Галина Грановская - Черный плащ немецкого господина
Он немного похандрил, не получая ответов на свои письма, а потом появилась Ленка, которая рыскала в поисках подходящей для замужества кандидатуры. Тут вообще никакими чувствами и не пахло. Она просто женила его на себе, да он и не сопротивлялся. В конце концов, все когда-нибудь женятся. Так положено — создавать семью, ячейку общества…
А вот Пауль Барбье ничего не делал из того, что положено, а делал только то, что хотел, то, что сам считал необходимым делать, сказал внутренний голос. Ну, и чем закончил? Именно потому, что нарушил предписания и полетел туда, куда нельзя, закончил тем, чем закончил. Погиб, одним словом.
А в этом журнале на первых страницах обзор новостей. И снова о Пауле Барбье. Вот пишут, что к факту его гибели не осталась равнодушной и испанская пресса. Поскольку мать Пауля, София, была испанского происхождения, в прошлом довольно известной балериной, пожертвовавшей ради семьи карьерой, испанцы считали Барбье в какой-то мере своим. Цитата приводилась из какой-то испанской газеты, довольно патетическая: «обломилась цветущая ветвь старинного испанского рода». Подчеркивалось также, что по линии отца матери (деда Пауля) прослеживались родственные связи с домом Сальвадора Дали.
Впрочем, немцы, считая его своим и только своим архитектором, не уступающим по величине таланта Альберту Шпееру. И тоже не жалели эпитетов, восхваляя его достоинства «талантливый, неподражаемый», «фантастически одаренный», «новая линия в архитектуре», «безупречный вкус, точность, умение работать». Одним словом, крайне неординарная личность.
Жаль парня, рано ушел, Павел отложил в сторону очередной журнал. Но, с другой стороны, успел и поработать и погулять, пожить в свое удовольствие.
В одном из женских журналов Павел наткнулся на интервью с бывшей женой архитектора. Он жадно впился глазами в фотографию, с которой на него смотрела модно растрепанная красавица с тенями под глазами и сигаретой в руке. И разочарованно покачал головой, настолько она Павлу не понравилась внешне. Вроде бы актриса, но, наверняка, не самая талантливая и известная. Решила подогреть интерес к своей личности после смерти знаменитого бывшего мужа. Вот пишут, что после того, как новость о его предполагаемой гибели разнеслась по Германии, она вдруг вынырнула из небытия и стала налево и направо давать интервью. В отличие от друзей, от коллег и просто знакомых, старавшихся придерживаться принципа, о мертвых или хорошо или ничего, Клара Барбье не стеснялась говорить о бывшем муже плохое. Самое мягкое определение было — «плейбой, с комплексом нарциссизма».
«Вы несколько несправедливы к своему мужу. Все считают, что он один из самых выдающихся архитекторов современности».
«Возможно, хотя и в архитектуре ничего нового он не придумал».
«Говорят, вы ревновали его к работе…».
«Люди вообще много чего говорят, что и близко не соответствует истине. Но в любом случае, сейчас речь идет не обо мне, верно?»
«Разумеется. Конечно же, нас интересует личность Пауля Барбье. Каким он был?»
«Вы говорите «был», но ведь его тела так и не нашли?».
«Вы все еще надеетесь, что он жив?»
«Я поверю в то, что он мертв, только тогда, когда увижу его мертвым».
«Тогда расскажите нам о живом Пауле Барбье».
«Вы все равно не напечатаете того, что я вам расскажу. Или переврете, как делает это большинство газет».
«Я вам обещаю, что интервью выйдет в таком виде, в каком оно записывается. Возможно, только с небольшими сокращениями».
«Ладно, записывайте. По отношению к женщинам это было редкое дерьмо. Записали?»
«Но хотя бы что-то хорошее было в вашей семейной жизни?»
«Да ее практически и не было, этой семейной жизни. Ну, разве что медовый месяц можно считать таковым. А по возвращению в Европу, он вернулся и к прежнему стилю жизни. Днем работа, вечером бары и ночные клубы».
«Разве вы не ходили туда вместе?»
«Ходили. Но не всегда. Он, случалось, неделями не бывал дома, отговариваясь занятостью, и порой невозможно было его отыскать».
Далее она рассказывала, что в пьяном виде он мог сильно ругаться, оскорблял ее нехорошими словами и даже пару раз поднял на нее руку! Почему, она никому об этом не говорила раньше? Да потому что любила его, и боялась потерять. Да и синяков не оставалось, чтобы можно было их предъявить в качестве доказательства. Но жить в напряжении и постоянно ждать, что подобное может повториться, согласитесь, это нелегко. Почему они развелись? Да потому, что он никогда не был образцом супружеской верности. Одна очень, кстати, известная манекенщица постоянно названивала ей, изводила намеками о существовании общего ребенка.
И еще она с отвращением, но по-прежнему придерживаясь настоящего времени, говорила о тайном кумире Пауля — о немецком архитекторе и писателе Альберте Шпеере.
По словам Клары, слава этого гитлеровского любимца и архитектора-гиганта не давала Паулю спать по ночам.
«Он держит его портрет на письменном столе своего кабинете, а его книги на полке шкафа. И постоянно ищет какие-то общие моменты в их биографиях. У обоих отцы по образованию были архитекторами, оба были неизбалованны родительской лаской, оба стали известными, не достигнув тридцатилетия… Ну, и все такое прочее».
«Но, ведь, похоже, что все это правда», — говорил берущий интервью журналист.
«Все это притянуто за уши, — скептически комментировала эти факты Клара. — Простое совпадение».
«Но вы не можете не признать, что, как и Шпеер, Пауль обладал фантастической работоспособностью», — симпатии журналиста были явно на стороне пропавшего Пауля.
«Да, этого у него не отнять, — соглашалась Клара. — Хотя, с другой стороны, что он такого сверхъестественного совершил?»
«По заданию Гитлера Альберт Шпеер менее чем за год построил рейхканцелярию, — уточнил журналист, — в то время как никто не верил, что это возможно, учитывая размеры здания и объем работ. Но Шпеер блестяще справился с задачей. Досрочно. Также как и Пауль, построивший здание Морского культурного центра в предельно сжатые сроки».
«Похоже, вы симпатизируете как Паулю, так и этому нацисту», — заметила Клара.
«Но это общепризнанный факт, хотим мы этого или нет, Альберт Шпеер — гениальный архитектор, несмотря на то, что служил гитлеровскому режиму».
«Пауль тоже так считал. Когда ему говорили, что по вине Шпеера гибли люди, множество людей, он отвечал, что-то вроде того, что гений не выбирает эпоху».
«Я помню, — подхватил корреспондент. — Я брал у него интервью, в котором он говорил, что гений должен реализоваться в то время, которое выпало ему долю, только в этом случае он истинный гений. И, знаете, с этим трудно не согласиться. Именно потому, что он гений, Шпеер реализовался как архитектор и при Гитлере, хотя не построил и сотой части из того, что спроектировал».
«Я терпеть не могу разговоров о политике, такие рассуждения действуют мне на нервы. Одно знаю, невозможно назвать человека даже просто человеком, не то, что гением, если по его вине убит хотя бы один человек. А по вине Шпеера пострадали сотни тысяч. Вы способны это представить? Сотни тысяч евреев были изгнаны из своих домов, чтобы освободить место под строительство! Чтобы он мог осуществлять свои каннибальские проекты».
Корреспондент попытался выяснить, почему проекты были «каннибальскими», но Клара не пожелала ответить на этот вопрос. «Подумайте сами», — отрезала она, ясно давая понять, что рассталась с Паулем Барбье еще и по этическим соображениям. Может, оно в реальности все по-другому было, но она старалась подать свою историю под таким углом. Чтобы выглядеть как можно лучше на фоне порочного мужа.
Впрочем, и женитьба и развод, скандалы были больше связаны с юностью Пауля. Взрослея, он становился другим, действительно посвящая все свое время работе. Ему было тридцать с небольшим, а его уже называли выдающимся специалистом в области архитектуры.
И вот этот гений исчезает в расцвете лет и творческого взлета. «Последний раз его и Гюнтера видели в аэропорту Кампина-Гранди, — писал «Немецкий Вестник Новостей». — Тринадцатого октября он и его помощник Мадер погрузились в самолет и покинули аэропорт в шесть тридцать утра по местному времени. После семи связи с ними не было. Возможно, самолет разбился над Черной Впадиной, что пользуется дурной славой у местных летчиков и авиадиспетчеров. Возможно, они сбились с курса и попали в другой район. В любом случае, даже если им удалось посадить самолет или остаться живыми после катастрофы, выбраться из этого района было почти невозможно. Влажные леса, кишащие змеями, и смертельно опасными насекомыми, отсутствие пищи. Нетрудно представить, что ждет европейского человека без подготовки и специального снаряжения. Стопроцентная влажность, хлюпающая вода под ногами, и надо идти, идти, когда пот заливает глаза…»
