Эрик Делайе - Переплётчик
Жюль обернулся к посетителям и громко спросил: «Кто нанимал Гризе последним? Кто что-нибудь об этом знает? — Молчание было ему ответом. — Вы меня знаете, — необыкновенно тихо продолжил он, — я из вас всё выжгу, если потребуется, а если ответите сами, получите вознаграждение, ну?» — «Одноглазый», — раздался робкий голос из угла. Там на самом краю длинного стола сидел тщедушный человечек в нищенской одежде. «A-а, Тома, — протянул Жюль, — ты, я смотрю, отрастил вторую ногу?» Это немного разрядило обстановку, кто-то захихикал. «Иди сюда», — сказал палач. Тома поднялся и подошёл чуть ближе. Несмотря на отсутствие видимых физических недостатков, он нёс с собой костыль. Дорнье догадался, что это один из профессиональных парижских нищих, поддельный, как и вся эта братия.
«Одноглазый? — переспросил Жюль. — Это который раньше Балбесом звался?» Снова раздались смешки. Тома оглянулся вокруг, будто требуя одобрения у посетителей, и кивнул. «Где он нынче?» — «Не знаю», — замотал головой Тома. «Кто знает, где сейчас ошивается Одноглазый?» — громко спросил Жюль. Но на этот раз молчание по толпе распространилось просто-таки гробовое, никто и рта не раскрыл, никто и не дёрнулся. Тогда Жюль совершенно спокойно перебросил из-за спины свою сумку и достал из неё бутылку с какой-то мутной жидкостью и торчащей вместо пробки грязной тряпкой. «Готовьтесь держать дверь снаружи, — сказал он спутникам, — никто не выйдет». Хозяин понял, что собирается делать Жюль, и подскочил к палачу, и запричитал: «Зачем, господин Жюль, что вы, мы же все погибнем…» — «А мне и плевать, — отвечал Жюль, — потому что вы не хотите помочь мне, и я не хочу помочь вам, значит, нам взаимно друг на друга плевать, и я что захочу, то с твоей помойкой и сделаю». — «Я знаю, я знаю, — начал виться ужом хозяин, — я знаю, где он живёт». — «Ну и отлично, — Жюль продолжал держать бутылку с зажигательной смесью в руке, — далеко отсюда?» — «Полчаса от силы, а то и быстрее». — «Значит, едешь с нами». — «А как же…» — «Сожгу к чёртовой матери». — «Да-да, конечно, еду».
На том и порешили. Увеличившийся на одного человека отряд ехал по грязным улицам, всякое отребье косо посматривало на всадников, но приставать опасалось, а то не только кнутом огреют, но вообще шпагой рубануть могут. Ехали быстро, поскольку на улицах уже царила ночь, а Дорнье совершенно не хотел, чтобы герцог узнал об отсутствии дочери.
Тем не менее последнему желанию управляющего было не суждено сбыться, потому что вскоре после отъезда Дорнье герцогу понадобилось что-то у управляющего спросить. Апартаменты Дорнье оказались запертыми, и герцог спросил у кого-то из слуг, где управляющий. Через некоторое время выяснили, что он некоторое время назад неожиданно отбыл в неизвестном направлении с отрядом вооружённых людей, а незадолго до того во дворце появился один из пажей в крайне плачевном состоянии. Заподозрив неладное (а всё неладное, как известно, начиналось с очередной глупости Анны-Франсуазы), герцог отправился в комнату дочери и не обнаружил там ни самой Анны, ни её верной служанки. Герцог приказал всем слугам, кто хоть что-нибудь знает о причинах произошедшего, явиться и всё рассказать, но выяснилось, что никто и ничего не знает. Герцог, конечно, понадеялся на благоразумие и изобретательность Дорнье, но заснуть в любом случае не мог и всю ночь мерил шагами кабинет, прилегающий к библиотеке.
Тем временем Анна-Франсуаза сидела в тёмном помещении. Еды ей не принесли, одеяла — тоже, и даже попить не дали, а девушка была слишком горда для того, чтобы просить похитителей о чём бы то ни было. Поэтому ей было холодно и голодно, а звуки, раздававшиеся из-за двери, ещё больше обостряли оба указанных чувства. Где-то там, слышала Анна, пировали, пили, и, судя по женскому визгу, вообще очень неплохо проводили время. Впрочем, Анна нашла себе занятие: она копила ненависть, представляя, что сделает с похитителями, когда те окажутся в её руках. Плеть с крючками при таком раскладе казалась ей только началом, причём весьма гуманным. Иногда на ум девушке приходила служанка Джованна — что с ней, жива ли она? Анна беспокоилась за Джованну, и в этом беспокойстве проглядывало простое человеческое чувство любви к ближнему своему.
Отряд же Дорнье уже почти прибыл. Управляющему повезло: Одноглазый не то чтобы очень таился. Если бы не смерть убийцы от руки пажа, никто бы и никогда не узнал, что в халупе Одноглазого могут насильно держать дочь самого де Жюсси. В какой-то мере Одноглазый удивился тому, то убийца не пришёл за второй частью своей платы, но подумал, что зайдёт завтра, никуда не денется. Где-то в глубине души Одноглазый даже надеялся на то, что убийца сыграет в ящик и платить ему не придётся вовсе.
«Здесь, здесь», — показал хозяин кабака на один из домов. Никто, кроме Жюля, не знал этих мест, и все оглядывались с некоторым страхом в глазах. Это был тот самый район, где много лет назад Шарль Сен-Мартен де Грези нашёл себе подручных для доставки трупов. Тут нестерпимо воняло, и такая шваль ошивалась по углам, что выходить на улицу без оружия и должного умения с ним обращаться было категорически противопоказано. Жюль же уверенно заехал в открытый двор, выходящий на улицу (видимо, здание либо было ранее, либо и по сей день являлось постоялым двором), где и спешился. У стены стоял невысокий мужчина, который тут же юркнул в дверь: появиться неожиданно уже не получится. Ну что же, Жюль спокойно вошёл, за ним — Дорнье, за ним — паж Николя, за ним — остальные мужчины.
В большом помещении, следующем за предбанником, шла гулянка. На столе вытанцовывали две полуголые девицы, пара пьяниц валялась в углу. У всех присутствующих было по два глаза, если верить беглому осмотру Дорнье. На вошедших обратили внимание не сразу. Мужчины, стоявшего у дверей, не было видно. Жюль сделал два шага вперёд, доставая на ходу шпагу, и точным ударом проткнул горло одного из сидящих — быстро, без лишних разговоров. Девицы завизжали, те из гуляк, кто был ещё достаточно трезв, схватились за оружие. Их было всего трое, и первый тут же попал под удар Жюля, второй — под удар Дорнье, третий пал от рук одного из пажей.
Женщин и валяющихся на полу пьяниц Жюль трогать не стал — он сразу же прошёл в дверь, ведущую в глубь дома. Тут же раздался пистолетный выстрел, Жюль рванулся куда-то вперёд (что было странно, если учитывать его комплекцию), и следующим звуком был звон клинков. Дорнье ворвался в коридор вторым, но Жюль уже лишил соперника жизни. «У вас есть пистолеты?» — спросил он Дорнье. «Да». — «Тогда следуйте первым, стреляйте во всё, что движется. Мы здесь не для того, чтобы щадить. Только если будет Одноглазый — у него действительно один глаз, а ещё одна рука и одна нога, тут трудно ошибиться, постарайтесь не убить, к нему есть разговор».
Они заглядывали в одну комнату за другой, но в этом крыле нашли всего одного служку, который поплатился своей жизнью, один из пажей без лишних слов проткнул его шпагой. В этот момент послышался женский крик. Отряд ринулся в его направлении и через несколько секунд оказался во внутреннем дворике, по противоположному концу которого кто-то кого-то волок, в темноте было не рассмотреть. Пажи оказались достаточно быстроноги, и, хотя преследуемый выстрелил в сторону отряда из пистолета, к счастью, промахнувшись, догнали убегающих в считаные мгновения. Завязался бой.
Их было шестеро против троих, причём Одноглазый не сражался, а тащил Анну-Франсуазу, которая всеми силами пыталась вырваться, хотя негодяй держал свой крюк в опасной близости от её горла. Против нескольких соперников может сражаться только очень хороший фехтовальщик, а бандиты мастерством явно не отличались, и потому ситуация почти мгновенно изменилась. Теперь сцена выглядела следующим образом: шестеро преследователей полукругом стояли возле Одноглазого, прижимающего к себе Анну здоровой рукой и грозящего разорвать ей шею крюком.
«Отпусти девушку», — спокойно сказал Жюль. «Ага, сейчас», — ответил бандит. «Отпусти», — повторил Жюль. «Я ей сейчас горло порву». Дорнье рванулся было вперёд, но вовремя остановился. Одноглазый уже дотрагивался остриём крюка до нежной девичьей шеи. «Если отпустишь, может, останешься жить, если убьёшь, сам понимаешь: умирать будешь долго, очень долго; тебе решать». Это сказал Жюль, Дорнье посмотрел на палача с ужасом: тот шёл на риск. «Да мне плевать, — сказал Одноглазый, — всё одно пропадать».
И в этот момент Анна-Франсуаза, воспользовавшись моментом, нырнула вниз, оцарапав кожу крюком, и выскользнула из объятий негодяя. Тот попытался достать её — хотя бы в спину, — но по крюку ударила шпага Жюля, и спустя секунду Анна уже была в объятиях Дорнье. Одноглазый развернулся, чтобы бежать к ближайшей двери, но двое пажей повалили его на землю и скрутили. Ну, вот и всё, удовлетворённо констатировал Жюль, теперь тебе придётся очень и очень плохо.
