Ай У - В огне рождается сталь

При этих словах Хэ Цзы-сюе невольно покраснел. Ему послышался в них намек на то, что он настроил секретаря парткома против мастера, передав тому высказывания рабочих. Сделав глубокую затяжку, он серьезно сказал:

— К этому делу я вовсе не причастен. Секретарь парткома сам все разузнал, я даже и не знал об этом, — тут он криво улыбнулся. — Мне тоже в этот раз попало. Говорит, что я оторвался от масс, не знаю, чем живут рабочие… По совести говоря, эта критика секретаря парткома в мой адрес совершенно правильна, все соответствует истине, он ни слова не сказал зря, — и Хэ Цзы-сюе обернулся к Дин Чунь-сю. — Только вот встретить мы его хорошо не сумели. Я уже собрался ложиться спать — стук в дверь, и входит он. Приди старина Цинь или старина Юань — в этом не было бы ничего особенного. А то ведь секретарь парткома! Никто из домашних уже и не думал о сне. Жена после его ухода устроила мне скандал: почему заранее не предупредил, что секретарь парткома придет? В доме, мол, все перевернуто, как в собачьей конуре! А я откуда мог знать?

Дин Чунь-сю самодовольно улыбнулась, но не стала говорить, что муж заранее предупредил ее о приходе Ляп Цзин-чуня.

Тем временем лицо Юань Тин-фа посветлело, и Хэ Цзы-сюе решил воспользоваться этим.

— Лян Цзин-чунь смотрит в самую суть вещей, — перешел он на серьезный тон. — Он только похвалил тебя за то, что ты самокритично относишься к себе, но говорит, что ему показалось, будто на сердце у тебя есть еще какие-то заботы.

— А сказал он, какие это заботы? — настороженно спросил Юань Тин-фа.

— Если известный всему заводу мастер скоростных плавок, отличник производства неожиданно соглашается подвергнуться критике со стороны других рабочих, то как ты думаешь, есть у него заботы или нет?

— Нет, — быстро ответил Юань Тин-фа, лицо его при этом почему-то покраснело.

— Как же тогда с собранием, посвященным критике? Будем проводить или нет?

— Конечно, будем! Я же сказал — разве этого недостаточно? Чего мне бояться критики, разве меня раньше не критиковали?

— Вот и хорошо! — кивнул головой обрадованный Хэ Цзы-сюе.

— У меня только есть вот какие сомнения. Раньше эта критика никак не влияла на работу. Ты критикуешь, а они на следующий день опять все делают по-прежнему. Лучше всего бывало, когда поговоришь с человеком один на один, это приносило больше пользы! — чувствовалось, что Юань Тин-фа успокоился, однако он по-прежнему был готов отстаивать свою прежнюю точку зрения.

— Я только что обсуждал этот вопрос с секретарем парткома. Он говорит, что тогда основная масса рабочих еще не стала активной, и они неохотно высказывали свое мнение.

— А теперь что изменилось? — холодно спросил мастер.

— Сейчас рабочие видят, что их поддерживает начальство, и поэтому станут говорить.

— А почему же раньше не поддерживали? — с укором спросил Юань Тин-фа.

— Да вот, забюрократились, — со смехом ответил покрасневший Хэ Цзы-сюе и уже серьезно добавил: — Я тоже готовлюсь подвергнуться критике. Тебе что! У тебя одна бригада — и десяти человек не наберется. А по мне откроют огонь человек триста, а то и больше!

— Неужели ты не боишься? — участливо спросила Дин Чунь-сю.

— А чего мне бояться? Я коммунист и обязан публично признать свои ошибки. Страшно не знать своих ошибок — в этом таится настоящая опасность… Старина Юань, я хочу, чтобы завтра твоя бригада высказала свое мнение о моей работе. И ты сам как следует подумай об этом… — Тут он с улыбкой обернулся к Дин Чунь-сю. — А тебе повезло. Завтра о твоих делах напишут в стенгазете совета домохозяек.

— Ай-й-я, это правда? — радостно воскликнула Дин Чунь-сю. — А я думала, что секретарь парткома шутит.

— Как может секретарь парткома шутить? — Хэ Цзы-сюе поднялся с кана, подошел к двери, посмотрел на нарисованные мелом кружочки и улыбнулся: — Вот это работа!

— Это заслуга Юань Тин-фа, а я тут при чем? — проговорила Дин Чунь-сю, поглядывая на улыбающегося мужа.

— Вы только подумайте, — продолжал со смехом Хэ Цзы-сюе, — и здесь наглядно виден мой бюрократизм. Живу так близко, а ничего не знал! Надо было прийти секретарю парткома, чтобы об этом стало известно!

Юань Тин-фа сидел с невеселым видом. Дин Чунь-сю взглянула на мужа и решила, что не следует особенно проявлять свою радость. Она поправила подушки у спящих детей и серьезным тоном сказала:

— По правде говоря, разве у меня нет этого, как вы там говорите, «изма»?

— Ты все шутишь, откуда в тебе быть бюрократизму? — укоризненно проговорил Хэ Цзы-сюе.

Дин Чунь-сю серьезно сказала, показывая рукой на ребятишек:

— Я иногда рассержусь и начинаю ругать их, а то и нашлепаю. А потом думаю, что не надо было их ругать и бить. Дети — они ведь несмышленыши, а умей они говорить — обязательно покритиковали бы меня.

— Ты критикуешь себя правильно, надо будет и об этом написать завтра в стенгазете, — в тоне Хэ Цзы-сюе не слышалось и капли насмешки. — Здесь многие женщины бьют детей, я никак не могу спокойно смотреть на это.

— По правде говоря, меня можно считать только наполовину этим… как его, — рассмеялась Дин Чунь-сю.

— Наполовину бюрократом? — подсказал Хэ Цзы-сюе.

— Конечно, наполовину. Я хотя бью и ругаю их, но очень люблю их, беспокоюсь и болею душой за них, стараюсь по-вкуснее покормить, получше одеть…

— А коммунисты по-настоящему хорошие люди, — восторженно сказала Дин Чунь-сю после ухода Хэ Цзы-сюе. — Они не только беспокоятся о том, чтобы ты имел работу и хорошо жил, но и стараются еще сделать человека лучше. — Она взглянула на мужа и тихо, задушевным голосом добавила: — Я тебя спрашиваю…

Недовольный Юань Тин-фа вопросительно посмотрел на жену.

— Я тебя спрашиваю, — каким-то необычайно ласковым тоном сказала Дин Чунь-сю, — почему ты не станешь членом партии? Ты посмотри, старина Хэ…

— Я отсталый элемент, — перебил ее муж. — Все вы стали очень передовыми, а я один остался отсталым.

Дин Чунь-сю поняла, что муж еще не перестал злиться, и не решилась продолжать разговор. Немного помолчав, она все же сказала:

— Ты все-таки подумай над тем, что тебе сказал секретарь парткома. Во всяком случае, он к нам хорошо относится.

— У меня слишком тупая голова, она совершенно не умеет думать, — злым голосом ответил Юань Тин-фа.

Дин Чунь-сю тяжело вздохнула, выключила свет и молча улеглась спать.

Юань Тин-фа долго ворочался с боку на бок.

«Ни за что не буду руководить реконструкцией четвертого мартена, — сердито подумал он. — Почему же он ни словом не обмолвился о реконструкции нашей печи? Все равно, как бы там ни было, а я на эту работу не пойду!» — с этой мыслью он и заснул.

Когда на следующий день Юань Тин-фа возвратился с завода, Дин Чунь-сю, радостная, выбежала навстречу мужу:

— Ты скажи, люди над нами не смеются? Они действительно написали обо мне в стенгазете?

Юань Тин-фа ничего не ответил жене, лег на кан и отвернулся к стенке. Дин Чунь-сю поняла, что он чем-то недоволен. В таком состоянии лучше его не трогать.

Приготовив обед, Дин Чунь-сю поставила на кан столик на низких ножках, накрыла его и позвала мужа кушать. Когда он поднялся, она тихо спросила:

— Что случилось-то опять? Чем ты недоволен?

— Почему недоволен? — притворился изумленным Юань Тин-фа и с сарказмом добавил: — Я всем очень доволен, очень!

Дин Чунь-сю не могла долго выдержать тягостного молчания и снова спросила:

— Сегодня ты опять выдал скоростную плавку?

— Нет! — холодно ответил Юань Тин-фа. Поев, он отбросил в сторону палочки и зло заявил: — Завтра я не пойду на работу!

— Что случилось? — изумилась Дин Чунь-сю.

Муж долго молчал и только потом раздраженно бросил:

— Черт бы их побрал, они превратили меня в мечущуюся по углам крысу!

— Кто же это сделал?

Юань Тин-фа молча посмотрел в окно на заходящее солнце и зло выругался:

— Вот сволочи, только поступили на завод, а уже туда же… лезут со своим мнением!

— Значит, тебя критиковали…

Юань Тин-фа сидел мрачнее тучи. Дин Чунь-сю собрала посуду и снова с беспокойством спросила:

— О чем же они говорили?

— Нечего «совать лошадиную морду в загон к быкам»! — свирепо крикнул на жену Юань Тин-фа. — Поменьше вмешивайся в заводские дела.

— Ты что-то очень странно ведешь себя сегодня, — не могла успокоиться Дин Чунь-сю. — А в стенгазете ведь написано, что вся наша семья очень беспокоится о делах завода…

— Вот ты и ступай завтра на завод! Пусть они каждый день расписывают твою семью.

Дин Чунь-сю понимала, что лучше всего сейчас взять посуду и уйти на кухню, так можно будет избежать скандала, однако она не могла удержаться, чтобы не сказать:

— Если бы нашлось, кому смотреть за детьми, то я пошла бы на завод.

Юань Тин-фа вскочил с кана и вытолкал жену за дверь.