Сергей Алексеев - Покаяние пророков
— Ты сам-то знаешь, зачем эта барышня понадобилась Москве и вашей службе? — между прочим спросил Комендант. — Поставили в курс дела?
— Пришла информация, — уклонился брюнет. — И оперативное задание, как обычно…
— Значит, напрямую с Москвой работает? — Кто?
— Да эта хромая? На фотографа-то она навела?
— Не знаю… Мне поставили задачу войти в контакт и с вашей помощью задержать Углицкую. Такое ощущение, будто кто-то ее предупредил.
— Сочувствую, — покряхтел Комендант. — В контакт не вошел, искомая женщина убежала. А утром прилетит начальство…
Брюнет еще таил надежду и ворчание принимал как должное.
— Вот карта… Вам хватает света? Возьмите фонарик… Где стоят вагончики? Землянки, избушки? Все места, где можно укрыться.
— Я ведь не охотник, не рыбак. И даже за грибами не хожу, — ухмыльнулся. — Дитя урбанизации и в деревне живу поневоле.
— Кондрат Иванович, имейте совесть!
— Надоел ты мне! — Комендант развернулся от брюнета. — Ну, пристал! То женщину ему подавай, то вагончики. Нигде спасу нет! Тебе не стыдно?
Тот резко сменил тон.
— Насколько мне известно, ваши сыновья и дочь живут в Германии?
Резидент действительно передал ему агента, нарушая все правила и инструкции, но и это сейчас было не главное. Должно быть, Артур и сам не надеялся на него (и тому были причины), поэтому не вдавался в подробности, как найти подходы к Отшельнику, а сразу выдал «рычаг» — чем можно попрессовать агента и взять на «крюк».
— Живут… — отмахнулся Комендант. — Космополиты! Им что Германия, что Испания… Потому что выросли на Кубе, учились в ГДР и России не знают.
— А вам известно, что делают с репатриантами, если у властей в стране проживания возникнут подозрения в их связях со спецслужбами?
Комендант сел и свесил ноги.
— Слушай, Лебедев! Сделай, а? Загони дезинформацию! Пусть их выселят обратно! Пусть понюхают дым отечества! Да и мне веселее будет!
— Хочешь сказать, ничего не боишься? А если поворошить твое прошлое?
— Попробуй. Но я и так могу все свои подвиги рассказать. С чего начать? — Он сел и свесил ноги. — Ну да, с Кубы. Майор Сеславинский, старший оператор-локаторшик, тайно демонтировал блоки опознавательной системы «свой — чужой» с резервной установки, два месяца искал связи с американцами, вышел на агента ЦРУ, задержан при попытке продать секретные приборы за две тысячи долларов. Мичман Зубарь, инструктор по вооружению, установил связь с американским офицером ВМФ, кадровым разведчиком, продал секретных документов на сумму в пять тысяч, под видом металлолома вывез и передал двигатель учебной торпеды, вовремя остановлен. Кто там еще? Рядовые Хаврин и Муртазин, готовили переход в американскую зону, похитили кубинского фельдъегеря с почтой, пытались уйти на яхте, любезно предоставленной сотрудником ЦРУ. Надеюсь, объяснять не надо, кто выступал от этой организации?.. Дальше Германия, Польша, Венгрия, завод авиамоторов в Перми…
— Что же ты, такой заслуженный, а сидишь в заднице?
— Посадили! А всех моих крестничков после девяносто первого выпустили. Оказывается, они таким образом боролись с ненавистным тоталитарным режимом, подрывали его устои. Получают прибавку к пенсии от всяких фондов. Но это неинтересно. Лучше давай расскажу, как я в ГДР вел переговоры от лица НАТО…
В это время на столе пискнула рация, хрипатый голос доложил:
— Из белого дома вышел человек, пожилой мужчина. Направляется к вам. Задержать?
— Пропусти! — Судя по голосу, Лебедев уже тихо свирепел.
Настоящая мазаная и беленая хата была одна на всю деревню — у Почтарей.
От глаз и уха чуткого бандеровца не могли укрыться ни чужие машины, ни засады или странные передвижения, пошел проверять, что происходит. И, не исключено, ствол с собой прихватил. Однажды с ним отгоняли воров, промышляющих в дачных поселках, так дед Лука явился с самым настоящим кулацким обрезом, и когда под утро эта шайка заехала в Холомницы, он хладнокровно расстрелял весь магазин и одной пулей пробил блок двигателя, в результате чего грузовик налетчиков встал намертво. Правда, взять их не удалось: встретив огневое сопротивление (Комендант палил из двустволки дробью), банда спешилась и убежала. Когда на следующий день приехал участковый и стал осматривать подстреленную машину, все пять винтовочных пуль обнаружил — Почтарь ни разу не промахнулся! — и вознамерился было отнять подпольное оружие, но хитрый хохол заманил его к себе в хату, посадил за стол и выпустил только дня через три, когда за ним приехала жена.
Комендант подозревал, что в арсенале Почтаря есть еще кое-что кроме обреза…
Оперативники изготовились, тот, что в сенях, пропустил старика, и как только тот перешагнул порог, брюнет оказался перед ним.
— Прошу, заходите, присаживайтесь!
Почтарь и так ходил на полусогнутых, а тут еще присел от неожиданности, однако сориентировался мгновенно.
— То же ж засада!
— Верно, засада. Документы с собой есть?
— На шо мне документы? Нема!
— Вот эту женщину в деревне видели? — Лебедев подал фотографию. — Сегодня?
— Та ж ни! — Почтарь даже не взглянул на снимок. — У хати сижу, ничого не бачу.
— А вчера?
— У мени вин забор дюже высокий, саженний. Ничого не видать! — Он покосился на печную лежанку. — Кондрат, а шо ты туточки сидишь? У тебе ж печь топится?
— Сейчас и ты будешь сидеть! — засмеялся Комендант. — Назад-то не выпустят! Попал ты, дед Лука!
— Что печь топится — видите, — ехидно заметил Лебедев. — А людей не видите?
— З трубы дым идет, — нашелся Почтарь. — Я же ж, шо пониже трубы, ничого не вижу.
— А что у тебя за пазухой, дед? — Кондрат Иванович свесился, но до старика не дотянулся. — Никак обрез спрятал?
Бывший бандеровец не обиделся, но немного увял, забормотал виновато:
— Та ж який отрез? Нема у мени отреза. Я ж к тоби пошов, с горилкой…
— Отравить хочешь, злодей?
— Ни, мириться…
Почтариха держала его в ежовых рукавицах, и, несмотря на самогонный завод, старик сидел на сухом пайке. И когда ему становилось невтерпеж, он официально брал у жены бутылку и шел к бывшему чекисту пить мировую и отдельно — за дружбу народов. Они мирились много раз и обычно на один вечер.
— Доставай! Будем мириться! — Комендант спустился с лежанки. — Закуску у Николаича найдем…
— Закуска е! — Почтарь вытащил бутылку и круг домашней колбасы. — Тильки стаканы пошукаем…
Два непримиримых врага устроились на кухонном полу: из-за своих вечно подогнутых ног дед Лука давно не признавал столов, ел и спал, как турок, на коврике. Колбаску и лук порезали на тарелку, добавили несколько огурчиков и разлили горилку по стаканам — все степенно, со вкусом и предощущением праздника.
Лебедев смотрел на них с ненавистью.
— Давай присоединяйся к нам! — весело позвал его Кондрат Иванович. — А что, хорошая компания. Бывший оуновец и два бывших чекиста. Тебя ведь тоже уволят к утру.
— Я тебя накажу, — спокойно пообещал брюнет.
Почтарь сильно смущался и был молчалив, только постреливал черными глазами из-под насупленных мохнатых бровей да разглаживал вислые седые усы.
После первого стакана его обычно тянуло на откровения про боевую юность, здесь же присмирел, валяя колбасу в беззубом рту. Все его рассказы Комендант знал наизусть. Банды националистов выкуривали из подземных схоронов классическим способом — поджигали полмешка сигнальных ракет, облитых бензином, и забрасывали в лаз. Доставало до печенок в самых хитрых нишах м извилистых норах, так что через двадцать минут, когда задохнется огонь и бункер слегка проветрится, можно входить и пересчитывать потери противника. В сорок седьмом году после такой экзекуции пятнадцатилетний Почтарь лишь слегка обгорел, но уцелел. Его достали из-под земли и хотели пристрелить, да разглядели, что хлопец совсем юный, и в результате он получил ровно столько, на сколько выглядел, да еще пять лет ссылки. Сначала он валил лес, потом делал кирпичи и работал в шахтах, оттянул срок день в день, а ссылку отбывал в Холомницах, где его и нашла верная невеста Агриппина Давыдовна, приехавшая с теплой Украины в холодное Предуралье.
Будучи сильно выпившим, он забывал свое бандеровское прошлое и, потрясая могучим кулаком, восклицал:
— Таку империю згубылы!
В общем, становился агрессивным, собирался ехать в Малороссию и с оружием в руках отстаивать теперь уже советскую власть. Вообще, у них со старухой в головах была полная мешанина, они плохо представляли себе, что происходит в мире, хотя все время смотрели телевизор (а может, потому что его смотрели), жили обособленно и почти ни с кем не общались.
Когда на Почтаря находили патриотические чувства, его лучше было не трогать, однако Лебедев об этом не знал и, когда услышал сакраментальный громкий возглас о загубленной империи, заглянул в кухню.
