Зэди Смит - О красоте

- Пардон, пардон, пардон.

Резкий французский акцент принадлежал высокому тощему парню. Он толкал перед собой вагонетку и пытался объехать замечтавшегося Леви. Тут же появилось еще с полдюжины ребят, галдящих, сгружающих огромные бельевые баулы, набитые добром и завязанные фонтанчиком а-ля рождественский пудинг. Теперь они развязывали их, являя миру CD, DVD, постеры и почему-то дамские сумки. Леви сошел с тротуара и наблюдал за ними, сначала рассеянно, потом с интересом. Кто-то из них нажал на кнопку стереомагнитолы, и летний - неуместный, но такой желанный в этот холодный осенний день хип-хоп хлынул на идущих мимо покупателей. Многие зафыркали, Леви улыбнулся. Эту композицию он знал и любил. Без труда вписываясь в музыкальный зазор между тарелками и барабаном - или что там за машина производит эти звуки в наши дни? - Леви начал кивать головой и наблюдать за суетой парней, движения которых отыгрывали исступленную партию басов. Обложки DVD выстроились в ряд, сложившись в лоскутное одеяло всевозможных цифровых оттенков: одна новинка скандально новее другой, каждый следующий диск не- лицензионнее прежнего. Кто-то из парней развесил на вагонетке дамские сумочки, и этот парад цветов накрыл Леви волной радости, такой внезапной, такой сказочно своевременной, и поэтому мощной. Парни начали петь и перебрасываться шутками, как будто вопрос клиентов их не беспокоил. Разложенный ими товар был настолько грандиозен, что в дальнейшей рекламе не нуждался. Леви показалось, что он увидел прекрасных существ, пришельцев с другой планеты, совсем не похожей на ту, где сам он мыкался пять минут назад, - спортивных, пружинистых, черных, как уголь, беспечно шумных, невосприимчивых к косым взглядам бостонских дамочек, идущих мимо со своими глупыми собачонками. Братанов. В уме Леви всплыла фраза из утренней лекции Говарда, одинокая, дрейфующая в отрыве от унылого изначального контекста, - ситуационисты изменили городской пейзаж.

- Эй, тебе хип-хоп? Хип-хоп, да? У нас есть все, что хочешь, - сказал один из них, словно актер, ломающий затаенное недоверие зрителя. Он протянул к Леви длинные пальцы, и Леви тут же шагнул к нему навстречу.

- Мам, что ты делаешь?

Неужели это так странно - сидеть на высокой ступеньке, наполовину в кухне, наполовину в саду, с закоченевшими на холодной плитке ногами, и ждать зимы? Почти целый час Кики было хорошо: она слушала свист ветра, смотрела, как он пригибает последние листья к земле, - но вот явилась ее подозрительная дочь. Чем старше мы становимся, тем все больше наши дети хотят, чтобы мы ходили по прямым дорожкам с нейтральным, как у манекена, выражением лица, вытянув руки по швам, не глядя по сторонам и ни в коем случае не ожидая зимы. Тогда они будут спокойны.

- Мама, ты меня слышишь? Ветер просто штормовой.

- Доброе утро, детка. Мне не холодно.

- Мне холодно. Закрой, пожалуйста, дверь. Что ты делаешь?

- Не знаю. Смотрю.

- На что?

- Смотрю и все.

Зора грубо уставилась на мать, затем также внезапно потеряла к ней интерес и принялась открывать кухонные шкафчики.

- Ладно. Ты завтракала?

- Я поела, детка. - Кики упрямо обхватила колени руками - пусть Зора не думает, что мать у нее с приветом. Она сидела так неспроста и встанет тоже неспроста. - Неплохо бы приложить к саду руки. Вся трава в жухлых листьях. И яблоки никто не собирает, так они и гниют на земле.

Но Зора была к этому равнодушна.

- Что ж, - сказала она со вздохом, - сделаю себе тост и болтунью. Хоть в воскресенье-то я могу поесть болтунью? По-моему, я ее заслужила - на этой неделе я чуть не надорвалась в бассейне. Яйца есть?

- Правый дальний шкафчик.

Кики подобрала под себя ноги. И все-таки она замерзла. Ухватившись за тонкий резиновый край раздвижной двери, она подтянулась и встала. Бельчонок, которого она выслеживала, в конце концов распатронил сетчатый мешочек с жиром и орехами, приготовленный Кики для птиц, и теперь сидел там, где, по ее подсчетам, должен был оказаться полчаса назад - прямо перед ней, на плитке, подняв свой вопрошающий, дрожащий в северо-восточном ветре хвост.

- Зур, погляди на этого красавца.

- Не могу понять, почему нельзя класть яйца в холодильник? Кроме тебя, все спокойно это делают. Яйца должны быть в холодильнике, это как дважды два.

Кики закрыла раздвижную дверь и подошла к доске из пробкового дерева с прикнопленными счетами, открытками, газетными вырезками и фотографиями. Она стала рыться в бумажных слоях, заглядывая под квитанции, листая календарь. Все здесь как висело, так и висит. Вот картинка Буша-старшего с наложенной на лицо мишенью. А вот, в верхнем левом углу, гигантский значок, купленный на Юнион Сквер в Нью-Йорке в середине 1980-х: Я так и не смогла понять, что же такое феминизм. Я только знаю, что меня называют феминисткой всякий раз, когда я выражаю мнение, отличающее меня от половика[48]. На него когда-то что-то пролили, и цитата пожелтела, закудрявилась, скукожилась в своем каркасе из металла и пластика.

- Зур, а где у нас телефон того парня, спеца по бассейнам? Надо бы ему позвонить. Все у нас разваливается.

Зора тут же мотнула головой с озадаченной скукой.

- Фиг знает. Спроси у папы.

- Включи вытяжку, детка. Пожарная сигнализация сработает.

Зора снимала с крючка сковородку из висящего над плитой кухонного набора, и Кики схватилась за лицо, боясь пресловутой неловкости дочери. Ничего не упало. Заработала удобно громкая и нечуткая к тонкостям вытяжка, заполняя механическим фоновым шумом пустоты в комнате и беседе.

- А где все? Уже поздно.

- Леви, кажется, дома не ночевал. А папа, я думаю, спит.

- Ты думаешь? Ты не знаешь?

Они взглянули друг на друга. Зрелость всмотрелась в лицо юности, пытаясь пробиться сквозь лед бесцветной иронии, которую так старательно взращивали в себе Зора и ее друзья.

- Что? - воскликнула Зора с лукавой невинностью, уворачиваясь от этого цепкого вглядывания. - Я же не знаю, что там у вас творится, как вы там супружеские обязанности распределяете. - Она отвернулась и открыла створки холодильника, шагнув к его пещерному нутру. - Я в вашей мыльной опере не участвую. Хотите страдать - на здоровье.

- А никто и не страдает.

- Как скажешь, мам.

Зора достала тяжелый пакет с соком и держала его обеими руками - высоко и на отлете, как кубок победителя.

- Окажи любезность, Зур, не мути с утра воду. Я хочу прожить этот день без ругани.

- Как скажешь, говорю.

Кики села за стол и принялась буравить пальцем его край. Шкворчала и плевалась яичница, подгоняемая нетерпением Зоры, воняла раскаленная сковорода - вечное приложение к готовке, стоит только зажечь газ.

- А куда делся Леви? - весело спросила Зора.

- Понятия не имею. Я не видела его со вчерашнего утра. Он не пришел домой с работы.

- Надеюсь, он предохраняется.

- О боже, Зора!

- Что такое? Напиши мне список тем, которые мы больше не затрагиваем, - я буду знать!

- Думаю, он пошел в клуб. А может быть, и нет. Не могу же я запереть его дома.

- Да, мам, - ровно пропела Зора, утишая паранойю, успокаивая жертву унылого климакса. - Конечно, не можешь.

- Хотя бы в будни он здесь. Я сделала все, что в моих силах. Но я мать, а не тюремщик.

- Ладно, проехали. Где соль?

- Вон там, сбоку.

- Какие планы на сегодня? Йога?

Кики качнулась в кресле и обхватила руками колени. Из-за веса она прогибалась ниже, чем большинство людей, могла поставить на пол обе ладони.

- Нет, в прошлый раз я что-то там растянула.

- Знаешь, я не буду обедать. Сейчас я могу есть только один раз в день. Я собираюсь по магазинам, хочешь со мной? - вяло предложила Зора. - Мы сто лет этого не делали. Надо бы обновить гардероб. Я видеть не могу свою одежду.

- Ты прекрасно выглядишь.

- Конечно, прекрасно. Лучше не бывает, - сказала Зора, печально оттягивая свою мужскую ночнушку. Поэтому-то Кики и боялась иметь дочь: она знала, что не сможет спасти ее от отвращения к себе. Она пыталась запрещать девчонке телевизор, и, насколько ей известно, помады и дамские журналы не пересекали порога их дома, но эти и другие меры предосторожности не дали ровным счетом ничего. Женская ненависть к собственному телу словно витала в воздухе, сквозила из всех щелей, проникала с грязью на ботинках, била в нос запахом газет. Оградиться от нее было невозможно.

- Магазины сегодня не для меня. Кроме того, мне надо навестить Карлин Кипе.

Зора оторвалась от своей яичницы.

- Карлин Кипе?

- Я была у нее во вторник, ей, кажется, нездоровится. Отнесу ей замороженную лазанью.

- Ты понесешь лазанью миссис Кипе? - переспросила Зора, направляя на мать деревянную ложку.

- Надо бы.

- Вы что, подруги?

- Вроде того.