Йоханнес Зиммель - История Нины Б.
В 23.25 появился Тони Ворм. Воротник его мягкого синего пальто был поднят, а шляпа надвинута на лоб.
Когда Нина его увидела, она тихо застонала:
— Я не могу, я не могу…
— Вы должны, — сказал я. — Правда, я не знаю, отдаст ли он мне настоящее письмо.
В это время Ворм подошел к служащему камеры хранения и вручил ему квитанцию на чемодан. Сорок пять минут назад Нина позвонила в пансион и договорилась с Вормом о встрече здесь. Мы видели, как он, получив свой чемодан, тотчас же передал его носильщику. Носильщик исчез. Ворм подошел к нам. На этот раз он не тратил время на лицемерие. Его поезд отправлялся через двадцать минут, и сделка должна была состояться.
— Пошли в ресторан.
Ему никто не ответил.
За огромным носильщиком — а Ворм выбрал самого здорового — мы шли по длинному коридору под железнодорожными путями ко входу в ресторан. Воздух в ресторане был затхлый, пахло дымом, а кроме того, стоял сладковатый запах пива и пищи. За столиками было еще много людей, которых обслуживали усталые официантки. Ворм помахал носильщику:
— Сюда!
Тот сел за столик у входа. За соседним столиком сидел полицейский и пил кока-колу…
Лицо Нины ничего не выражало, глаза были совершенно пустыми. Она не промолвила ни единого слова.
— Где деньги? — спросил Ворм.
— Вы получите их от меня, — ответил я. — Но не двадцать, а десять тысяч, и это предельная сумма.
— Двадцать тысяч. Столько мне предлагает Либлинг. Мне жаль, но мне очень нужны деньги.
— Пятнадцать, — сказал я.
— Нет.
Я повернулся к Нине:
— Пошли.
Мы встали и направились к выходу.
— Согласен, — вполголоса сказал Ворм.
Мы вернулись за столик. Ворм открыл чемодан и вытащил письмо.
— Это оно? — спросил я Нину.
Ворм вытащил листок из конверта и держал и то и другое в руках, как фокусник держит цилиндр и кролика. Нина кивнула. Да, это было именно то письмо, я и сам узнал тонкий, дрожащий почерк Нины на конверте…
Я вытащил из кармана пачку фиолетовых банкнот достоинством в пятьдесят марок, полученных мною от маленького доктора Цорна. Я начал пересчитывать деньги и, прикасаясь к каждой купюре, чувствовал легкий укол в плечи, как будто кто-то втыкал мне в тело иголку, триста таких уколов…
Купюры укладывались в стопки перед красивым мальчиком, который пересчитывал их, беззвучно шевеля губами. Когда я насчитал чуть более двухсот купюр, полицейский, сидевший за соседним столом, произнес:
— Было бы здорово, если бы столько было хоть у одного из нас!
Ворм довольно кивнул ему в знак согласия, а я продолжал считать до трехсот и внимательно наблюдал за лежащим между нами письмом. Мы одновременно схватили их: он — деньги, я — письмо.
— Внимание, — раздался голос из динамика, — скорый поезд в Гамбург с остановками в Дортмунде, Билефельде и Ганновере отправляется через пять минут с тринадцатого пути. Желаем вам приятного путешествия.
Ворм спрятал деньги в карман и встал из-за стола, за ним поднялся и я.
— Сидите, — тихо сказал он и обратился к полицейскому: — Господин вахмистр, вы не подскажете господам, как отсюда добраться до Кройцштрассе?
— С удовольствием, — ответил полицейский и придвинулся к нам.
— Большое спасибо, — сказал Ворм. Он поклонился Нине, смотревшей в пол, и направился к выходу. Я не мог последовать за ним и сбить его с ног в темноте, как задумал ранее. Полицейский сидел напротив меня и вежливо объяснял:
— Итак, представьте себе, что пивной бокал — это вокзал, вы выходите из него и попадаете на Вильгельмплац. Затем вы идете вниз до Бисмаркштрассе, проходите по ней три квартала, затем налево…
Ворм уже подошел к выходу. Он здорово это придумал с полицейским. Сверкнули стекла вращающейся двери, и Ворм исчез. А с ним и мои деньги.
32
— Мне надо выпить, — сказала Нина. Мы вышли из здания главного вокзала на опустевшую площадь. Неожиданно Нина качнулась и схватилась за мою руку. — Мне надо немедленно выпить. Мне так плохо… Как только я вспомню о нем, меня сразу тошнит…
— Не думайте о нем…
— Мне надо выпить. Выпив, я устану и смогу уснуть и больше не думать об этом…
Она упала мне на грудь и заплакала. Я крепко держал ее и смотрел поверх ее головы на опустевшую площадь с лужами от дождя, в которых отражался свет фонарей. Она продолжала всхлипывать, но я услышал ее слова:
— Я вам их верну… когда-нибудь я смогу их собрать. Вы все получите назад. Этот подлец, этот подлец…
Мимо нас прошла уличная девица с ярко накрашенными губами. Размахивая сумкой, она погрозила мне пальцем:
— Злой мальчик, не расстраивай свою маленькую маму!
Я прижался губами к волосам Нины и смотрел на широкую площадь. Дождевых луж было еще много. И в них отражался свет уличных фонарей.
33
В ту ночь мы побывали во многих заведениях. И ни в одном — первоклассном. В хороших ресторанах Нину знали. Везде мы заказывали виски, и нигде Нина не могла оставаться долго. Спустя какое-то время она начинала нервничать и хотела уйти.
— Мне здесь не хватает воздуха, давайте уйдем отсюда, — говорила она. Или: — Эта музыка меня раздражает, я не слышу ни одного вашего слова.
Так мы шли с ней через весь город, представляя собой довольно странную пару: она без косметики, в туфлях без каблуков, в пуловере и простой юбке, а я в шоферской униформе. Прохожие пялили на нас глаза, тем более что Нина пару раз принималась плакать. А потом она сказала:
— Хольден, снимите эти буквы.
Я вытащил булавки с золотыми буквами «J» и «В» из отворотов своего пиджака, оставил в машине форменную фуражку, и мы пошли дальше.
В маленьком баре в центре города на столах горели свечи, электрического света не было вовсе. Пианист играл на рояле. А я, в синем пиджаке, белой рубашке и синем галстуке, уже превратился в такого же, как и все, посетителя.
— Здесь уютно, — сказала Нина, — давайте останемся здесь. — Она уже немного выпила, но еще не устала.
В этом баре обслуживали только девушки.
— Виски, пожалуйста, — попросил я.
— Красивая девушка, правда, Хольден?
— Правда.
— Она посмотрела на вас с большим интересом.
— Да нет.
— Да. А она что, не нравится вам?
— Не нравится.
— Ах, Хольден…
Нам принесли виски.
— Вы красивая девушка, — сказала Нина, — А как вас зовут?
— Лили, уважаемая госпожа.
— У вас красивое имя, Лили.
— Спасибо, госпожа, — сказала девушка.
— А не поехать ли нам домой? — спросил я.
Она взяла мою руку:
— Мне так страшно ехать домой. Там я совсем одна в своей комнате. Нет, пока мы не поедем домой. Я не пьяна, правда. Я… я чувствую себя лучше, Хольден. Вы знаете, я даже рада, что так случилось. Я говорю правду. Я… я все еще думала о нем… и меня тянуло к нему. А сейчас все кончено.
— Правда?
— Конечно.
— Я люблю вас.
— Значит, вы все-таки чего-то хотите.
— Да, — сказал я. — Конечно.
— Вы честный.
Я тоже уже немного выпил.
— Мы с вами одно целое, — сказал я. — Придет время, и вы это почувствуете. Нам спешить некуда. И я могу подождать.
— А как долго вы сможете ждать?
— Очень, очень долго. Вас я могу ждать.
— Кругом так много красивых девушек, Хольден. Посмотрите хотя бы на Лили.
— Но я хочу вас.
— Вы с ума сошли. То, о чем мы с вами говорим, просто какой-то идиотизм. — Однако руку она не убрала и неожиданно посмотрела на меня так, что мне стало жарко. — Теперь у вас есть письмо…
Я вытащил его из кармана и сказал:
— Я бы с удовольствием прочел его.
Она покраснела, как юная девушка:
— Нет! — Потом, увидев выражение моего лица, тихо сказала: — Прочтите его.
— А теперь мне уже не хочется.
Я поднес письмо к свече, и оно, треща и извиваясь, загорелось желтым пламенем. Я подождал, пока оно полностью сгорело, бросил черный пепел в пепельницу и размельчил его ложечкой от коктейля:
— Никогда больше не пишите писем.
— И вам в том числе?
— Никому. Ибо любой человек может сотворить другому зло.
— У вас в жизни было много женщин?
— Не очень.
— Хольден…
— Да?
— А у меня было довольно много мужчин.
— Давайте выпьем еще?
— Ах, Хольден, вы такой любезный.
— Я влюблен, — сказал я. — И это не игра.
34
Мы остались в баре со свечами.
Пианист спросил, какую песню для нас сыграть. Нина захотела услышать песню из фильма «Мулен Руж» и спросила меня, не потанцую ли я с ней.
— Я очень плохо танцую.
— Я не верю.
— Это правда.
— Пошли, — сказала Нина.
Было уже три часа ночи, и кроме нас в этом баре за столиками сидели всего четыре пары. Единственной танцующей парой оказались мы.
