Дэниэл Хэндлер - Наречия
Она поднялась с места.
— Можешь пропустить еще один стаканчик, — предложил Тони.
— Нет, — ответила она.
В ярком пятне прожектора появился мужчина в костюме и в цилиндре.
— А сейчас мы устроим танцевальный конкурс. Мы поставим мелодию, и самый лучший танцор получит денежный приз.
— Дай мне свой номер телефона, — сказал Тони. — Дай мне свой номер, киска, горячая, как огненная лава.
— Я его не помню, — ответила Хелена, зато она прекрасно помнила свой адрес. Тони прислал свое обнаженное фото по почте, что также очередной недостаток. Да, у Хелены тоже имелись нехорошие письма, но она хранила их в сумочке, которую прижимала к себе.
Хелена вышла на танцпол. Звучала песня, какую почти никогда не исполняют в ночных клубах. Слова ее были такие:
Твое лицо тут ни при чем,Улыбка тоже ни при чем,Хотя они и хороши.Прическа тоже ни при чем.
И дальше:
Твоя помада ни при чем,Как ты танцуешь — ни при чем,Ночное небо ни при чем,А дело все в твоих глазах,Твоих смеющихся глазах,Когда ты смотришь в даль,Что разделяет нас с тобой.
И Хелена начала танец, потому что все это было отнюдь не то, из-за чего хочется вернуться домой. Она танцевала и танцевала, и движения ее чем-то напоминали автоматические движения птицы, которая держит путь на юг. Сумочка покачивалась в такт движениям, потому что было некому ее подержать, и кое-кто из мужчин вскоре уже танцевал почти рядом с ней, как то за ними водится, когда женщина танцует одна, без мужа в роли защитника. Однако Хелену не заботили ни эти мужчины, ни сумочка, которую она захватила с собой в клуб. Потому что даже сумочка не мешала ей танцевать. Уж что-что, а это Хелена знала точно. Она знала, кого она любит, даже если и не способна была перечислить, что конкретно вызвало к жизни эту любовь вдали от дома, в чужой стране. Но теперь ее дом вместе с Дэвидом, и, как только песня кончится, она тотчас улетит к нему. Только сначала станцует. Воспарит выше той самой высокой колокольни, с которой всем на всех наплевать. Пусть она танцует, и поет, и от радости выделывает разные акробатические штучки. Хелена танцевала так, будто задалась целью выиграть этот конкурс. И пусть все золотые медали по фигурному катанию, которые она когда-то мечтала выиграть, когда эта песня только-только появилась на свет, и про которые когда-то ее мать сказала, что ей их не видать как своих ушей, — пусть они достанутся ей. Так что она любила его. Просто любила — и все, любила легко, естественно, явственно и очевидно, и все другие наречия. Она не могла отказаться от своей любви, потому что поступить так — все равно что притворяться, будто ее мать живет не в Англии, откуда родом был эротичный акцент песни. Другие люди вокруг Хелены тоже танцевали, все в куда более эротичных перьях, и трясли своим эротичным оперением ярко и агрессивно, но дело не в этом. Дело не в том, как вы накрасились или как вы танцуете, а в том, как вы любите. Потому что любовь — она как сегодняшний конкурс, который выиграет кто-то один, причем не обязательно самый лучший танцор. Хелена танцевала, хотя многие из тех, кто танцевал рядом, уже сошли с дистанции, словно хотели, чтобы победа досталась непременно ей. И действительно, почему бы нет? Хватит сидеть в четырех стенах, почему бы ей сначала не пофлиртовать с парнем в баре «Черный слон», а потом не вернуться домой с выигранными деньгами? Хелена забыла, когда в последний раз ощущала такую легкость. Песня с ее слегка унизительным текстом:
Твои слова тут ни при чем,Поступки тоже ни при чем.Наверное, дело здесь в другом.Но я давно уж увлечен.Скажи, все это ерунда,Не уходи, скажи мне «Да»…
Так вот песня эта удерживала Хелену посреди ярких всполохов танца, и те, кто тоже танцевал рядом, уступили ей победу. Пусть она победит, потому что ей нужна любовь. И пусть она позже узнает, что, если вы хотите съездить из Соединенных Штатов в Канаду, никакой загранпаспорт вам не нужен.
— Вы выиграли конкурс! — воскликнул ведущий в шляпе. — Вы выиграли конкурс, и вам полагается приз. Это конверт, полный денег! Ваше имя?
— Хелена.
Ведущий вывел на конверте огромными печатными буквами ее имя и вручил ей приз.
— В конкурсе принимали участие не так уж много желающих, — скромно молвила она, сжимая заветный конверт.
— После катастрофы народ стал какой-то нервный, — признал ведущий. — И рассуждает примерно так: если вдруг вулкан проснется и разрушит все вокруг, где бы я хотел оказаться в эту минуту? Танцуя с посторонними мне людьми — или дома с любимым человеком? Мы постоянно проводим маскарады, но все больше и больше людей предпочитают оставаться дома, в насиженном гнездышке. Так что, киска, берите свой приз и отправляйтесь домой. В этом конверте целый мешок денег. Отнесите его к себе домой. Вы победили, потому что вы танцевали лучше всех остальных и еще потому, что вы сногсшибательно красивы, но я говорю это, киска, без каких-то там эротических намеков, потому что сам я лично гей.
— Вы видели того парня в маске? — поинтересовалась Хелена, указывая на Тони. — Он тоже гей и мечтает о бурной любви с вами. Только он этого еще не знает. Подойдите к нему, сделайте ему приятный сюрприз.
— Непременно, — ответил ведущий.
Хелена вышла из заведения и села в то же самое такси с тем же самым водителем.
— Ну, как вечерок? — поинтересовался водитель.
— Замечательно! — ответила Хелена. — Я выиграла конкурс.
— Поэтому, наверное, у вас порвана сумочка, — заметил шофер.
Хелена посмотрела на свою сумочку, но сказала совсем не то:
— В ней был ребеночек. Обиженный ребеночек, которому хотелось танцевать. Вот он и прорвал сумку, чтобы выйти наружу. — Такси уже почти доехало до той части города, где Хелена жила со своим мужем. — А теперь он у меня в животе. Я беременна. И вы первый, кому я говорю об этом.
— Это надо же! Беременна ребеночком! — воскликнул шофер. — Мы с моей женушкой давно подумываем, не обзавестись ли нам ребятишками, но прежде мне надо уговорить мать.
Хелена опустила стекло, что вполне естественно, когда вы возвращаетесь домой в такси после танцев. Снаружи шел дождь, вернее, не дождь, а мелкая изморось, что тоже вполне естественно для Сан-Франциско… или Лондона. Погода — она в любой точке мира подобна любви. Вполне может статься, что между Хеленой и ее мужем выросли горы, британцам не привыкать преодолевать проливы. Хелена открыла сумочку и выбросила в дождливую темноту написанные матери письма.
— У меня будет ребеночек, — сказала она, однако оставила фотографию Тони, потому что в припеве песни говорилось, что если у парня, который ее исполнял, сохранится ваше фото, которое бы напоминало ему о вас, то его жизнь не будет полна одними только несбыточными мечтаниями. В общем, слова у песни на редкость дурацкие, но это еще не повод для того, чтобы куда-то уйти. Фишка в другом: кто-то где-то мечтает иметь ваше фото. Так и Хелена могла бы хранить фото Тони в ящике комода вместе с паспортами в качестве приятного воспоминания, и вместо того, чтобы прожить жизнь, полную несбыточных мечтаний, она может потом показать эту фотографию своему ребеночку.
— Вот это твой папа, — скажет она ему, — а это один тип, с которым я познакомилась в баре «Черный слон».
Ребеночек поймет, что значит слово «тип», потому что это будет ребеночек Хелены, и понадобится специальная фотография, если ему захочется съездить проведать свою сварливую бабулю, которая всю дорогу была не права. Нам всем нужны фотографии в паспорте, если мы хотим куда-то съездить, даже если на этих фото мы выходим гораздо хуже, чем в жизни. Но если не нравится, можно просто задвинуть ящик комода, где обычно эти фото и хранят.
— А муж ваш уже знает? — спросил водитель, отказавшись взять с нее деньги за проезд. — Кстати, ему известно, что вы вымазали себе лицо чернилами?
— Ему все равно, — ответила Хелена. — Потому что он меня любит, — добавила она и направилась вверх по ступенькам, чтобы проверить, так ли это.
Не включая света, Дэвид сел в постели.
— Я переволновался, — сказал он. — Я приехал, а тебя нет. Причем ты даже не оставила записки.
— Дорогой Дэвид, — произнесла Хелена. — Я на минуту вышла из дома, но теперь я вернулась.
Она налила себе стакан воды и выпила его до дна, хотя при этом ей также хотелось писать, что тоже очень напоминает любовь. Нам что-то нужно, и в то же время нам хочется от этого избавиться. То есть нам одновременно нужна какая-то вещь и полная ее противоположность, вот почему мы так редко бываем удовлетворены. Хелена села на свой почти самый любимый стул и посмотрела на мужа. На нем была пижама, но это в принципе не самое главное. Главное даже не в его словах и даже не в его поступках. Во всем мире есть особые люди, и вы наверняка нашли бы свое счастье с пятью или шестью из них, или даже с восемью, будь вы бисексуальны, да и все остальные тоже. Так что счастье — не есть нечто особое, и мы сами тоже вряд ли особые, потому что в противном случае дело кончится тем, что к утру у нас останется только сумка, полная неотправленных жалоб нашей собственной матери.
