплекс переберемся, там просторно будет.
Был он тощий, лохматый, в роговых очках; по внешности — классический физик, точно из кино.
— Давай свое дело. Будем разбираться. — Он кинул взгляд на часы.
К этому визиту Чижиков подготовился основательней. И внутренне, и экипировался, так сказать.
— Я тут, похоже, одну штуку случайно открыл, — произнес он, смущаясь, отрепетированную фразу. Из бумажника вынул открытку. Брильянтовая капля росы красиво лучилась на тугом хрупком лепестке лилии.
— Смотри внимательно, — попросил он. Гришка уселся поудобнее и стал внимательно смотреть.
Чижиков осторожно сунул в открытку два пальца. Хрустнул переломленный стебель. Желтая лилия мелко подрагивала в его руке. Росинка стекла в чашечку. На открытке остался размытый фон.
— За-ба-вно, — изрек Гришка. Повертел открытку, посмотрел на свет, пощупал. — За-ба-вно. Слушай, а как ты это делаешь?
— Просто, — сказал Чижиков. — Беру и делаю. Сам не знаю как. Вот так.
Он взял открытку и приладил лилию на место. Теперь не было на лепестке капли росы.
— И давно? — спросил Гришка с интересом.
— Два дня. Ночью, понимаешь, я курил в коридоре…
— Квазиполигравитационный три-эль-фита-переход в минус-эн-квадрат-плоскость, — забубнил Гришка, сведя глаза к переносице. Может, он другое что сказал, Чижиков все равно ни хрена не понял.
— Слушай, Кеш, — Гришка, косясь на часы, потеребил Чижикова за рукав. — Я, ты извини, срочно должен в подвал бежать, там сейчас опыт пойдет. А тебе с этим надо в пятую лабораторию, к Аристиду Прокопьевичу, скажи — от меня. Как пройти, я объясню.
Он выдрал из конторской книги лист и начеркал китайскую головоломку, закончив ее крестиком.
— Сначала здесь, а после сюда и сюда, ясно, да? Вечером позвони мне, ты связи со мной не теряй.
Около часа Чижиков провел в движении по невообразимо заковыристой, но с неумолимостью физического закона повторяющейся траектории, пока не выпал из нее у дверей пятой лаборатории, которая временно расположилась в помещении третьей. И выяснил, что Аристид Прокопьевич вчера вылетел на месяц в Новосибирск читать лекции, но это не точно, а где точно, никто не знает. Возможно, во второй лаборатории, но это вряд ли.
Еще двадцать минут Чижиков пробирался на волю.
Устало шлепая по Менделеевской линии, поднял воротник от мелкого дождика и загрустил.
Всю пятницу он провел в раздумьях. Гришку по телефону застать не удавалось ни дома, ни на работе. И дождь все моросил.
В иероглифах записных книжек наткнулся на старый домашний адрес Сережки Бурсикова, тихого мальчонки, насморк еще у него не проходил вечно. В свое время ходил слушок, что он после школы в духовную семинарию подался.
А черт его знает, подумал Чижиков… Подумал и решился.
Остаток дня он потратил на наведение справок.
Сел в субботу вечером на поезд, отправлявшийся с Витебского вокзала, и поехал в один белорусский городок, где Бурсиков был настоятелем церкви. Жене сказал — в командировку; она, похоже, и не огорчилась ничуть.
Церковь стояла в заснеженном саду на холме, недалеко от базара. У ворот курили на лавочке двое.
Чижиков с некоторой опаской поздоровался, поклонившись слегка, даже шапку снял на всякий случай — благо тепло было — и осведомился, где может видеть настоятеля, Сергея Анатольевича Бурсикова?
— Вы по какому делу? — спросил тот, что постарше.
— По личному, — быстро ответил Чижиков. Уж Ильфа и Петрова он читал.
— Туда, — пожилой махнул на желтый флигель у ограды.
Во флигеле оказалась часовня, а в коридорчике позади — всякая канцелярия-бухгалтерия; Чижиков оробел несколько. Он никогда не был в церкви.
Отрешенные лики святых темнели с икон. Согбенная старушка протирала тряпочкой возвышение, украшенное серебряными узорами. Крупной поступью, глядя перед собой, в черной до полу рясе, проследовал высокий прямой мужчина. Старушка бесшумно засеменила к нему, поцеловала красную крепкую руку с перстнем на указательном пальце.
Воскресная служба кончилась с час, настоятеля Чижиков нашел уже переодетого.
— Я вас слушаю, — бегло сказал настоятель, не предлагая Чижикову сесть.
Выглядел он, вопреки ожиданию, заурядно и, по мнению Чижикова, неподобающе. Без бороды, выбрит был настоятель, коротко подстрижен, в стандартном дешевом костюмчике. И лицо помидором.
— Здравствуйте, Сергей Анатольевич. — Чижиков не знал, как себя вести.
— Здравствуйте. — Он явно не тянулся к разговору.
— Я Чижиков, — сказал Чижиков.
— М-да?
— Мы учились вместе…
— Э?..
— В одном классе, в школе, Кеша Чижиков, Чижик, помните?
— Оч-чень приятно. Разумеется. Слушаю вас.
Рядом люди ходили, — не располагала обстановка. Визит грозил рухнуть. Чижиков разволновался и обнаглел.
— У меня очень важное до вас дело. — Он значительно сощурился. — Необходим конфиденциальный разговор. Желательно в нерабочей… м-м… Лучше дома. Я приехал специально.
— Вы настаиваете, — недовольно отметил настоятель. — Подходите к пяти.
Он сказал адрес и взялся за пальто.
Чижиков побродил по городу. На базаре купил три кило отличной антоновки — пусть Илюшка витаминится.
Настоятель принимал его в тесной проходной зальце — гостиной, видимо.
— К вашим услугам…
Чижиков повторил номер с открыткой. Настоятель следил зорко.
— И что же? — спросил он наконец.