Пауло Коэльо - Ведьма с Портобелло

И что же в итоге?

Мысленно сопровождая дочь во всех перипетиях ее судьбы, я сама стала лучше. Разумеется, я не понимаю, кто такая эта Богиня-Мать, как не понимаю и безумно­го стремления Шерин всегда окружать себя какими-то странными людьми и не довольствоваться тем, что до­стигнуто тяжкими трудами.

Однако в глубине души я очень бы хотела быть та­кой, как она, хотя, пожалуй, мечтать об этом уже немно­го поздно.

…Я собиралась было встать и что-нибудь пригото­вить, но она не разрешила:

– Хочу посидеть вот так, прильнув к тебе. Боль­ше мне ничего не нужно. Виорель, пойди в гостиную, включи телевизор – мне надо поговорить с бабушкой.

Мальчик повиновался.

– Я, наверно, причинила тебе много страданий…

– Вовсе нет. Скорей наоборот: ты и твой сын – ис­точник радости, вы – смысл нашей жизни, свет очей…

– Но я все делала не так…

– И хорошо! Сейчас могу признаться: в иные ми­нуты я тебя просто ненавидела. И горько раскаивалась, что не послушала доброго совета и не усыновила друго­го ребенка. И спрашивала себя: «Но как же мать может ненавидеть свое дитя?» Принимала транквилизаторы, ходила играть с подругами в бридж, остервенело зани­малась шоппингом – все ради того, чтобы как-то ком­пенсировать любовь, которую я тебе давала и, как мне казалось, не получала от тебя.

А несколько месяцев назад, когда ты в очередной раз решила бросить работу и денежную, и престижную, я просто впала в отчаянье. Пошла в соседнюю церковь, хотела дать обет, помолиться Пречистой Деве, чтобы ты вернулась к действительности, изменила свою жизнь, ис­пользовала возможности, которые так бездумно расточа­ешь и проматываешь… Я готова была ради этого на все.

Я долго смотрела на образ Приснодевы с младенцем. И потом сказала так: «Ты ведь – тоже мать, знаешь, что происходит. Требуй от меня чего угодно, но только спа­си мою дочь, потому что мне кажется – она неуклонно движется к гибели».

Руки Шерин, обнимавшие меня, напряглись. Она снова заплакала, но – по-другому, не так, как раньше. Я изо всех сил старалась овладеть собой.

– И знаешь ли, что я почувствовала в этот миг? Что Она отвечает мне. «Послушай-ка, Самира, – ска­зала Она, – мне тоже приходилось думать так. Долгие годы я страдала, потому что мой сын не слушал меня. Я беспокоилась за него, я считала, что он не умеет вы­бирать себе друзей, что не уважает законов, обычаев, веру, старших». Надо ли продолжать?

– Нет, я все поняла. Но все равно мне хочется по­слушать…

– А под конец Дева сказала: «Но мой сын так и не послушался меня. И сегодня я этому рада».

Бережно и осторожно, поддерживая ее голову, ле­жавшую у меня на плече, я высвободилась и подня­лась.

– Вас надо покормить.

Пошла на кухню, приготовила луковый суп – из пакета, разумеется, – согрела хлеб, испеченный из бездрожжевой муки, накрыла на стол, и мы пообедали вместе. Говорили о пустяках, но в такие минуты милые незначащие слова объединяют семью и как-то по-осо­бенному подчеркивают уют дома, за окнами которого буря выворачивает деревья и сеет разрушение. Конеч­но, под вечер моя дочь и мой внук уйдут, чтобы опять лицом к лицу встретить ветер, гром, молнии, – но та­ков был их выбор.

– Мама, ты сказала, что сделала бы для меня все что угодно, да?

Ну разумеется. Если нужно, я пожертвовала бы для нее жизнью.

– Ты не думаешь, что и я должна была бы сделать для Виореля все, что будет нужно?

– Я думаю, это инстинкт. Но не только – это еще и наивысшее выражение нашей любви.

Она продолжала есть. А я подумала-подумала, но все же не смогла сдержаться:

– Можно дать тебе совет? Будет суд, отец готов по­мочь тебе, если пожелаешь… Но ведь у тебя есть вли­ятельные друзья. Я имею в виду этого журналиста. Попроси его напечатать твою версию событий. Газеты много пишут о преподобном Баке, и в конце концов последнее слово останется за ним. Люди признают его правоту.

– Значит, ты не только принимаешь то, что я делаю, но и хочешь мне помочь?

– Да, Шерин. Даже если порой я не понимаю тебя, даже если страдаю, как, должно быть, страдала всю свою жизнь Пречистая Дева. Хоть ты и не Иисус Христос, но тоже несешь миру что-то очень важное, а потому я – на твоей стороне и хочу, чтобы ты одержала победу.

Хирон Райан, журналист

Афина появилась в ту минуту, когда я лихорадочно правил то, что в идеале должно было стать репортажем о событиях на Пор­тобелло-роуд и о возрождении Богини. Дело было тон­кое – очень, я бы сказал, деликатное.

У бывшего зернового склада я увидел женщину, которая говорила: «Вы – можете! Лишь делайте то, чему учит Великая Мать, – верьте в любовь, и нач­нутся чудеса!» И толпа соглашалась с ней. Однако все это не могло продолжаться слишком долго, ибо нам выпало жить в такое время, когда рабство сделалось единственным способом обрести счастье. Свобода суждений требует немыслимой ответственности, за-ставляет,работать и приносит с собой страдание, со­мнение, тоску.

– Нужно, чтобы ты что-нибудь написал обо мне, – сказала она.

Я отвечал, что нам следует немножко подождать, по­тому что уже через неделю дело умрет само собой, но что на всякий случай я уже приготовил вопросы о сути Женской Энергии.

– Сейчас стычки и скандалы интересуют лишь жи­телей квартала и таблоиды: ни одна серьезная газета не напечатала об этом ни строчки. В Лондоне нечто подоб­ное происходит на каждом углу, и привлекать к этому внимание крупных изданий было бы неразумно. Самое лучшее – недельки две-три вам не собираться.

Но я считаю, что дело с Богиней – если отнестись к Ней с должной серьезностью, которой Она вполне за­служивает, – способно побудить очень многих людей задать очень важные вопросы.

– Тогда, за ужином, ты сказал, что любишь меня. А сейчас, как я понимаю, не только отказываешься по­мочь, но и просишь меня отречься от того, во что я верю?

Как мне было толковать эти ее слова? Может быть, она наконец приняла то, что я предложил ей в тот вечер, то, что преследовало меня ежеминутно и неотступно? Ливанский поэт сказал, что давать важнее, чем полу­чать. Что ж, это мудро, но я-то считал себя частью так называемого «человечества», и у меня есть слабости, и бывали минуты нерешительности, и меня охватывало желание стать рабом собственных чувств, предаться им, ни о чем не спрашивая, не желая даже знать, взаим­на ли эта любовь. Пусть лишь позволят любить себя – ничего другого не требуется. Уверен, что Айя-София согласилась бы со мной целиком и полностью. Афина возникла в моей жизни уже года два назад, но я боялся, что она продолжит движение и скроется за горизонтом, не дав мне возможности пройти с нею вместе хотя бы часть пути.

– Ты говоришь о любви?

– Я прошу тебя о помощи.

Что делать? Обуздывать порывы, сохранять хладно­кровие, не торопить события, чтобы в конце концов те просто перестали бы существовать? Или сделать давно на­зревший шаг – обнять ее, защитить от всех опасностей?

– Я хочу тебе помочь, – ответил я, хотя в голове моей настойчиво звучали слова: «Не заботься ни о чем, я думаю, что люблю тебя». – Прошу тебя, доверься мне, я сделаю ради тебя абсолютно все. Я даже скажу тебе «нет», когда сочту это нужным, рискуя при этом, что ты не поймешь.

И рассказал, что редактор предложил опублико­вать серию материалов о пробуждении Богини и среди прочего – интервью с ней. Поначалу это казалось мне очень удачной идеей, но сейчас я понимаю, что лучше немного выждать.

– Ты либо хочешь выполнять свое предназначение и дальше, либо защищаться. Знаю, ты уверена, что твое дело – важнее того, как оно выглядит в глазах других. Ты согласна со мной?

– Я думаю о своем сыне. Каждый день у него непри­ятности в школе.

– Это пройдет. Через неделю никто больше не будет говорить об этом. И тогда придет наше время действо­вать – не для того, чтобы отбивать идиотские атаки, а чтобы мудро и уверенно придать твоим трудам новое измерение.

А если ты сомневаешься в моих чувствах, я пойду с тобой на следующее собрание. Посмотрим, что будет.

И в ближайший понедельник я сопровождал ее. Те­перь я не был уже «персонажем из толпы», но видел все ее глазами.

У входа была толчея, звучали рукоплескания, летели под ноги цветы, девушки восклицали «жрица Богини!», две-три хорошо одетые дамы умоляли принять их на­едине, ссылаясь на то, что их родные тяжело больны. Толпа напирала, не давала войти – нам и в голову рань­ше не приходило подумать о системе безопасности – и мне стало не по себе. Схватил Афину за руку, подхва­тил Виореля – и мы все же прорвались внутрь.

А там, в переполненном зале, нас встретила Андреа. Она была в ярости:

– Считаю, что ты должна сказать, что сегодня ни­какого чуда не будет! – крикнула она Афине. – Ты по­зволила тщеславию увлечь себя! Почему Айя-София не скажет всем этим людям, чтобы шли прочь?!

– Потому что она определяет болезни, – с вызовом отвечала Афина. – И чем больше людей она облагоде­тельствует, тем лучше.