Александр Васинский - Сады Приапа, или Необыкновенная история величайшего любовника века

Нина, наконец, вспомнила, что видела этого человека в передаче «Герой дня без галстука». Ступор, в который она неожиданно впала при первом взгляде на клиента, объяснялся отчасти и тем, что она терзалась: откуда она может его знать? что их связывает? где прежде видела?

«Так, значит, это телевизор, — стучало у нее в сердце, — загородная усадьба, ответы на вопросы Зуйцевой… и эта лама под луной…» Ей тогда понравился и замок на берегу озера, и маленькая собачка у него на плече, понравилось его всё…

Уд встал из-за стола. Нина почувствовала, как ее помимо воли охватывает мелкая точечная неприличная дрожь. Откуда-то из головы с гулом и раскатами взметнулись раскаленные вулканические бомбы, они истекали в полете струями и брызгами огня и, падая, жгли ее плечи, спину, поясницу, икры, лодыжки… Гул и жар достигли предела, казалось, кратер вулкана оплавлялся, изрыгая лаву и облака пепла, и, когда произошел выброс огненного смерча, Нину поволокло куда-то в сторону и вниз.

— Где ее кабинет? — услышала она над собой его голос, и в этот миг ее втянуло в поток черно-красной расплавленной земли, он гудел, хлюпал и пузырился, но чудесным образом не сжигал ее, а нес на себе невредимой…

Уд уже с минуту был во власти своей отключки. В бредовом обморочном тумане рухнул в гудящий проем и оцепенел оттого, что не встретил привычного давящего обжима, не было смертельной тесноты и удушья. Повинуясь инстинкту, он стал судорожно зарываться вглубь, чтобы достичь дна. «В ножны! В ножны! По самую рукоять! По самую рукоять!» — тараторил он в бреду, тараня цель с тупым бесполезным напором. Все было напрасно, он снова и снова таранил пустоту.

Наконец, он обеспамятел. Нина приподняла голову на диване и увидела рядом скользкий корпус мужского тела… Она взяла салфетку и, сев на диване, стала его обтирать. Сначала голову с оторвавшимся пластырем, плечи, грудь, лопатки, бедра… Она уже хотела его одевать, как маленького своего ребеночка, но тут в кабинет зашли телохранители, вежливо извинились, завернули тело в простыню, засунули в крафтмешок и унесли через подсобку к лимузину, который они подогнали к самим дверям. Потом Лапиков один вернулся в зал, запустил, не закатывая рукава рубашки, руку в аквариум, сгреб приемник и вышел вслед за другими.

Нина сидела на диване, молча покачиваясь из стороны в сторону, с остановившимся взглядом, со сбитой набок прической, и первый раз в жизни ей было все равно, что про нее скажут… Она беззвучно, тихо, плакала. Она знала, что нашла и навсегда потеряла своего полковника, своего родного единственного мужчину. Но она знала также и то, что с этим уже по-вдовьи можно доживать жизнь. Нет, она не жалела, что этому незнакомому человеку отдалась безоглядно. Наверное, она допустила слабость, отпугнула его тем, что потеряла голову и утопила — она это чувствовала, — утопила его в слишком широко раскрытых объятиях… Но она ни о чем не жалела.

…К вечеру в офис заехал Голосковкер и увез босса в театр на «Ромео и Джульетту». В финале он толкнул имиджмейкера в плечо и кивнул вниз на зал (они сидели в ложе первого яруса).

— Слушай, — шепнул Уд, — ты видишь?

— Что?

— Слезы. Они плачут, Голосковкер.

Уже в лимузине Уд вернулся к тому, что его так потрясло.

— Они ведь правда плакали… — сказал он, посмотрев на имиджмейкера.

— Ну да. Трагедия. Великая вещь. Великий Шекспир.

— Все это понятно. Но скажи, они понимают, что все это происходит не в жизни, а на сцене. А?

— Конечно.

— И плачут.

— Да.

— Они знают, что это играют актеры, что все это сочинил в своей голове Шекспир — и плачут?

— Да, «и плачут», — сказал Голосковкер. — Люди очень внушаемы, шеф. Уд откинулся на спинку сиденья.

— Ну знаешь, имиджмейкер, если так устроены у людей мозги, если их так легко обольстить и охмурить, то… то… представляешь, что с ними можно сделать по жизни, а? Что им можно внушить?

Он повернул лицо к тонированному стеклу и вдруг захохотал, как он умел: одним ртом, без глаз. Так что Голосковкеру стало не по себе.

Глава XV

Боже мой, как грустна наша Россия!

Штаб независимого кандидата в президенты Уда Кичхокова работал круглосуточно. Два миллиона подписей для того, чтобы зарегистрироваться в Центризбиркоме, были собраны с обнадеживающей быстротой. Имиджмейкер оказался прав: женские трудовые коллективы, особенно в регионах, где традиционно преобладает женский контингент (Ивановская область, курортные зоны и др.), дали самые большие проценты. Стоило эмиссарам Кичхокова проехаться с поясным портретом босса по птицефабрикам и швейным комбинатам Нечерноземья, прокрутить пару рекламных клипов и вручить скромные сувениры, как к столам с подписными листами выстраивались очереди.

— На женщинах и сделаем главный акцент, — говорил шефу в эти дни имиджмейкер.

— Что на женщинах? — переспросил осоловело Уд. Разговор происходил в массажном кабинете, и массажистка своими бесконтактными пассами почти довела его до степени отруба.

— Я говорю о стратегии и тактике предвыборной кампании, — сказал Голосковкер.

Понимая, что разговор очень важный и требует концентрации внимания, Уд попросил массажистку от массажа ягодиц перейти к менее эрогенным участкам тела. Так ей и сказал.

— А у вас таких участков нет, — сказала массажистка на полном серьезе. Голосковкер завел глаза к потолку, и Уд понял, что для пользы дела сеанс массажа следует перенести.

— Иди, иди, ладно, мы должны поговорить, — мягко сказал ей Уд.

Он слез с массажного стола, накинул на себя вишневый халат с кисточками.

— Ну что у тебя, я весь внимание.

Голосковкер стал объяснять политическую подоплеку их социальной программы, а под конец опять вернулся к «акценту на женщинах».

— То, что они от вас без ума, — сказал Голосковкер, — делает их нашими большими союзниками. Это ведь правда, что о вас написали в «МК» насчет дерна?

— Какого еще дерна?

— Ну, как же, месяца три назад… вы принимали участие… ну, закладка аллеи Дружбы на Поклонной горе. Было?

— Что-то вспоминаю…

— Рыли ямы для саженцев, речи и все такое. Так вот, репортер светской хроники написал, что ваши поклонницы потом ночью выкапывали с территории дерн с вашими следами. И это несмотря на то, что в закладке аллеи Дружбы участвовали космонавты, артисты, один вице-премьер…

— Первый раз про дерн слышу.

— И еще репортер процитировал вашу шутку насчет лучшего органического удобрения. Я ж тогда о вас материал собирал, для эпопеи, все вырезки делал…

— А что про удобрения-то?

— Ну, это был класс, Уд Николаевич! Когда вы для саженца вырыли яму в грунте, вы оперлись на лопату, провели по испарине лба ладонью, стряхнули капли в яму и сказали — цитирую, шеф, по заметке: «А знаете, господа, какое самое лучшее, самое калорийное удобрение в мире?» И сами ответили: «Самое лучшее, самое калорийное удобрение — это пот интеллектуала…» Конец цитаты. — Голосковкер сиял, раздувая ноздри, гордый за босса. — Я сразу представил себе Канта на грядке палисадника. «Пот интеллектуала»… Такой афоризм сделал бы честь самому Бернарду Шоу.

Уд был чем-то недоволен, он хмурился.

— Если быть честным, — наконец сказал он. — это была не моя импровизация, это придумал Юджин.

Оправдывался стратегический расчет штаба на то, что Уд будет баллотироваться как независимый кандидат, представляющий не блоки, партии и движения, а «человеческую беспартийную справедливость». Уду было точно определено место в геометрическом пространстве предвыборного противостояния: не борьба по горизонтали, где толпится и давит друг другу ноги большинство соискателей кресла с двуглавым орлом, а место на острие вертикали, где на финише могло уместиться не более двух соперников. Это выгодно отличало Уда в перипетиях борьбы от право-лево-центристских лидеров и делало его представителем политически нейтрального большинства, так называемого «болота», которое либо не ходит вообще голосовать, либо за сутки до выборов не знает, кому и почему отдаст свой голос.

Конечно, приходилось делать миллиардные вливания. Как-то Уд, подписав очередной чек, пригласил Голосковкера в зимний сад на откровенную беседу.

— Слушай, — сказал он, — я знаю, что ты честный малый и врать не будешь. Скажи, это правда, что на исход выборов деньги влияют больше, чем рейтинг и личность кандидата?

— В общем — да. — сказал Голосковкер. — Деньги поднимают рейтинг, помогают «подать» личность. Это все взаимосвязано. Идеальный вариант: хорошие деньги плюс хороший кандидат.

Уд был озадачен. Скосил глаза. Он был во власти того опасного для психики (и очень русского) состояния, которое характеризуется испытыванием на противоходе взаимоисключающих друг друга эмоций. Вроде того, как если б на ликующего беспечного эпикурейца вдруг напала депрессия и он бы отдавался этой депрессии, не переставая при этом ликовать. В данном случае Уд Кичхоков разрывался между пониманием, что все продается и покупается, и желанием тешить себя мыслью, что его рейтинг держится все-таки на неподкупном чувстве справедливости.