Джон Грин - Бумажные города
— Шестьдесят три, — говорю я. — Ограничение пятьдесят пять.
— Гони на семидесяти двух.
— Не могу, это опасно, и мне квитанцию выпишут.
— Гони на семидесяти двух, — повторяет он.
Я давлю на газ. Сложность отчасти в том, что я не хочу гнать на семидесяти двух, а отчасти в том, что и сам минивен не хочет гнать на семидесяти двух. Он начинает так трястись, что кажется, будто он сейчас развалится. Я держусь в крайней левой полосе, и все равно некоторые машины едут быстрее нас, так что обгонять им приходится справа, мне из-за этого очень неловко, но я должен хорошо видеть дорогу перед собой, потому что, в отличие от всех остальных водителей на этой трассе, не могу себе позволить сбавлять скорость. В этом моя задача: ехать и нервничать. И мне кажется, что я эту роль когда-то уже играл.
А что же Бен? Его задача — захотеть поссать. Поначалу, конечно, кажется, что он будет просто жаловаться на то, что нет дисков и что все радиостанции в Орландо — отстой, кроме нашей школьной, но ее уже не слышно. Но вскоре он забывает об этой чуши и переходит к главному: он хочет в туалет.
— Мне надо поссать, — заявляет он в 03:06.
Это через сорок минут после того, как мы выехали. И осталось нам ехать примерно день.
— Ну, — отвечает Радар, — могу тебя обрадовать тем, что мы остановимся. Но, к сожалению, не ранее, чем через четыре часа тридцать минут.
— Думаю, выдержу, — обещает Бен, но в 03:10 сообщает: — Вообще-то мне сильно хочется. Очень сильно.
Мы отвечаем хором:
— Терпи.
Он говорит:
— Но я…
Мы хором:
— Терпи!
Какое-то время мы так развлекаемся: Бен хочет отлить, а мы велим ему терпеть. Он ржет и жалуется, что от смеха ссать хочется еще больше. Лэйси подскакивает к нему сзади и щекочет. Он хохочет, поскуливая, я смеюсь над ним, не сбавляя скорости. Мне интересно, Марго нарочно подстроила нам такую поездку, или это вышло случайно — но все равно мне так весело не было с тех пор, как я провел ночь за рулем маминого минивена.
3 ур. Час второй
Я все еще за рулем. Мы сворачиваем на север, на 1-95, и несемся по серпантину на север Флориды, дорога проходит недалеко от побережья. Тут растут одни сосны, высокие и стройные, прямо, как я. Но кроме самой дороги ничего интересного нет, я многих обгоняю, иногда кто-то обгоняет меня, я слежу за тем, кто у меня впереди и сзади, кто приближается и удаляется.
Лэйси с Беном сели вместе, а Радар ушел совсем назад, они играют в «Я заметил», причем в древнюю версию, когда можно замечать только то, что в действительности не увидишь.
— Я заметил краем глаза нечто классное и ужасное, — начинает Радар.
— Как Бен улыбается только правой стороной рта? — предполагает Лэйси.
— Нет, — отвечает Радар, — к тому же зачем ты такие личные вещи про Бена говоришь. Это чересчур.
— Может, ты заметил, что у вас под мантиями ничего нет, а теперь в таком виде приходится ехать в Нью-Йорк, и все остальные водилы думают, что вы в платьях?
— Нет, — говорит Радар, — это просто ужасное, но не классное.
Лэйси улыбается:
— Ничего, со временем вы полюбите платья. Так обдувает приятно.
— Я понял! — восклицаю я. — Ты заметил, что нам предстоит ехать целые сутки в этом минивене. Это классно, потому что все поездки круты по определению; а ужасно, потому что мы пожрем столько бензина, что это разрушит нашу планету.
Радар снова говорит, что я не угадал, так что игра продолжается. Я гоню на семидесяти двух, молясь, чтобы мне не выписали штраф, и играю с ними в эту метафизическую версию «Я заметил». Классным и ужасным оказывается то, что мы не смогли показаться на вручении во взятых на прокат мантиях, под которыми ничего нет. Я пролетаю мимо полицейской тачки, стоящей на разделительной полосе, засеянной травой. Крепко вцепляюсь в руль обеими руками, не сомневаясь в том, что они погонят за нами и заставят остановиться. Но они не гонятся. Может, понимают, что я превышаю скорость только потому, что у меня нет иного выхода.
3 ур. Час третий
Бен снова сидит на переднем сиденье. Я все еще за рулем. Нам всем хочется есть. Лэйси раздает каждому по жвачке, но это мало помогает. Она составляет огромный список всего, что надо будет купить на заправке во время первой остановки. Я надеюсь, что там будет богатая заправка, и мы выпотрошим ее всю.
Бен болтает ногами.
— Может, прекратишь?
— Мне уже три часа как надо отлить.
— Ты говорил, помню.
— У меня уже до ребер поднялось, — объясняет он, — скоро до ушей дойдет. На настоящий момент, старик, на семьдесят процентов мое тело состоит из мочи.
— Ага, — говорю я с едва заметной улыбкой. Реально смешно, но я уже очень устал.
— Я боюсь, что сейчас заплачу, и из глаз польются ссаки.
Это меня добивает, и я все же хохочу.
Когда я смотрю на него через несколько минут, Бен сидит, вцепившись в промежность и смяв ткань мантии.
— Что это за фигня? — спрашиваю я.
— Чувак, мне надо отлить. Я уже вынужден пережимать шланг. — Он поворачивается назад: — Радар, скоро там?
— Чтобы не делать больше четырех остановок, надо проехать, по меньшей мере, еще сто сорок три мили, если удастся держать скорость, это будет примерно через час пятьдесят восемь с половиной минут.
— Я не сбавляю! — кричу я.
Мы на севере Джексонвилля, подъезжаем к Джорджии.
— Радар, я столько не выдержу. Найди мне, во что можно поссать.
Мы взрываемся хором: НЕТ. Ни в коем случае. Будь мужиком, держись. Держись, как леди викторианской эпохи держится за свою девственность. Борись с собой с достоинством и благородством, с какими президент Соединенных Штатов должен бороться за счастье стран свободного мира.
— ДАЙТЕ МНЕ ЧТО-НИБУДЬ, ИЛИ Я СЕЙЧАС НАЛЬЮ НА СИДЕНЬЕ. И ПОСКОРЕЕ!
— О, господи, — говорит Радар, отстегивая ремень безопасности.
Он лезет назад, открывает кулер. Вернувшись, он подает Бену пиво.
— Слава богу, крышка скручивается, — радуется Бен, зажимает ее мантией и открывает бутылку.
Я смотрю в боковое зеркало, как из окна летит пиво и разбрызгивается по трассе. Потом Бен умудряется засунуть бутылку под мантию, не продемонстрировав нам предположительно самых больших шаров в мире, а мы молча ждем — смотреть на него нам противно.
Лэйси спрашивает: «Ну, неужели нельзя потерпеть?», и в тот самый миг раздается этот звук. Я его раньше ни разу не слышал, но все равно узнаю: моча хлещет по дну пивной бутылки. Этот звук похож на музыку. Тошнотную и очень быструю музыку. Я бросаю взгляд на Бена и вижу блаженство в его взгляде. Он улыбается, глядя в никуда.
— Чем дольше ждешь, тем лучше потом, — сообщает он.
Через некоторое время звук меняется со звонкого журчания мочи по стеклу до гулкого шепота мочи, льющейся в мочу. Потом улыбка медленно сходит с лица Бена.
— Старик, мне, похоже, нужна еще одна бутылка, — вдруг объявляет он.
— Еще одну, БЫСТРО! — ору я.
— Есть еще одну бутылку! — Радар мигом перегибается через спинку сиденья, ныряет с головой в кулер и выкапывает из-подо льда еще одно пиво. Срывает крышку голой рукой, приоткрывает окно сзади и выливает бухло через щелку. Потом кидается вперед, втискиваясь между мной и Беном, протягивает бутылку ему, а у бедолаги уже взгляд мечется туда-сюда от ужаса.
— Гм, поменять их будет, гм, непросто, — сообщает он.
Под мантией происходит какая-то длительная возня, я стараюсь даже не думать о том, что именно там творится, и вдруг показывается бутылка из-под светлого «Миллера» с мочой (на вид до жути похожей на светлый «Миллер»), Бен ставит полную бутылку в подстаканник, хватает у Радара новую и облегченно вздыхает.
Всем остальным в это время остается лишь созерцать мочу в подстаканнике. Дорога довольно ровная, но сам минивен все же потряхивает, так что она там плещется у самого горлышка.
— Бен, если твоя ссанина окажется в моей новенькой тачке, я отрежу тебе яйца.
Он, еще не перестав ссать, с ухмылкой смотрит на меня:
— Старик, где ты такой большой нож найдешь?
Наконец я слышу, как поток ослабевает. Закончив, он быстро выбрасывает вторую бутылку в окно, за ней следует и первая.
Лэйси делает вид, что сейчас сблюет, хотя, может, и вправду сблюет. Радар говорит:
— Боже, ты что, сегодня с утречка восемьдесят литров воды выглушил?
Но Бен просто светится от счастья. Он вскидывает сжатые в кулаки руки и орет:
— Ни капли на сиденье! Я Бен Старлинг! Первый кларнет школьного марш-оркестра. Рекордсмен в стойке на пивном бочонке. Чемпион по ссанью в тачке. Я потряс мир! Я лучше всех!
Через тридцать пять минут, под конец третьего часа нашего путешествия, он тихонько вопрошает:
— Когда у нас остановка?
— Если Кью не будет сбавлять скорость, через один час три минуты, — отвечает Радар.
