Галина Зарудная - Последнее желание
Лера благодарно улыбнулась ему.
— Но сейчас меня зазывно манит койка, и я не в силах противиться, — признался он устало.
Улыбался он скромно, как будто не решался проявить эмоции полностью, или как человек, которому болят зубы. Лицо его мгновенно покрывалось морщинками — такими резкими, безжалостными, необратимыми. Его печальное до немоты лицо, так напоминающее Пьеро! — она ведь забыла его, совершенно забыла!
В груди разлился кипяток, ошпарил до самих позвонков и плавно перешел в длинный душевный спазм…
Отец поднялся, придерживаясь пальцами за стол:
— Что же касается Люси, — пояснил он, — у этой женщины нет ни семьи, ни близких, и в этом смысле ей очень не повезло. Но натура она простая, без дурных помыслов. Ей нужно делиться с кем-то заботой…
Он уже почти скрылся в дверном проеме, но замешкался, обернулся и еще раз взглянул на нее.
— Валерия, ты импульсивный человек, но не глупый. Давление жизни и разочарование сделали свое дело… Я не художник, но могу представить, что за пытка — вместо творчества составлять планы захвата, вместо созидания — бежать в атаку. Самонасилие не приносит побед. Когда-то я тоже думал, что выживает сильнейший. А потом оказалось, что жить можно даже с искусственным клапаном в сердце… Вопрос в другом — для чего ты живешь, для чего ты хочешь жить. Иногда на решение этой задачи уходит целая жизнь, а бывает даже этого мало… Ты должна не злиться, а радоваться тому, что ты здесь. Вернуть самое себя практически невозможно. Это сложный путь. Да, — он задумчиво опустил голову и вышел из кухни. — Очень сложный…
— 27
Все им сказанное подействовало на Леру слишком сильно, понадобилось время, чтобы прийти в себя. В голове все еще шевелилась какая-то неугомонная магма, пытаясь клокотать и возмущаться, но степень ее воздействия оставалась слишком ничтожной.
Каким бесценным бывает момент, когда кто-то бросает тебе канат и вытаскивает из пучины сомнений и заблуждений. Сама она могла убеждать себя в том не раз, но только в крайние моменты смирения и усталости. Но никогда, никогда бы не решилась по-настоящему, до конца принять действительность. Валерия Черноус — акула моды — не принимает чужие правила игры! И не важно с кем идет спор — хоть с самой судьбой! Даже если ситуация заставит биться в глухие ворота, она будет делать это с долбящим упорством барана.
Но ты уже не акула моды, мастер эпатажа, скандалистка всех мастей!
Вот ведь в чем дело. Ты школьница, которая живет в Совдепии, знать не знает о сезонах моды, о пиар-компаниях, о бескомпромиссных законах шоу-бизнеса, экономических бумах и кризисах.
Ты прошла этот путь от начала и до конца. Два десятка лет хватило вполне. Все закончилось трагично.
И будь это второй шанс, или возмездие — все не важно уже. Ты — девочка-подросток, как точно выразился отец, и другого пока не дано.
Это не значило, что Лера совсем успокоилась и мгновенно приняла все, как есть, скорее, находилась под влиянием отрезвляющих фактов, приглушивших сознание, но вся их прелесть еще не просочилась насквозь.
Ведь тогда, в последний свой миг, она так и не примирилась с потерей той яркой и стремительной жизни, за которую не просто боролась, а перегрызала глотки.
Так или иначе, она в проигрыше. А проигравший принимает правила игры.
Все это понимание тоже вряд ли стелилось ровно, как прописные буквы на бумагу. Все больше символы и вспышки мелких прозрений мелькали в ее голове, а мысли так и не успевали округлиться. При этом даже на какую-нибудь деятельность переключиться не получалось. Разве что совсем уж механический труд, вроде мытья посуды. Все прочее она то начинала, то тут же бросала. Брала что-то в руки, не зная зачем. Бродила из угла в угол по комнате: то садилась, то вскакивала, то вдруг оказывалась на кухне, то зависала у окна. И не сказать, что погружалась в тонкое витки раздумий, но в пространстве совершенно отсутствовала; вздрагивала от скрипа половиков под ногами или окрика за окном, однако перестала слышать соседское радио. Даже не сразу ощутила мандраж по всему телу, а только когда открыла шкаф и неосознанно потянулась за чем-то теплым. Но стояла так очень долго, ничего не видя перед собой.
А потом заметила в зеркале на дверце шкафа понурую молодую особу с растрепавшимися волосами. Пригляделась к ней, изучая нежную светлую кожу, угадывающиеся скулы, которые приобретут четкие очертания к двадцати. Пронзительные глаза, с длинными, низко опущенными в уголках ресницами, чуть заостряющими разрез глаз. Острый маленький подбородок, по-детски аккуратный носик, и небольшой, но с четко обозначенными контурами рот. Сомкнув губы в подобии улыбки, чтобы кончики рта приподнялись, Лера смогла увидеть на щеках ямочки, которые со временем исчезнут без следа, но воплотятся в более живописном варианте на румяном личике ее дочки. Сейчас они были бы похожи в зеркале, как две капли воды. У Ленки ведь ее глаза, и носик, и такой же подбородок. Такие же насыщенно шоколадные волосы. И даже рост, тот самый рост, который Ленка ненавидела, потому что Женька пошел в дедов — и вымахал как следует, а ей достались эти пресловутые метр шестьдесят пять; и который сама Валерия воспринимала наиболее приемлемым для женщины — красивое миниатюрное тело…
Внезапно она подумала, что нужно выйти на улицу, подышать свежим воздухом, вспомнила, что собиралась пойти в универмаг, посмотреть костюм, что облюбовала мать.
Это решение немного привело ее в себя.
Лера расчесалась, заплела косу, достала со шкафа темную шерстяную юбку складками, закрывавшую колени, коричневую рубашку с недостающей последней пуговицей, и уже накинула на себя куртку и завязывала первый мокасин в прихожей, когда зазвонил телефон. Сняла трубку и услышала отдаленный, скомпрессированный голос Фомы.
— Я узнал твой номер. Так считается?
— Что считается?
— Я могу пригласить тебя на прогулку? Или ты меня побьешь за это?
Валерия засмеялась:
— Нет, бить не буду. Я как раз выхожу…
— Окей.
Лера повесила трубку.
— Окей-дуралей… Зачем еще тебя принесло на эту несчастную голову?
— 28
Как бы то ни было, она его действительно унизила. И действительно нарочно.
При одной только мысли, что за ней увязался мальчишка, годящийся в сыновья…
Но отец прав, сто тысяч раз прав. Фома видел только хорошенькую девушку. Глупый мальчишка!
Он не заслуживал жестокости. В конце концов, есть же и более лояльные способы отвадить его.
Если уж говорить про материнский инстинкт, хотелось бы тебе, Валерия, чтобы Женька получил такой разнос от какой-то малолетней стервы? Заработал комплексы? Вот именно!
Настойчивость Фомы поражала. Все равно узнал номер! Так ли она ему нравилась, или мужское достоинство в нем говорит уже настолько громко? Уйти, ретироваться, капитулировать, иными словами — признать, что тебя «слили»?
Нет, Фома не такой. Молодая башка, молодая дурь в башке, но лоб твердый и упрямый.
«Молодая башка» ждал ее на углу дома. Звонил, значит, из автомата, догадалась Лера, не сразу припомнив такую штуку. Значит, все то время, пока она решала свои дилеммы на кухне с отцом, он искал ее номер (она представила, как он прозванивает подряд всю школу).
Ждала, что будет смущен и напуган. Но смущение скрывалось очень умело, а про испуг можно было не беспокоиться.
Сидел на мотоцикле, небрежно вытянув вперед длиннющие ноги и смотрел исподлобья, как она подходит к нему.
— Как дела? — спросил засим.
Лера ответила неоднозначно — передернула плечами.
— А у тебя?
— Отлично, — кивнул парень. — Правда утром нарвался на одну ненормальную, она меня чуть по лестнице не спустила. Да, представляешь, охапка в пару кило, а чуть дух из меня не вытрясла. А еще я немножко забыл, что у нее отец болен…
— Немножко забыл?!! Отец уже спрашивал, не докучаешь ли ты мне.
— Ясно. Путь с сюрпризами заказан. Кто-нибудь из вас двоих точно спустит меня вниз головой.
— Будешь знать цену сюрпризам. Где взял номер?
— Ну, это дело разведки, — сообщил таинственно. — Мозги у нас то хоть и кривые, но кое-что поприкинуть можем.
— Ладно, хватит меня стебать. Лучше скажи зачем затеял все это?
— Ясно же зачем. Погонять. Вот, даже каску для тебя… одолжил.
Фома снял с руля синий шлем и протянул ей.
— Одолжил? — спросила Валерия.
— Ну, да. Дома. На том месте, где его обычно для меня мать оставляет.
— Кто бы сомневался, — она засмеялась. — Но сам тот без шлема. Ладно, учитывая твою твердолобость, можно рискнуть. Что ж, давай, показывай, на что годен твой конь…
— Ласточка, — он нежно погладил сиденье.
— Ладно, ласточка, — сказала Валерия и нахлобучила на голову шлем. — А куда везти меня надумал на своем черном крыле?
