Софи Кинселла - Богиня на кухне
– У меня мало времени, – сказал Натаниель. – Нужно возвращаться в паб. – Он погладил меня по спине, и я выгнулась совершенно по-кошачьи.
– Много и не надо, – проговорила я и сама мимолетно подивилась тому, как сексуально звучит мой голос. И где только успела набраться?
– У меня вправду мало времени. – Он посмотрел на часы. – Минут шесть.
– Шести минут вполне хватит, – проворковала я с обезоруживающей улыбкой, и Натаниель улыбнулся в ответ, решив, что я его дразню. – Правда-правда, – прибавила я чуть менее страстно. – Мы успеем. Шесть минут – и готово. Я такая.
Наступила пауза. Лицо Натаниеля выражало… растерянность? Почему-то мои слова не произвели на него нужного впечатления.
– Ну… Мы здесь не привыкли торопиться, – сказал он наконец.
– Понятно. – Я постаралась ничем не выдать разочарования. Что он хочет сказать? Что у него какие-то проблемы или?.. – Ну… э… думаю… Умолкни, дура набитая!
Он снова посмотрел на часы.
– Мне пора. Вечером я еду в Глостер.
Меня задел его сугубо деловой тон. Он не глядел мою сторону. Я внезапно сообразила, что мне не следовало рассуждать о хронометраже. Всем известно, что в разговорах о сексе с мужчинами нельзя упоминать никаких цифр. Правило номер один. А еще – нельзя тянуться за телевизионным пультом 8 разгар… того самого.
– Ладно… увидимся. – Я неопределенно повела рукой. – Какие у тебя планы на завтра?
– Пока не знаю. – Он пожал плечами. – Ты придешь?
– Наверное. Думаю, да.
– Глядишь, пересечемся.
С этими словами он повернулся и пошел прочь, а я осталась наедине с раздавленной буханкой хлеба и полной сумятицей в мыслях.
17
Как я уже говорила, должны существовать разные информационные системы. Нужно что-то вроде всеобщего соглашения, не оставляющего места для недоразумений. Оно будет распространяться, к примеру, на жесты. Или на маленькие, скромные стикеры на одежде, каждый цвет – для сообщения определенного типа:
«Свободен / Занят. В браке / Не в браке.
Секс неизбежен / Секс отменен / Секс просто отложен».
Иначе как узнать, что, собственно, происходит? Как?
Всю ночь я ломала голову над этим вопросом, но так ничего и не придумала. Либо а) Натаниеля оскорбили мои намеки на секс и он утратил ко мне всякий интерес, либо б) все развивается, как надо, просто он – мужчина, не склонный к трепотне, и мне пора успокоиться и перестать изводить себя.
Либо что-то среднее.
Либо что-то, чего я не замечаю. Либо…
Пожалуй, хватит. Но кто бы подсказал, как мне себя вести и что думать!
Около девяти я спустилась вниз и наткнулась в холле на Гейгеров, одетых весьма нарядно, – Эдди в клубном пиджаке со сверкающими золотыми пуговицами, Триш в белом шелковом костюме с грандиозным, другого слова не подберу, букетом искусственных роз на корсаже. Мне показалось, ей стоило немалого труда застегнуть все пуговицы на жакете. Наконец она справилась с последней и, тяжело дыша, встала перед зеркалом.
Выглядела она так, словно не в состоянии хотя бы пошевелить руками.
– Ну как? – спросила она у Эдди.
– Очень мило, – отозвался тот, не отводя глаз со справочника «Автомобильные дороги Великобритании. 1994 год». – Нам нужно шоссе А347? Или А367?
– М.-М… По-моему, жакет будет лучше смотреться расстегнутым, – рискнула вмешаться я. – Такой… свободный вид.
Триш взглянула на меня так, словно подозревала мое участие в мировом заговоре против ее внешности.
– Верно, – изрекла она наконец. – Думаю, вы правы, – и принялась расстегивать пуговицы. Но руки, спеленатые жакетом, не желали ее слушаться, а Эдди, как назло, удалился в кабинет.
– Могу я помочь, мадам? – вежливо спросила я.
– Да, – выдавила побагровевшая Триш. – Будьте так любезны.
Я шагнула вперед и расстегнула пуговицы, одну за другой, стараясь не помять жакет, что было не так-то просто – уж больно… натянутым оказался материал. Когда я закончила, Триш отступила на шаг и снова уставилась в зеркало, судя по нервическому шевелению пальцами, слегка недовольная собой.
– Скажите, Саманта, – вдруг произнесла она, – если бы вы увидели меня сейчас в первый раз, какое слово вы бы употребили?
Черт подери! Кажется, подбирать слова в обязанности экономки не входит. Я торопливо перебрала в уме самые льстивые выражения.
– Э… Элегантная, – сказала я, кивая, словно в такт мыслям. – Я бы сказала, что вы элегантная.
– Элегантная? – Она смерила меня взглядом. Похоже, я промахнулась с эпитетом.
– И стройная! – Меня как осенило.
Глупо было не сообразить.
– Стройная. – Триш погляделась в зеркало, повернулась к нему другим боком. – Стройная.
Почему она не прыгает от радости? Скажите на милость, что плохого в том, чтобы быть стройной и элегантной?
При том, что – между нами – ни о стройности, ни об элегантности речи не шло.
– А назвали бы вы меня… – Она откинула волосы, избегая встречаться со мной глазами. – Назвали бы вы меня молодой?
На мгновение я утратила дар речи. Молодой! В сравнении с кем?
– Э… Разумеется! – проговорила я. – Это… э… очевидно.
Пожалуйста, не спрашивай меня, сколько тебе дашь…
– Сколько вы мне дадите, Саманта? Она повела головой из стороны в сторону, отряхнула пылинку с жакета, как если бы ответ ее не слишком интересовал. Но я знала – ее уши настороже, как два гигантских микрофона, готовых уловить самый тихий звук.
Я стиснула зубы. Что ответить? Скажу – тридцать пять. Нет. Не глупи. Настолько обманываться она вряд ли готова. Сорок? Нет, ни в коем случае. Чересчур близко к истине.
– Тридцать семь? – промямлила я. Триш обернулась – и по ее довольному лицу я поняла, что на сей раз не промахнулась.
– Мне тридцать девять! – воскликнула она. На ее щеках заалели пятна румянца.
– Не может быть! – Я попыталась изобразить изумление. – Вы выглядите… э… потрясающе.
Вот лгунья! Ей в феврале стукнуло сорок шесть. А если не хочет, чтобы все вокруг об этом знали, пускай не оставляет паспорт на столе.
– Итак! – Она явно приободрилась. – Мы уезжаем на целый день к моей сестре. Натаниель придет поработать в саду, но вам он…
– Натаниель? – Меня словно пронзило током. – Он собирается придти сегодня?
– Позвонил утром, сказал, что горошек надо… то ли подвязать, то ли нанизать… – Триш достала помаду-карандаш и провела по уже и без того алым губам.
– Понятно. – Я старалась не подавать виду, но меня все сильнее охватывало возбуждение. – Значит, он работает по выходным?
– Довольно часто. Он такой усердный. – Трищ посмотрела в зеркало и вновь взялась за помаду. – Я слышала, он водил вас в свой миленький паб?
Миленький? Определение вполне в духе Триш.
– Э… Да, водил.
Я так рада за него. – Триш отложила помаду и принялась чернить ресницы, едва державшие толстый слой туши. – Представляете, нам почти пришлось искать нового садовника! Хотя, конечно, для него это такой удар. У него было столько планов!
Я смотрела на нее, ничем не выдавая своих чувств, хотя мое сердечко пропустило пару ударов. Что она имеет в виду?
– Какой удар? – спросила я.
– Натаниель собирался создавать лабораторию. Или плантацию. – Триш нахмурилась, провела кисточкой под глазом. – Что-то там органическое. Он показывал нам проект. По правде говоря, мы собирались поддержать его финансами. Мы – очень щедрые работодатели, Саманта. И вполне понимающие. – Она с вызовом посмотрела на меня, словно приглашая оспорить ее слова.
– Ну конечно!
– Готова? – Эдди вышел из кабинета, напялив на голову панаму. – Денек обещают чертовски жаркий, ты в курсе?
– Эдди, не начинай! – процедила Триш, убирая тушь в косметичку. – Мы едем в гости, и точка. Ты взял подарок?
– А что случилось? – вмешалась я, норовя вернуть разговор в нужное мне русло. – Ну, с планами Натаниеля?
Триш грустно махнула рукой своему отражению.
– Когда его отец неожиданно умер, начались все эти неприятности с пабами. И он передумал покупать землю. – Она снова печально поглядела на себя. – Может, мне надеть розовый костюм?
– Нет! – произнесли мы с Эдди в унисон. Я бросила взгляд на скривившееся лицо своего босса – и подавила смешок.
– Вы выглядите замечательно, миссис Гейгер, – сказала я. – Честное слово.
Так или иначе, мы с Эдди ухитрились оторвать Триш от зеркала, вывести наружу и усадить в «порше». А Эдди прав, день и вправду обещает быть жарким. На небе ни облачка, солнце уже припекает.
– Когда вас ждать обратно? – осведомилась я.
– Поздно вечером, – ответила Триш. – Эдди, где подарок? А, Натаниель, здравствуйте.
Я вскинула голову. Натаниель шагал по дорожке. Джинсы, сандалии, старая серая футболка, за плечом рюкзак. А я в халате и волосы растрепаны…
И по-прежнему не понимаю, что между нами было. И было ли?
Надо признать, тело не желало прислушиваться к мыслям. Оно на появление Натаниеля отреагировало однозначно.
