Жозе Сарамаго - Книга имен

Итак, сеньор Жозе вошел и прямо направился к барьеру, бросив по дороге неприязненный взгляд на проводников, поскольку из-за них численное равновесие двух ведомств нарушалось в пользу кладбища. Его здесь знали, и можно было не предъявлять удостоверение сотрудника Главного Архива, что же касается пресловутого мандата, нашему герою и в лоб, что называется, не влетело взять его с собой, ибо даже самый неопытный младший письмоводитель с полувзгляда определил бы, что это — подделка от первой до последней строчки. Из восьми чиновников сеньор Жозе выбрал того, кто понравился ему больше остальных. Тот был на вид чуть старше его самого и взирал на мир рассеянным взором человека, который ничего уже не ждет от жизни. Когда бы, в какой бы день недели наш герой ни пришел сюда, он неизменно находил его здесь. Поначалу даже думал, что чиновники Главного Кладбища работают круглый год без выходных и отпусков, пока кто-то не сказал ему, что это не так, а просто есть сколько-то сотрудников, по особым условиям договора согласившихся трудиться по воскресеньям, рабство ведь давно отменено, сеньор Жозе. Излишне говорить, что давней и заветной мечтой прочих было, чтобы указанные сотрудники выходили на службу также и по субботам, однако из-за сложностей с бюджетом и сметой это законнейшее требование еще не было удовлетворено, и ничем не помогла работникам Главного Кладбища ссылка на работников Главного Архива, которые по субботам работают только до обеда, а потому не помогла, что, по афористичному высказыванию начальства, отклонившего ходатайство: Живые могут подождать, а мертвые — нет. Так или иначе, сроду не бывало такого, чтобы архивный чиновник появлялся здесь в субботний вечер, когда по всем божеским и человеческим законам полагалось бы наслаждаться радостями семейной жизни, либо прогуливаться на природе, либо заниматься домашними делами, отложенными до тех пор, когда время будет, либо предаваться сладостному безделью, либо задаваться вопросом, зачем вообще нужен досуг, если неизвестно, на что его употребить. И сеньор Жозе, дабы избежать удивления, которое так легко могло бы перерасти в подозрение, озаботился тем, чтобы удовлетворить еще невысказанное любопытство собеседника заранее заготовленным объяснением: Случай исключительный, крайне срочный, зам хранителя должен получить эти сведения в понедельник утром, а потому попросил меня прийти сюда в неурочное время. А-а, понятно, так изложите дело. Дело очень простое, нам необходимо знать дату захоронения этой вот женщины. Кладбищенский принял формуляр из рук архивного, переписал имя покойной и дату смерти и пошел проконсультироваться со старшим письмоводителем. Сеньор Жозе, хоть и не слышал, о чем у них шла речь, ибо в этой конторе, как и в его, принято говорить вполголоса, а здесь эти полголоса скрадывались еще и расстоянием, однако же видел, как начальник кивнул, а по движениям его губ не сомневался, что тот произнес: Разрешаю предоставить требуемые сведения. Чиновник отправился свериться с каталогом под барьером, где хранились формуляры скончавшихся за последние пятьдесят лет, тогда как все прочие занимают места на полках высоких стеллажей, уходящих в глубь здания, выдвинул нужный ящик, отыскал формуляр, переписал на бумажку данные и вернулся к сеньору Жозе со словами: Вот, пожалуйста, после чего добавил, как бы сочтя, что эта информация может пригодиться: Разряд самоубийств. Сеньор Жозе почувствовал, как внезапно засосало под ложечкой, то бишь диафрагмой, где, если верить некогда читанной статье из научно-популярного журнала, размещается многоконечная звезда, нервный узел, иначе еще именуемый солнечным сплетением, однако сумел скрыть свое изумление за автоматически включившимся безразличием. Причина смерти непременно должна была значиться в свидетельстве о смерти, каковое было утрачено, а потому он его никогда не видел, однако, как сотрудник Архива, да еще и явившийся со служебным заданием на Главное Кладбище, никак не мог обнаружить свое незнание. Очень аккуратно сложил бумагу вдвое, спрятал в бумажник, поблагодарил письмоводителя, не забыв добавить, что, впрочем, было чистейшим сотрясением воздуха, ничего не значащей любезностью, фигурой речи, так сказать, ибо оба были мелкими сошками, что, ежели возникнет нужда навести какую-либо справку в Главном Архиве, всегда будет рад содействовать по мере сил и будет в его распоряжении. И, уже сделав шаг и другой к дверям, вдруг обернулся: Знаете, мне сейчас захотелось прогуляться по кладбищу, не разрешите ли пройти здесь, чтобы кругаля не давать. Обождите, пожалуйста, я спрошу, отвечал коллега. И изложил просьбу тому же старшему письмоводителю, однако тот, не отвечая, поднялся и направился к своему подсмотрителю. Расстояние было немалым, но сеньор Жозе по движению головы, по шевелению губ догадался, что ему разрешат воспользоваться внутренним ходом. Помощник письмоводителя не сразу вернулся к барьеру, а сперва открыл шкаф, из шкафа извлек большой лист картона, заложил его под крышку какой-то машины, помаргивавшей разноцветными огоньками. Нажал кнопку, машина загудела, вспыхнули другие лампочки, и из боковой щели выполз лист бумаги поменьше. Помощник взял его, картон снова запер в шкаф и, наконец подойдя к перегородке, сказал так: Возьмите-ка вот план, а то у нас уже были случаи — терялись люди, а искать их потом — такая, знаете ли, морока, на этот случай приходится отрывать от дела проводников, сажать в машины да отправлять на поиски, а дело стоит, и скапливаются похоронные процессии. Люди, надо сказать, легко впадают в панику, а нужно-то всего лишь идти по прямой в одном направлении, вот у нас в архиве мертвых это трудней, там-то прямых нет вообще. Теоретически вы правы, но и здесь прямые — вроде как коридорные лабиринты, постоянно обрываются, меняют направление, крутят вокруг какой-нибудь могилы, и человек сбивается с пути. В нашем Архиве мы пользуемся ариадниной нитью, ни разу еще не подводила. У нас она тоже когда-то была в ходу, но недолго, потому что мы несколько раз обнаруживали, что она перерезана, а установить, кто и по какой причине учинял такую шкоду, так и не удалось. Уж во всяком случае, не покойники. Как знать, как знать. Эти потерявшиеся были какие-то растяпы, могли бы по солнцу сориентироваться. Могли бы, конечно, но только если день погожий. А у нас в архиве таких машин нет. Я вам так скажу — большое подспорье в работе. Подобная беседа не может течь бесконечно, старший уже дважды обращал взор в сторону беседующих, причем во второй раз — нахмурив брови, и тогда сеньор Жозе заметил вполголоса: Ваш начальник уже дважды взглянул на нас, не хочется, чтобы у вас были из-за меня неприятности. Да я только покажу вам на карте могилу этой женщины, вот взгляните на оконечность этой ветви, волнистая линия — это ручей, который пока все еще обозначает границу, а могила находится вот здесь, определите по номеру. А по имени на плите. Ну да, и по имени, если уже поставили плиту, но по номерам надежней, имена не помещаются на карте, а чтобы поместились, потребуется лист со всю землю величиной. Вы ее обновляете. Ну а как же, ежедневно. А скажите мне, с чего вы решили, будто я собираюсь осмотреть могилу этой женщины. Да ни с чего, просто я бы на вашем месте поступил именно так. Это почему же. Чтобы убедиться. Что она умерла. Нет, что была когда-то жива. Старший письмоводитель взглянул в третий раз, обозначил намерение приподняться, тотчас, впрочем, вновь опустившись на стул, и сеньор Жозе торопливо распрощался со своим собеседником: Спасибо, спасибо, сказал он, мелкими кивками в сторону смотрителя одновременно изъявляя тому самую искреннюю признательность, ибо благоговейную хвалу начальству должно воздавать, даже если оно смотрит в другую сторону, точно так же, как молитву воссылают и к небесам, задернутым тучами, а важное отличие состоит лишь в том, что в последнем случае голова не склоняется, но задирается.

Самая старая часть Главного Кладбища, протянувшаяся на несколько десятков метров от задов административного здания, сиречь конторы, издавна была облюбована археологами для своих изысканий. Большая часть древних камней была так безжалостно обработана временем, что не враз поймешь, что там на плите — остатки ли полустершихся букв или следы соскользнувшего неумелого долота, однако надгробья по-прежнему служили предметом острых дискуссий, горячей полемики, в которых, благо представлялось решительно невозможным определить, кто покоится в могиле, дебатировался столь животрепещущий вопрос, как приблизительная дата захоронения. Незначительные колебания на сто лет в ту или иную сторону становились поводом для ожесточенных споров, как публичных, так и печатных, приводивших почти неизменно не только к яростному разрыву отношений, но и к вражде не на жизнь, а на смерть. Дело непоправимо осложнилось еще более, если только это возможно, когда в перепалку встряли историки и искусствоведы, ибо если корпорация археологов еще могла относительно легко прийти к согласию и договориться о главном, оставив даты на потом, то эстетические пристрастия тянули каждого из критиков в свою сторону, причем нередко случалось так, что один резко менял свое мнение потому только, что оно нечаянно совпадало с мнением другого. На протяжении столетий несказанный и пресловутый вечный покой, царивший на Главном Кладбище со всеми его цветами, самочинно и буйно разросшейся зеленью, ползучими растениями, густыми зарослями кустарника, гирляндами и фестонами, чертополохом и крапивой, с могучими деревьями, которые корнями своими иногда взламывают надгробья и выставляют на белый свет удивленные этим кости, да, так вот, покой этот часто делался жертвой и свидетелем ожесточенных словесных схваток, а иногда и оскорблений действием. Всякий раз, когда такое случалось, смотритель для начала приказывал соответствующим проводникам растащить ученых мужей, как, впрочем, и жен, а затем, когда и если того настоятельно требовала накаляющаяся ситуация, появлялся собственной персоной, чтобы насмешливо напомнить драчующимся, что не стоит из-за такой малости драть друг другу волосья, ибо всем рано или поздно придется отсвечивать голым черепом. Как и хранитель Главного Архива, смотритель Главного Кладбища склонен к блистательному сарказму, что подтверждает догадку о том, что для успешного отправления высокой должности совершенно необходим подобный склад мышления, как, разумеется, и немалые теоретические знания вкупе с практическими навыками. И археологи, искусствоведы и историки, проявляя завидное единодушие, все же признали тот очевидный факт, что Главное Кладбище есть истинный кладезь стилей, образцовый их каталог и выставка достижений архитектуры, скульптурного мастерства и декоративного искусства, а стало быть, и свод всех существующих способов видеть, пребывать и обитать, начиная с первого, долотом по камню примитивно выбитого изображения человеческого тела и кончая нержавеющей сталью, зеркальными стеклами, синтетическим волокном и прочими изысками.