Максим Кантор - Хроника стрижки овец
По сравнению с этими семечками показания Симона Визенталя о том, что западные спецслужбы вывезли на запад более 30 000 (тридцати тысяч) нацистских преступников, или, например, заявление Ялмара Шахта (глава Дойче Банка) на Нюрнбергском процессе: «Если вы хотите обвинять немецких промышленников, которые перевооружили Германию, то прежде должны предъявить обвинение Англии и Америке» – звучат более таинственно. Эти примеры я взял наугад, из возможного миллиона секретов. Почему шведский банкир Ивар Крюгер, предложивший Германии кредит в пятьсот миллионов (кредит отклонен Шахтом по настоянию Монтегю Норманна, главного английского банкира) и утроивший предложение – тут же был убит во французском отеле? О чем говорили на кельнской вилле барона фон Шредера 4 января 1932 года Адольф Гитлер и глава английского банка Монтегю Норманн?
Это вам не встреча мелкого жулика Парвуса с Лениным (каковой встречи в реальности не происходило) – только вообразите, как мог бы Солженицын развернуться!
Но и эти тайны – в сущности, не тайны уже. Дальнейшее течение событий – а главное, эпическое течение событий, а не их детективное воплощение – помогает расставить детали по верным углам общей картины.
Но вот современность пока находится в своей детективной стадии, а чтобы осознать ее эпичность, надо очень и очень стараться. А детектива – много.
Допустим, Горбачев прилюдно заявляет: «Правды о Форосе вы не узнаете никогда».
И – удивляешься, слыша такое. А почему не узнаем? Ну возьми, дяденька, и расскажи. Это ведь ты все затеял, так ведь? Нет, молчит. Не узнаете, говорит, правды – и все тут!
И уж вовсе непонятно, кто и сколько и кому дал, перевел на секретные счета, заплатил под столом. Сотни тысяч застрелили и зарезали, думаю, перекрыты цифры Магадана двух трех лет работы – во время дележа ресурсов. И секреты кругом, одни секреты. Куда ни взгляни – сплошные оффшоры, корпоративные тайны и общества ограниченной ответственности. Информация закрыта, а сумма сделки не разглашается. Немцов выходит на публику и говорит: «Люди мы не бедные» – это как понять? Не говорят, тайна. Кого-то душили на пляже удавкой, кого-то травили полонием, кто-то стрелялся, лидеры оппозиции идут на прием к американскому послу, который и не посол даже, а спец по революциям – а зачем идут, опять не говорят. Частный визит, говорят, секрет.
Граждане, объясните себе простую вещь: сочетать конспирацию и идею гласности – можно, лишь будучи шизофреником.
Когда поборник демократии и транспарентности говорит, что информация о деятельности системообразующей отрасли является корпоративным секретом, – он каждым словом громко объявляет о том, что мы строим общеевропейский сумасшедший дом.
Горбачев показал уникальный пример издевательства над здравым смыслом, отец гласности в финале своей карьеры сказал народу: «Правду вы не узнаете никогда!» – а затем этот опыт социальной шизофрении «расширили и углу́били».
И наградили интересной болезнью все общество.
Спустя двадцать лет мы узнали о том, что залоговые аукционы (фундамент открытого общества) были тайной лживой махинацией, а деньги на покупку (по астрономически заниженной цене) Абрамовичу давал бандит Антон Могила, каковой и состоял членом совета директоров системообразующего ООО.
И это ООО закрытого типа – фундамент Открытого общества.
Вам как дышится, нормально? Не душно? Пена изо рта не идет? Вы ведь все умалишенные, господа.
Строить Открытое общество в тайне – это и есть венец демократического строя.
Информация о строительстве Открытого общества не разглашается, а личные выгоды членов Открытого общества являются корпоративным секретом. Поймите, пожалуйста, граждане, что этот смысловой кавардак значительно хуже, чем мелкие интриги сталинизма.
То, что цели сегодняшней оппозиции держат в тайне, – это одна из привычных дымовых завес нашего сознания. Мы уже настолько привыкли ничего не знать – что и не удивляемся. Мы не знаем ни про реальные доходы лидеров стран, кто, сколько, где и почему получает; откуда особняки у Блэра; сколько заработало семейство Тэтчер за торговлю оружием; каковы реальные отношения Бушей с Бин Ладенами; сколько заплатил Прескотт Буш, дедушка Дж. Буша, – Адольфу Гитлеру; где и на что живет Сосковец; каково состояние Сечина и Тимченко; за что сидел Усманов и каковы его связи с партнером Скочем, лидером солнцевской опг, и сколько от денег солнцевской опг было передано через структуры Усманова в «Коммерсант»; где и как отмываются деньги Березовского, почему ставленник Березовского, глава холдинга Коммерсант Кудрявцев, не разделил судьбу беглого шефа; сколько украл глава Росатома Кириенко (он же оппозиционный правый лидер, он же банкир, он же премьер-министр, он же киндерсюрприз); кто платил Пусси; сколько забашлял Каддафи на выборы Саркози; как переводили взятки Касянову (говорили, что через африканские банки), и т. д., и т. д., и т. д. – мы вообще не знаем ничего про них. И неохота знать, противно. Пес с ними, со всей этой компанией, они люди несимпатичные и пустые.
Но эти тайны и эти интриги – фундамент открытого общества. Другого фундамента нет. Это основа нашего капиталистического сознания. Ничего иного в головах у лидеров общества нет – только явки и пароли, тайны вкладов и шифры сейфов.
Идеями Грамши и Ганди никто не озабочен – озабочены правом на личную корпоративную тайну. Вот сегодня предложили еще несколько проектов ООО для понимания необходимости строить Открытое общество.
И вот автор приватизации, мастер надковерной интриги Чубайс заявляет, что эпоха стабильности закончилась. И ведь план какой-то имеется. Даже наверняка имеется. Было бы странно в мире, который трещит по швам, затевать возню в большой стране, не имея вовсе никакой программы. Правды мы не узнаем никогда, как говаривал пятнистый. Но предполагать-то можем.
Александр Исаевич, ау!
Марш беспризорников
Так заведено в России, что для определения социальной позиции используют два цвета – красный или белый; в палитре имеется много иных цветов, но внятного представления о прочих цветах нет.
Видимо, этим ограниченным знанием объясняется словосочетание «красно-коричневый» – соединившее, для удобства восприятия, в едином феномене две принципиально несхожие доктрины.
Потребность видеть жизнь как соревнование двух систем – «на первый-второй рассчитайсь!» – равновелика и в либеральных, и в консервативных рядах.
Культура или контркультура, классика или авангард, режим полковника или болотная оппозиция, рыночный капитализм или казарменный социализм: сознание ждет нужного зуммера, мозг замер в ожидании понятной сигнальной системы – вот звучит нужное слово, тогда включаются механизмы, загораются лампочки.
Вы не участвуете в болотной оппозиции? Значит, вы – охранитель! Вам не нравится, что авангардист рубит иконы топором? Значит, вам нравится академический салон! Вы не любите ворья? Стало быть, вы за Сталина!
Помилуйте, это же не обязательно так.
Я, например, не люблю рыночный капитализм и воров – и Сталина тоже не люблю.
Мне неприятно, когда пакостят в церкви, – но салон не люблю тоже.
Оппозиция мне не нравится – но это совсем не значит, что я охранитель.
Напротив. Именно потому, что я не люблю салон, я не люблю авангард; именно потому, что не охранитель, я не люблю картонную оппозицию.
Сегодня на смену истерике белых ленточек пришла ажитированная любовь к президенту – и это выглядит тоже очень противно.
«Законно избранный президент», «отец нации», «кому президент не отец, тому родина не мать!» – да что же это такое?
На всякий случай говорю публично, что президент мне не отец. В мой дом такой человек вряд ли бы попал – шансы исчезающе малы.
Отец у меня имеется, я им горжусь – его зовут Карл Моисеевич Кантор.
И другого отца я никогда не искал, потому что лучше отца не бывает. Уж не полковнику ГБ заменять мне отца.
И мама у меня тоже имеется – Татьяна Сергеевна. И я ею, вот этой вот мамой, горжусь.
И не стоит мне предлагать иную семью – не возьму.
У моих сыновей есть отец, и у меня есть отец – вот наша семья. Это, вообще говоря, нормально, чтобы была семья.
Семья – это, вообще говоря, понятие божественное (см. отношения Бога Отца и Бога Сына), понятие, не имеющее отношения к национально-репрессивно-государственной тематике. То, что разные государства объявляют свой режим – семьей, президента – отцом народа, это умилительно, но совсем не здорово. Как правило, на смену рыхлой демократии приходит так называемый «народный» режим, когда тиран говорит народу: «Смотрите, люди – я приструнил подлых бояр! А теперь я говорю с вами без посредников, только я – Отец, и вы – мои дети!» Так бывало не раз, непременно будет и снова; связано это внушение не только с нацизмом или сталинизмом – это вообще свойственно любой форме оболванивания населения.
