Александра Яки - Грусть улыбается искренне
Пока, воркуя, все старались разместиться за столом, Тимофеевич включил телевизор, взорвавшийся весёлыми новогодними песнями. Бекир ухватил маленькую пухленькую девочку за руку и пустился с ней в пляс.
— Сначала поешь! — требовала его мама.
— Да пусть бесятся, — махнув рукой, разрешила Тамара Ивановна.
Витька занял место на широком кресле для себя и для Инги.
— Иди сюда, — позвал он девушку. Весь день прошёл в такой предпраздничной суете и суматохе, что ребята с самого утра толком даже не виделись. Заметив в толпе подругу, Витёк трижды пожалел об этом, потому что выглядела она сказочно. Тамара потрясающе поколдовала над её белыми волосами, завив их в крупные аккуратные кудряшки и украсив маленькой блестящей заколкой. Простое бирюзовое платье до колен, слегка расклешенное, с широким тёмным поясом, каким-то волшебным образом скрывало худобу девочки. Она походила на Дюймовочку: хрупкую, лёгкую, маленькую, но красивую, милую, с большими синими глазами и робкой, кроткой улыбкой.
Враз как-то оробевший Витька ничего не смог сказать, только восторженно пролепетал пару нечленораздельных звуков и замолчал. Инга, покраснев от одного парнишкиного взгляда, заботливо поправила его бабочку.
— Э-э-э… Папина, — объяснил Витька, указывая на атласного мотылька. — Ну, так чего стоим? Пора начинать.
Он усадил девушку к себе на колени и обхватил руками. Если вы видели когда-нибудь дорогих фарфоровых кукол в магазине, то примерно то же узнавал и Виктор в так, казалось, знакомой ему девочке, только ещё изящнее, ещё тоньше, печальнее, прекраснее.
Всё вокруг смеялось и звенело ложками. Весёлыми ритмами орал телевизор, кувыркаясь на ковре, играла и кричала ребятня.
— Мой тост за здоровье! — мама Бекира подняла бокал. — Пусть никогда не болеют дети.
Игриво звякнули бокалы и стаканчики с соком.
— За здоровье, — вторили Тим-Тим и Тамара. Колька, разомлев от вкусного ужина, начал развязно клеиться к Ольге. Яна зыркнула на них с завистью, поскольку её Шпала, вместо того чтобы флиртовать, никак не мог расстаться с вилкой.
Разгорячённая ребятня, счастливая, что их в честь праздника не отправили спать, устроила стрельбу мандариновыми косточками.
— Стоп-стоп, — вмешалась Алевтина Фёдоровна и, выйдя из-за стола, подошла к деткам. — А вы знаете, что Дед Мороз не принесёт подарков тем, кто не расскажет стишок! Кто начнёт? Кто знает стишки про Новый год и зиму?
— Я! — нестройным хором отозвались ребятки.
— Я расскажу! — Бекир всех растолкал и вышел на середину зала. Аудитория притихла в ожидании.
— Утром кот принёс на лапахПервый снег, первый снег!Он имеет вкус и запах!Первый снег, первый снег!
— громко, почти криком, делая ударения на каждом слоге, начал мальчик.
— А снегом-то и не пахнет, — расхохотались за столом.
Воодушевлённые малыши кинулись декламировать следом за Бекиром: громко, чётко, весело. Мамочки и Тимофеевич с Тамарой за столом внимательно слушали, Колька засыпал, а Шпала с Яной, зажав рты, прыскали смехом от нелепостей детской дикции.
Виктор с умилением улыбался, вспоминая школьные утренники и то, как сам он, одетый в костюм медведя, громко кричал: «Кто меня разбудил?!» И как пел песенку, которую репетировал с бабушкой, и как танцевал, и как краснощёкий Дед Мороз желал всем здоровья, счастья, крепкой дружбы, любви и понимания. Парень взял со стола два наполненных соком бокала, один дал Инге и тихо-тихо, чтобы слышать могли только он и она, произнёс:
— А мой тост будет за любовь.
Девушка, не сводя глаз с Виктора, легко звякнула бокальчиком.
— Ой! Что ж это!? — как умалишённый, завопил Тимофеевич. — Кто канал переключил?! Мы ж пропустили поздравление президента! Куранты бьют! Скорее!
Все всполошились, повскакивали с мест, Тим-Тим схватился за шампанское. Хлопнула пробка, и врач стал разливать напиток родителям.
— Бом! — прогремели куранты первый раз.
— Болезные! — перекрикивал галдёж Шпала. — Кому сладкой воды!?
— С Новым го-о-о-о-одом! — верещали девчонки.
Малышня прыгала, в сумятице напяливая кофточки. Телевизор выдавал магический звон.
— Скорее в холл! Салют смотреть! — кричал Бекир.
— С Новым годом! Ур-а-а-а!
Дети понеслись в коридор.
— Сейчас будет салют! — все вопили и носились, как умалишённые, едва не снося двери. — Скорее!
Витька следом не ринулся. Он погасил свет в игровой и задержал Ингу у выхода.
— Постой.
Она хоть и удивилась, но послушалась.
Стекло вздрогнуло. За окном шарахнули первые ракеты.
Сначала тихие, а затем переходящие в настоящие военные залпы. Тихая ночь взорвалась салютом, и даже небо посветлело, встречая молодой год.
Залпы, точно усиливающаяся гроза, стихийно нарастали и заставляли содрогаться стёкла, душу, сердце. Витя чувствовал, как всё гремит у него внутри, как учащается пульс, дыхание.
— Инга, — он нервно схватил девушку за руки. — Что с тобой творится? Скажи, что у тебя за секреты? Что ты мне обещала рассказать?! Ты обещала!
— Обещала, — она чудаковато и взволнованно улыбнулась. — Помнишь, ты приходил на веранду, мы стояли у окна почти так же, как сейчас, близко. И мне тогда хотелось… чтобы стекло исчезло, а я могла бы… — девушка запнулась и сделала шаг вперёд. Виктор дрожащими руками обхватил её. Инга посмотрела в его карие глаза, как и в тот вечер, точно заглядывая в самую душу, а потом трепетно коснулась губ. Просто, осторожно, пугливо и неумело, но с такой нежностью и лаской, что Витька ощутил неистовую дрожь во всём теле, будто он марионетка, у которой срезали нити. Парень задышал быстрее, он боялся пошевелиться и открыть глаза, точно всё это могло исчезнуть, как предрассветный сон.
Девушка, затаив дыхание, лихорадочно отвела взгляд. В совсем ещё детских глазах красной нитью светилась обречённость: открылась, призналась, поздно. Нельзя уже вернуться к истокам и заставить себя сдержаться, не показывать чувств, сохранить дружбу… Теперь последнее слово, решающее её судьбу, за ним, за Виктором: ответит взаимностью или станет избегать дальнейших встреч? Попытается забыть, замять, сделать вид, что ничего не было?
Конечно, он ничего забывать не собирался, глядя в эти растерянные и перепуганные глаза, не знающие, чем закончится её бестолковый, отчаянный порыв, не знающие, куда деваться, если он не ответит, не улыбнётся, уйдёт, испугается…
Он запустил руку в её волосы и мягко поцеловал девушку в губы, потом в щёчку, курносый носик, глаза.
— Не дрожи так, не дрожи. Хочешь, чтобы я сказал это? Скажу. Люблю.
Не отвечая, она просто прижалась к Витиной груди.
— Ты всегда будешь меня помнить?
— Ну что за глупые вопросы? Я о тебе не забываю ни на секунду, — Виктор ещё раз поцеловал её.
Инга… Это было всё, что сейчас для него реально существовало. Лёгкая, как самая настоящая принцесса, красивая и беззаветно любящая. За окном цветными взрывами полыхал весь город. Парень завидовал сам себе и знал, что в эту секунду ему мог бы позавидовать каждый. Любой человек ведь явно или втайне мечтает по-настоящему любить и быть любимым, дарить нежность… и стоя в новогоднюю ночь в пустой полутёмной комнатке, понимать, что в мире попросту не существует большего счастья.
Где сейчас его экс-друзья — Лика, Лёшка? Пляшут пьяные и накурившиеся в клубе? А известно ли им вообще, что можно чувствовать себя самым ликующе радостным, не выпив ни грамма, а будучи хмельным от любви, просто неумело говоря «Люблю», глядя в глаза самой прекрасной на земле девушки.
После торжеств уставшая и тихая больница готовилась беспробудно проспать первые часы молодого, только наступившего года. Усталый, засыпал и весь город. И весь мир.
Тишина, спокойная, нежно-таинственная, висела за окном.
Спали даже сквозняки, не тревожа куцую шторочку в Витькиной палате. Свет был погашен в каждом окошке больницы. А над опьяневшим от шампанского и счастья городом реяло алое, пропитанное дымом от фейерверков зарево.
— Что-то я совсем замотался, — шепотом оправдывался парень. — Инг, садись, не стесняйся. Ты, наверное, устала за целый день. Я сам еле держусь. Кстати, у меня кое-что есть для тебя, — он полез в тумбочку.
— У меня для тебя тоже, — Инга присела на Витькину койку, и бледный свет усталого месяца слегка осветил загадочные черты её лица. — Держи.
Девушка протянула Виктору небольшую коробочку.
Мальчишка, не скрывая улыбки, с трепетом и нетерпением принял подарок.
— Спасибо. А это тебе, — он, едва дыша, отдал ей изящную, переливающуюся бело-голубыми камушками диадему. — Я дома одну сказку читал, и мне княжна Зимы показалась на тебя похожей, Ингилейв.
Инга легонько чмокнула его в губы и надела украшение.
