Кристофер Ишервуд - Труды и дни мистера Норриса
— У нас обоих сегодня был очень трудный день.
Впрочем, на следующий день нам обоим было не до тонких чувств. Слишком многое нужно было успеть сделать. Едва цирюльник успел выпустить из рук голову Артура, как я уже был в у него в комнате, тут как тут, в халате, в полной готовности начать военный совет. На посту стоял маленький детектив в плотном пальто. Артур вынужден был признать, что понятия не имеет, стоял кто-то из них у него под окнами всю ночь или нет. Чувство сострадания так-таки и не вступило в нем в противоречие со здоровой тягой ко сну.
Первым делом, естественно, нужно было определиться с тем, куда Артуру ехать. Нужно было навестить ближайшее бюро путешествий и разузнать насчет возможных пароходов и рейсов. Артур уже успел окончательно решить, что Европа в его планы не входит:
— У меня такое чувство, что я нуждаюсь в полной перемене обстановки, хоть и придется, конечно, резать по живому. Здесь постоянное ощущение, что ты взаперти, просто нечем дышать. Чем дольше живешь, Уильям, тем более тесным становится мир. Границы все сжимаются и сжимаются, пока не начинаешь чувствовать себя как в смирительной рубашке.
— Малоприятное, должно быть, ощущение.
— Да уж, — Артур вздохнул. — И не говорите. Может быть, я сейчас и не вполне объективен, однако должен вам признаться, что, с моей точки зрения, все европейские страны суть не что иное, как набор мышеловок. И вся разница между ними состоит в том, что в некоторые сыр кладут отменнейшего качества.
Далее мы обсудили вопрос о том, кто именно должен отправиться наводить справки. Артуру делать этого откровенно не хотелось:
— Но послушайте, Уильям, если я отправлюсь сам, наш приятель на углу непременно за мной увяжется.
— Конечно, увяжется. А нам только того и нужно. Как только вы дадите полицейскому начальству понять, что собираетесь навострить отсюда лыжи, вы прольете на них бальзам. Уверен, что они только о том и мечтают, чтобы поскорее от вас избавиться.
— Ну что ж, может, вы и правы…
Но Артуру эта мысль не понравилась. Подобная тактика шла вразрез со скрытностью его натуры.
— В конце концов, это просто вульгарно, — добавил он.
И тут мне в голову пришла великолепная мысль:
— Послушайте, — сказал я. — Если вы так настаиваете, я съезжу сам. Но только при одном условии: пока меня не будет дома, вы сами скажете о своем отъезде фройляйн Шрёдер.
— Нет, право же, мальчик мой… Да ну, нет. Я так не могу. Хорошо, хорошо, давайте сделаем по-вашему…
Полчаса спустя я наблюдал из своего окна, как он вышел на улицу. Детектив, похоже, не обратил на его появление ровным счетом никакого внимания; он стоял спиной к улице в арке подъезда на противоположной стороне и с интересом читал таблички с именами жильцов. Артур быстрым шагом, даже не оглядевшись по сторонам, двинулся прочь. Он напомнил мне персонажа известного стихотворения, который не оглядывается, чтобы ненароком не увидеть идущего за ним след в след демона. Сыщик все так же самозабвенно изучал таблички. Затем, когда его очевидная профнепригодность уже начала откровенно меня раздражать, он вдруг выпрямился, вынул из кармана часы, с видимым изумлением посмотрел на них, поколебался, задумался над чем-то, а потом сорвался с места и пошел быстрой, нетерпеливой походкой человека, которого слишком долго заставили ждать. Я следил за его невысокой фигуркой в немом удивлении — пока не потерял его из виду. Он был в своем роде художник.
Однако меня ждала моя собственная, не слишком приятная задача. Фройляйн Шрёдер я застал в гостиной. Она была занята своим обычным утренним делом: раскладывала карты, чтобы узнать, что готовит ей грядущий день. Вдаваться в околичности смысла не было:
— Фройляйн Шрёдер, герр Норрис только что получил весьма неприятные для него известия. Ему придется срочно уехать из Берлина. И он попросил меня сказать вам…
Я остановился, чувствуя себя совершеннейшим негодяем, сглотнул и выпалил единым духом:
— Он попросил меня сказать вам, что… он хотел бы заплатить вам за квартиру за январь и дальше, до самого конца февраля…
Фройляйн Шрёдер молчала. Я, как мог, завершил свой монолог:
— Потому что он — ну, вы меня понимаете — съезжает с квартиры, заранее не предупредив…
Она даже не подняла на меня глаз. Раздался сдавленный звук, и на лицевую часть лежавшей на столе карты упала слеза. Я почувствовал, что сам вот-вот расплачусь.
— Может статься… — трусливо начал я. — Он, может быть, и уедет всего-то на несколько месяцев. А потом вернется…
Но фройляйн Шрёдер либо не слушала меня, либо просто не поверила. Она рыдала уже в голос и даже не пыталась сдержать слез. Вероятно, отъезд Артура стал всего лишь последней соломинкой; она сорвалась, и теперь ей было о чем поплакать. О просроченных платежах по налогам и найму, о счетах, по которым она была не в состоянии платить, о том, как ей грубит угольщик, о болях в спине, о фурункулах, о том, какая она бедная и одинокая, и о том, что скоро она умрет. Слушать ее было невыносимо. Я начал ходить по комнате, дотрагиваясь там и тут до мебели, чтобы хоть как-то унять жуткое чувство неловкости:
— Фройляйн Шрёдер… ну будет вам, будет… ну перестаньте… пожалуйста…
Наконец она взяла себя в руки: вытерла глаза уголком скатерти и испустила глубокий тяжкий вздох. Ее покрасневшие от слез глаза печально пробежались по разложенным на столе картам. И тут она вдруг воскликнула с выражением этакого скорбного торжества в голосе:
— Да чтоб тебя! Вы только гляньте, герр Брэдшоу. Туз пик… вверх ногами! Сразу было понятно, что случится какая-нибудь гадость. Карты никогда не врут.
Артур вернулся из бюро путешествий на такси примерно час спустя с полными руками бумаг и рекламных проспектов. Вид у него был усталый и подавленный.
— Как ваши дела? — спросил я.
— Не торопитесь, Уильям. Не торопитесь… Дайте хотя бы дух перевести.
Тяжело упав в кресло, он принялся обмахиваться шляпой. Я подошел к окну. Сыщика на привычном месте не оказалось. Но стоило мне перевести взгляд влево, и я тут же увидел его чуть дальше по улице: он перебирал овощи на лотке у зеленщика.
— Вернулся? — спросил Артур.
Я кивнул.
— В самом деле? Что ж, нужно отдать мерзавцу должное, этот молодой человек далеко пойдет в своей отвратительной профессии… Представляете, Уильям, у него хватило наглости зайти прямо в контору и встать у стойки со мной рядом! Я даже слышал, как он наводит справки насчет поездки в Гарц.
— Может быть, он и в самом деле собирается туда съездить, откуда нам знать? У сыщиков тоже бывают отпуска.
— Н-да… как бы то ни было, ситуация, мягко говоря, не из приятных… Мне стоило больших усилий прийти к окончательному решению, и перспективы меня теперь ожидают довольно-таки мрачные.
— И каков вердикт?
— Я должен с прискорбием сообщить вам, — Артур уныло воззрился на пуговки своих гамаш, — что ехать мне предстоит в Мексику.
— Господи боже!
— Видите ли, дорогой мой мальчик, дело слишком спешное, а это обычно до крайности сужает круг возможностей… Я бы, конечно, с куда большим удовольствием предпочел отправиться в Рио или в Аргентину. Я даже начал подумывать насчет Китая. Но теперь повсюду такие нелепые формальности. Начинают задавать вопросы — совершенно идиотские и в высшей степени оскорбительные. Помнится, в мои молодые годы все было совсем иначе. Английского джентльмена везде готовы были принять с распростертыми объятиями, особенно если он ехал первым классом.
— И когда вы едете?
— Пароход завтра в полдень. Наверное, в Гамбург мне следует выехать прямо сегодня, вечерним поездом. Так будет и удобнее, и, наверное, со всех сторон удачней; как вы считаете?
— Вот уж, право. Да, конечно… Так это все внезапно, такой отчаянный шаг. У вас хотя бы есть знакомые в Мексике?
Артур хихикнул:
— Уильям, у меня повсюду есть знакомые — или лучше сказать — сообщники?
— И что вы там намереваетесь делать?
— Отправлюсь прямым ходом в Мехико (местечко то еще; хотя, должно быть, там стало много приятнее с тех пор, как я последний раз там был в девятьсот одиннадцатом). Сниму номер в самом шикарном тамошнем отеле и буду ждать минуты озарения… Не думаю, чтобы мне пришлось там голодать.
— Нет, Артур, — рассмеялся я, — вот уж кем-кем, но голодающим я вас никак не представляю!
Мы оба расцвели. Мы выпили по нескольку рюмок. Настроение пошло в гору.
Была приглашена на сцену фройляйн Шрёдер, ибо Артуру уже пора было понемногу начинать собираться. Вид у нее поначалу был весьма подавленный и с видимой наклонностью к упрекам; но одна-единственная рюмка коньяку сотворила чудо. Как оказалось, у нее была собственная версия причин, по которым Артуру столь срочно пришлось уезжать:
— Ах, герр Норрис, герр Норрис! Вам следовало быть поосторожнее. В ваши-то годы джентльмен уж должен бы иметь в таких делах кое-какой опыт, — она пьяненько подмигнула мне у Артура из-за спины. — И почему вы только не хранили верность вашей старой доброй Шрёдер? Она бы вам помогла, она ведь с самого начала прекрасно обо всем об этом знала!
