Джон Бойн - История одиночества
Я улыбнулся. Кое-что в истории соответствовало истине.
— Вот лишь теперь, — помолчав, добавила Ханна.
— А чего пугаться. — Ободряя сестру, я превратил вопрос в утверждение. — Страшного ничего нет. Будет хорошо. Тебя окружат заботой.
— Они такие воровки, эти сиделки. — Ханна поджала губы. — Интересно, среди них есть чернокожие?
— Ну полно тебе, — урезонил я.
— Мы будем приезжать так часто, что еще надоедим, — сказал Джонас, когда я подрулил к лечебнице. — Только скажи, что тебе нужно, и мы сразу все привезем.
— Это сейчас вы так говорите. — Ханна отвернулась к окну. — Поглядим, что будет через полгода. — Она вытянула руки и посмотрела на ногти. — В девичестве, вскоре после замужества, меня часто спрашивали, не родственница ли я У. Б. Йейтсу. Я всем отвечала, что мы пишемся по-разному. Одран, ты когда-нибудь бывал в Театре Аббатства?
— Да, много раз, — ответил я. — Мы с тобой вместе ходили, не помнишь?
— Нет, я там никогда не была, — покачала головой Ханна. — Меня бы туда не впустили. За плохое поведение папу отлучили от сцены.
— Здесь налево. — Джонас показал на больничный корпус.
— Я знаю.
Я заехал на стоянку, выключил мотор и на секунду прикрыл глаза. Мне было тяжело решиться на предстоящий шаг, однако я понимал, что племяннику моему еще тяжелее. Мир заметил молодого автора, его жизнь набирала ход, и он боялся себе навредить, поскольку все это выглядело предательством человека, желавшего ему только добра. Он не хотел бросать свою мать и опасался молвы — вот, извольте, сбагрил матушку в богадельню, — но что ему оставалось делать?
— Мы приехали? — с заднего сиденья спросила Ханна.
— Может, не надо, мам? — Джонас обратил на нее повлажневшие глаза.
— Надо, сынок. Незачем выживать из ума в своей гостиной. Все мы понимаем, что так будет лучше.
Джонас кивнул. Наверное, вот это и было самое горестное — полное здравомыслие, когда болезнь брала передышку. Ханна выглядела абсолютно нормальным человеком — и вдруг перемена. Через секунду. Через миг.
Мы вышли из машины.
— Я хочу сама распоряжаться своими деньгами, — сказала Ханна, заглянув в сумочку. — У них тут есть «Гералд» или мне придется самой покупать?
— Наверняка есть, — успокоил я. — Но если что — оформим подписку.
— Мне и вечера не прожить без моей газеты.
— Возьмешь чемодан, Одран?
— Да.
Из парадной двери вышла немолодая женщина, с которой мы уже встречались, миссис Уинтер. С виду серьезная, деловая, опытная. В кино ее играла бы Эмма Томпсон.
— Здравствуйте, Ханна, — сказала она, взяв сестру за обе руки. — Мы вам очень рады.
Ханна, выглядевшая немного испуганной, кивнула. Она пригнулась к сиделке и, показав на нас с Джонасом, прошептала ей на ухо:
— Кто эти мужчины?
В дверях показалась молодая сиделка Мэгги, с которой мы уже виделись дважды — она провела нас по лечебнице и познакомила Ханну с распорядком дня. Я обрадовался, что сейчас сестра ее узнала и просветлела лицом.
— Вот кого я люблю, — сказала она, заключив Мэгги в объятия, словно родную дочь после долгой разлуки. — Красавица моя. Скажи, ты замужем?
Сиделка рассмеялась:
— Почему-то никто не берет.
— А парень у тебя есть?
— Был, — сказала Мэгги. — Я его отшила.
— И правильно. От них одни неприятности. Может, вон тот тебе сгодится. — Сестра кивнула на Джонаса, который закатил глаза, но улыбнулся.
Мэгги смерила его взглядом, в глазах ее вспыхнул похотливый огонек. Я засмеялся, а Джонас густо покраснел. Наверное, в нем еще ютился подросток.
— Можно взять на пробу? — спросила Мэгги.
— Как это? — не понял я.
— Неужто не помнишь, Кристиан? — вмешалась Ханна. — Как раньше с марками. Берешь на пробу, какое-то время держишь у себя. Если нравятся, платишь за них и вставляешь в альбом, нет — возвращаешь филателисту.
— Идемте в помещение, Ханна, — позвала миссис Уинтер, которой явно не нравилось русло беседы. — Становится прохладно.
— Хорошо, — покорно согласилась сестра.
— Вы здесь до вечера, Мэгги? — спросил я. — Приглядите за ней?
— Не допоздна, — сказала сиделка. — В эту и следующую неделю я в дневную смену. С девяти до пяти.
— Нас знакомили еще с одной нянечкой… как же ее…
— Лили Томлин, — напомнила миссис Уинтер.
— Долли Партой, — сказал Джонас.
— Джейн Фонда! — выкрикнула Ханна и радостно захлопала в ладоши. — Дочка Генри!
В книжном магазине «Уотерстоун», что в конце Доусон-стрит, я встретил своего бывшего ученика Конора Макаливи. Последний раз мы виделись, когда он был на пятом курсе, а сейчас уже готовился к выпускным экзаменам и по выходным подрабатывал, копя деньги на летнюю заграничную поездку. В магазин я зашел просто так, но увлекся Э. М. Форстером, напомнившим о былых временах. Я прочел все его книги и сейчас разглядывал новенькие сверкающие обложки. Я взял «Комнату с видом» и вспомнил кафе Бенници на площади Паскаля Паоли, где провел столько часов, притворяясь, что читаю эту самую книгу, пока женщина за стойкой готовила клиентам эспрессо. Я зажмурился, вспомнив, как потом она меня унизила, и, отгоняя это воспоминание, подумал о своем добром друге, венецианском патриархе. Интересно, есть ли о нем книга или он слишком недолго папствовал и не заслужил биографии?
Поставив Форстера на место, я прошел в отдел беллетристики, задержавшись у полки на «Р», где стояли все книги Джонаса. Конечно, «Шатер». Экземпляров десять. И его второй роман, «Нарциссизм», — о человеке, который себя считал писаным красавцем и злобился на весь белый свет. На столике издания в твердой обложке. Я взял по экземпляру каждого романа (книги Джонаса у меня, разумеется, были, но я частенько покупал их в подарок знакомым) и зашагал к центральной лестнице искать биографический отдел. Я прошел вдоль стеллажей, но биографий не увидел; решив не сдаваться, я направился к кассе, где молодой парнишка что-то набирал в компьютере.
— Отец Йейтс? — Он оторопел, как бывает при встрече с тем, кого никак не ожидаешь увидеть.
— Неужто Конор Макаливи?
— Он самый.
— Что ты здесь делаешь?
— Работаю, — сказал Конор. — На полставки, по субботам и воскресеньям.
— Молодец.
— Как поживаете, отче?
— Если коротко — хорошо. Или поведать о периодической боли в коленке? — сказал я и, поскольку отклика не последовало, добавил: — Шучу, Конор, шучу.
— Понятно. Берете эти книги? — Он кивнул на романы с именем моего племянника на обложке.
— Беру. Ты их читал?
— Читал.
— И как тебе?
— Если честно, мура.
— Вот как.
— Заумная фигня. Автор к нам заглядывает и вечно чего-то из себя строит. И прическа у него дурацкая.
— Я бы не судил столь категорично. Тем более он наш.
— В смысле?
— Ирландец.
— Он косит под ирландца, отче. Вообще-то он норвежец.
— По-моему, он вырос в наших краях. — Я изображал простачка. — Что-то я о нем слышал.
— Кажется, мальчишкой он был здесь на летних каникулах. Отец его ирландец. Да ясно, почему он лезет в ирландцы. Вы назовете хоть одного знаменитого норвежского писателя?
— Не назову.
— То-то и оно.
Я кивнул и посмотрел на книги в своих руках:
— А я вот слышал очень хорошие отзывы. Так что возьму.
— Как вам угодно.
Не сдержавшись, я рассмеялся. Что и говорить, персонал здесь вышколен. Управляющий, кто бы он ни был, мог собой гордиться.
— Кстати, Конор, тебе не попадалась книга о папе Иоанне Павле Первом?
— В смысле, об Иоанне Павле Втором? — переспросил Конор, и я уставился на юнца, вздумавшего меня поправлять.
— Нет, именно о папе Иоанне Павле Первом.
— А разве был такой?
Я опять засмеялся. Экий тугодум.
— Ну вот сам рассуди, — терпеливо сказал я, — мог ли появиться папа Иоанн Павел Второй, если не было Иоанна Павла Первого? Иначе выходит ерунда.
— Веский довод, отче, — ухмыльнулся Конор.
— Бесспорно. А посему я повторю свой вопрос: нет ли у вас книги о нем?
— Если желаете, можем посмотреть, — сказал Конор, и мы вместе обошли стеллажи, но ничего не нашли. Я решил отказаться от поисков и позже глянуть в интернете. Наверняка кто-нибудь написал пару слов о бедняге. Как-никак он был папой. Хоть всего тридцать три дня.
— Как там в школе? — спросил я. — Как все ребята?
— Ждем не дождемся вас, отче, — горячо отозвался Конор, и мне показалось, что он не лукавит. — Преемник ваш грубиян. В библиотеке кавардак. Есть ли шанс на ваше триумфальное возвращение?
— Всего год прошел, — сказал я. — Неужто все развалилось так быстро?
— Вы даже не представляете, отче, как все плохо. — Конор печально вздохнул и присвистнул. — Даже не представляете.
