Бернард Вербер - Империя ангелов
Я говорю себе, что это должны быть новые «калашниковы». С тех пор как нам пообещали заменить старое вооружение, я только это представляю себе как хорошую новость. Я уже знаю, кому поручу испытать новое оружие.
— Война окончена.
Я перестаю дышать. Он повторяет:
— Мир.
Я с трудом выговариваю:
— Мир…
Так, значит, эти продажные твари в Кремле, поддавшись давлению преступных американских капиталистов, решили подписать соглашение с представителями чеченских войск. Это худшая вещь, которую я мог услышать. Я хотел бы, чтобы этот момент никогда не наступил. Мир. МИР?!! Когда мы уже почти победили? Я не осмеливаюсь спросить, почему они опустили руки. Я не осмеливаюсь сказать, что, возможно, в эту самую минуту мои «волки» штурмом взяли стратегически важный объект. Я не осмеливаюсь упоминать о всех зверствах, совершенных чеченами, о детях, которых они использовали как живой щит, о пытках, которым подвергали взятых в плен. И это с ними мы будет мириться? Я спрашиваю с маленькой долей надежды:
— Это… это шутка?
Он удивлен.
— Нет. Это официально. Соглашение подписано вчера.
У меня предобморочное состояние.
Дюкусков думает, что меня переполняет радость. Он поддерживает меня под руку. Возможно ли, чтобы люди так заблуждались? Чтобы они не отдавали себе отчета? Мы были в сантиметре от победы! Мы бы победили! И вот… мы ведем переговоры. Переговоры о чем? О праве все потерять!
Что теперь будет со мной?
Я покидаю лес, открытые просторы, свою стаю. Я сдаю униформу, ботинки, оружие. С конвоем возвращаюсь в Москву и погружаюсь в мир геометрических линий города.
Чингис-хан, кажется, ненавидел города. Он говорил, что сам факт, когда люди скучены на небольшой территории, окруженной стенами, приводит к помешательству рассудка, накоплению нечистот, распространению болезней и ограниченности мышления. Чингис-хан разрушил столько городов, сколько смог, но последнее слово осталось за горожанами.
Я возвращаюсь к гражданской жизни. Мне нужно найти жилье, а я даже не знаю, как заполнить бумаги. Я снимаю крошечную квартирку. Уродливую, шумную и дорогую. Все соседи на меня косо посматривают. У меня ностальгия по стоянкам под открытым небом. Где мои деревья? Где мои «волки»? Где мой чистый воздух?
Я чувствую себя неуклюже в гражданской одежде, непривлекательной и неудобной. Брюки, майка и свитер. Карманов мало, а отвороты слишком мягкие, чтобы повесить медали.
Мне сложно стать частью гражданского общества. На войне нужно было только драться, чтобы получить то, что хочешь. Здесь же царит только одно правило: деньги. Платить, за все нужно платить.
Я думал, мне помогут боевые заслуги, но они только мешают. Тыловые крысы опасаются ветеранов войны. Я снова и снова смотрю по видео фильмы со Сталлоне и Шварценеггером и пью водку до тех пор, пока не засыпаю. Скорей бы мы объявили войну Западу. Я более чем готов.
Звонит почтальон. Он принес мое первое пособие уволенного в запас. Я считаю купюры. Пособие «спасителя отечества» равно половине зарплаты продавца хот-догов!
Я имею право на большее. Я хочу иметь больше денег. Я хочу большую квартиру. Я хочу дачу за городом, как у важных чиновников. Я хочу дорогой лимузин. Я достаточно страдал, теперь я хочу быть богатым.
Эй, наверху! Ангел-хранитель, если ты меня слышишь: Я ХОЧУ БЫТЬ БОГАТЫМ.
140. Молитвы
Я протираю глаза. Наблюдение за жизнью клиентов забирает у меня все силы. Меня нервирует, что они не понимают снов, которые я им отправляю. Меня расстраивает, что они не видят отправленных мной знаков. Меня приводит в отчаяние, что они не слышат направленных мной интуитивных побуждений. Мне осточертело. Я хочу быть хорошим учеником, но, чтобы было желание продолжать, необходим хотя бы минимальный результат. Я отправляюсь на поиски Эдмонда Уэллса.
— Я знаю, что основной обязанностью ангелов является выполнять желание клиентов, но желания моих трудновыполнимы, — говорю я учителю. — Жак мечтает только о том, как бы найти издателя своей бредятины про крыс.
— Дай ему то, что он хочет.
— Игорь. Он хочет быть богатым. Сделать так, чтобы он выиграл в лото?
— Выигрыш в лото ему не поможет. Он станет еще несчастнее. Его будут окружать только люди, привлеченные богатством. Недостаточно хотеть быть богатым, необходимо быть способным справляться со своим богатством. Он не готов. Сделай его богатым, но постепенно, не как в лото. Следующий клиент.
— Венера хочет, чтобы ее соперница, другая чернокожая и более молодая манекенщица, была бы… изуродована!
— Выполни ее желание, — холодно говорит учитель.
Мне кажется, что он меня не расслышал.
— Но мне казалось, что мы здесь для того, чтобы делать людям только хорошее.
— Ты должен в первую очередь удовлетворять желания клиентов. Если они хотят делать глупости, это их свободный выбор. Уважай его.
Эдмонд Уэллс приглашает меня немного полетать над Раем.
— Я понимаю твои затруднения, Мишель. Задача ангела непроста. Люди имеют ничтожные и смехотворные желания. Мне иногда кажется, что они боятся быть счастливыми. Все их проблемы можно выразить одной фразой: «Они не хотят создавать собственное счастье, они хотят только уменьшить несчастье».
Я повторяю это про себя, чтобы как следует уловить значение. «Они не хотят создавать собственное счастье, они хотят только уменьшить несчастье…»
Эдмонд Уэллс продолжает:
— Все, чего они хотят, это меньше страдать от зубной боли, чтобы дети, которых так хотели, перестали кричать, когда они смотрят телевизор, и чтобы теща перестала приходить по воскресеньям и портить праздничный обед. Если бы они только могли себе представить, что мы им можем дать! В том, что касается бедной Синтии Корнуэлл, соперницы Венеры, тебе необходимо обсудить с ее ангелом-хранителем будущую аварию. Но это не должно стать проблемой, потому что в качестве страдалицы его клиентка получит дополнительные очки. И последнее, на что я хотел бы обратить твое внимание, Мишель. Не знаю, заметил ли ты, но… рычаги воздействия на клиентов изменились. Игорь обращал внимание на знаки, а теперь больше на интуицию. Венера учитывала свои сны, а сейчас интересуется медиумами. Что касается Жака, на которого раньше можно было влиять в основном через кошку, то теперь он более чувствителен к воспоминаниям о снах.
141. Жак. 22 года
Мне приснился кошмар. Сперва был плачущий волк. Потом девочка, превращающаяся в воздушный шар. А потом девочка-воздушный шар поднималась над землей все выше и выше. Волк смотрел на нее и начинал очень грустно выть. Еще была птица без крыльев, которая била клювом в стенку девочки-воздушного шара, чтобы та спустилась, но стенка была слишком прочной. Тогда птица без крыльев поворачивалась ко мне и просила что-то. Она говорила: «Говорить о смерти». «Говорить о смерти».
Волк продолжал выть. Птица била клювом в девочку. А я проснулся и обнаружил, что Гвендолин снова брыкается и бьет меня ногами.
Ей тоже снился сон. Она говорила: «Нужно, чтобы это прекратилось». А потом, как будто отвечая кому-то: «Нет, не я, не это». Или: «Поверьте мне, так ничего не выйдет», и снова брыкалась, как будто отбивалась от кого-то.
Внезапно я получаю удар лапой. Это Мона Лиза. Она тоже шевелится во сне. Движет зрачками под закрытыми веками, вытягивает лапы с выпущенными когтями, хочет кого-то схватить. Мне кажется нормальным, что люди тоскуют. Но то, что кошке тоже снятся кошмары, мне вдруг кажется ужасным.
В приемной у ветеринара полно народа. Рядом со мной человек с такой же жирной кошкой.
— Чем она страдает?
— Близорукостью. Медор садится все ближе и ближе к телевизору.
— Вашего кота зовут Медор?
— Да, потому что он ведет себя как покорная собака. Никакой независимости. Только позовешь, прибегает. Вот, близоруким стал. Наверное, придется надеть ему очки.
— Наверняка это общая мутация вида. Моя кошка тоже смотрит телевизор со все более близкого расстояния.
— В конце концов, если этот ветеринар ничем не поможет, я пойду к ветеринару-окулисту, а если он тоже не найдет решения проблемы, пойду к ветеринару-психоаналитику.
Мы вместе смеемся.
— А ваша кошка чем страдает?
— Моне Лизе снятся кошмары. Она все время нервничает.
— Даже не будучи ветеринаром, — говорит мужчина, — могу вам дать совет. Кошка часто выступает катарсисом своего хозяина. Она живет вашими страданиями. Успокойтесь, и она тоже успокоится. Вы сами весь как комок нервов. А если не будет получаться, заведите детей. Это развлечет кошку.
Мы ждем. Перед нами еще с десяток посетителей, и есть время поболтать. Он представляется:
— Рене.
— Жак.
Он спрашивает, кем я работаю. Официантом в ресторане, говорю я. Он оказывается издателем. Я не осмеливаюсь заговорить о своей книге.