Клер Моуэт - Люди с далекого берега
— Учти, если ты такое учудишь, к тебе станут относиться хуже, чем к Пойнтингам. Да и наша бездетность всем тут внушает жалость.
— А ведь ты прав, — сказала я, подумав. — Они, пожалуй, скинутся и купят мне билет в один конец на первый же пароход.
— Вот-вот. Лучше не лезть в чужие дела.
Я и не лезла. Любое, даже доброжелательное вмешательство в дела чужой семьи может весьма плачевно кончиться. А вдруг Дэн и Мелита без ума от счастья, зная, что в их доме снова появится маленький? Видно, только одна я воспринимала все трагически: фурункулы на ногах, задубевшие на морозе пеленки на веревке.
К середине октября холодный дождь забарабанил по окнам с унылой методичностью. Семейство Дрейков все еще находилось в Массачусетсе, поэтому «светская жизнь», в которой они задавали тон, временно отошла на задний план. Дуг Макэкерн с Марджери на полтора месяца уехали в Оттаву, там Дугу предстояло пройти переподготовку. Айрис Финли уже несколько недель чувствовала себя неважно и в гостях показывалась редко. Нас ничто не отвлекало, и мы с головой ушли в работу.
Даже наш верный друг, Дороти Куэйл, все реже показывалась у нас. Она училась уже в десятом классе, и ей теперь много задавали на дом, а поскольку мать ждала ребенка, Дороти приходилось помогать и в магазине, и по дому.
Рут Куэйл, которой только что исполнилось пятнадцать лет, бросила школу и пошла работать на завод, где уже работали старшие сестры. Я частенько видела, как Рут в белой шапочке и пальто поверх белого халата торопливо шагала против ветра, спеша домой на обед. Она подкрашивала губы, и на ее темной головке торчали кудряшки самодельного перманента. Дороти и Рут по-прежнему были закадычными подружками. Каждое воскресенье гуляли вместе, заходили в гости то в один дом, то в другой, то по-девчоночьи хихикали, а то со всей серьезностью поверяли друг другу самое заветное, которым делятся девушки-подростки во всем мире.
Вот уж два года, как Фарли засел за книгу о викингах — первых европейцах, которые пересекли Атлантику и достигли Северной Америки. Он перечитал множество саг, изучил навигационные карты и пришел к выводу, что первые европейцы, которые достигли нашего континента, вначале побывали на полуострове Лабрадор и на острове Ньюфаундленд. Его теория опровергала шовинистические взгляды некоторых американских ученых, утверждавших, что викинги миновали весь северо-восток континента, бодро двинулись в Массачусетс, где климат здоровее, но теория эта требовала подробного обоснования и доказательств.
Я рисовала карты для будущей книги, размечала маршруты путешествий и места высадки — словом, пыталась придать материалу наглядность. Работы был непочатый край, и в каком-то смысле нам даже повезло, что погода была ужасной и нас мало кто навещал. Все долгие мрачные недели, предваряющие начало солнечных дней и появление первого снега, мы были по горло в работе.
— Не желаете откушать дичинки? — спросил как-то Ной Джозеф в один из морозных вечеров. Вместе со своей женой Минни он стоял на пороге нашего дома в своей темной тужурке. Загадочно улыбаясь, он бросил тяжелый мешок на кухонный пол. Осенью каждый, кто шел с подозрительно разбухшим рюкзаком или вез его в лодке, старался по возможности не попадаться на глаза. Охота на лося без лицензии запрещалась, а из жителей поселка мало кто мог заиметь такую лицензию. Это было дорогое удовольствие, и лицензии были достоянием «спортсменов-охотников», приезжавших издалека. Чего мы только не готовили из лосятины: и тушили, и жарили, и делали фарш, и ели в соусе кэрри и nec plus ultra[17] в виде рубленых котлет. Из мяса лося так же, как и из говядины, можно готовить всякую всячину.
Ной говорил, что денег за мясо ему не надо, это подарок. Но мы-то знали: в конце концов мы сумеем как-нибудь его отблагодарить. Нередко мы предлагали ему пару бутылок рома, который достать в поселке намного сложнее, чем лосятину. Подобного рода обмены совершались незримо и неслышно между мужчинами, и, как правило, встречи в таких случаях затягивались.
Ной и Минни садились прямо у нашей печки-камина. Открытый огонь в доме был здесь в диковину. В большинстве местных домов имелся современный электрокамин, тепла от него больше, а забот намного меньше.
В тот вечер Минни, не закрывая рта, рассказывала про свой новый морозильник — домашнее новшество, которое внедрило повсюду абсолютно новый способ хранения продуктов. Морозильник значительно упрощал охотничий промысел Ноя Джозефа. Раньше Ной вынужден был зимой хранить мясо в сугробе за домом, что было крайне рискованно: неожиданно нагрянувшая оттепель могла раскрыть его потайной склад.
Мы поговорили о морозильнике, о том, что в нем можно хранить долгие месяцы: хлеб, молоко, рыбу, ягоды, а также мясо. Когда все, что можно было сказать по этому поводу, было произнесено, Ной умолк. Молчаливый, да еще в гостях — на Ноя это не похоже. Чувствовалось, что его что-то гнетет, и только после нескольких попыток Фарли удалось заставить Ноя рассказать, что у него на душе.
Проработав много лет «проводником» Фримэна Дрейка, Ной стал считать себя выше простого рабочего рыбозавода и в каком-то смысле другом мистера Дрейка, то есть его советником по всяким важным вопросам: где лосось лучше клюет, как выследить тура. Не раз сопровождая на охоту все семейство Дрейков, Ной считал себя близким человеком и для миссис Дрейк с девочками.
В последнее время среди рабочих рыбозавода снова усилилось недовольство, и Фримэн стал груб со всеми, даже с Ноем.
— Будто я для него работяга простой, — с грустью рассказывал Ной.
Перед отъездом в Бостон Фримэн не попрощался с Ноем и, в отличие от прошлых лет, не обсудил с ним планы дальнейших охотничьих вылазок.
Все это сильно задело Ноя, он даже сказал Минни, что подумывает отказаться от своей должности.
Я не воспринимала всерьез обиду Ноя. Для меня, городской жительницы, служба по найму была единственным способом заработать на жизнь, а таким людям приходится мириться с плохим характером хозяев. Нравится нам это или нет, но мы вынуждены все это терпеть, как терпим гвоздь в ботинке: хромаем, но продолжаем идти. Ной же так поступать не хотел.
— Знаете, милая, Ной так переживает, — вмешалась Минни, — что я ему сказала: «Лучше будем жить на пособие, чем тебе служить у мистера Дрейка».
— На пособие жить не будем! Это я тебе точно говорю. Только и мириться с оскорблениями я тоже не намерен, — заявил Ной.
Ной очень стойко относился к ударам судьбы, он был точно упругий каучуковый мячик, и этот человек наверняка найдет выход из положения, даже если ради этого ему пришлось бы расстаться с новым морозильником. На черный день всегда можно приторговывать «дичиной», хотя, если полицейский застукает, можно и в тюрьму угодить. В одном только Ной был абсолютно уверен: чем бы ему ни пришлось заниматься, своего поселка он никогда не покинет и ни в какие дали на поиски работы не поедет.
Единственный раз в жизни Ной покинул родные места. В начале второй мировой войны, когда ВМС США начали строить военно-морскую базу в Ардженшии[18] сотни мужчин и совсем еще мальчишек, те, которые по старости или по молодости не могли быть призваны в английскую армию, отправились в поисках работы на строительство. Зимой 1942 года, когда Ной взошел на борт парохода, думая, что лучше поработать за наличные, чем жить в долг, ему было всего пятнадцать.
Хотя детство Ноя было далеко не безоблачным, за всю свою жизнь он еще никогда не оказывался в столь жестоких и нечеловеческих условиях, как в Ардженшии. Всю зиму рабочие трудились на строительстве без выходных, по десять часов в сутки. Спали в переполненных бараках, которые часто не отапливались. В шесть утра, когда было еще темно, рабочие вставали в очередь за завтраком. Простояв полчаса на морозном ветру, они вваливались в столовую, где предстояла отчаянная схватка за кружку, тарелку и ложку. Постоянно не хватало и столовых приборов, и еды. Рабочие отпихивали друг друга, стремясь поскорее добраться до прилавка, где были галеты, хлеб, черная патока и чай. И это было все, на что они могли рассчитывать до обеда. На обед, как и на ужин, подавалось одно и то же: колбаса с бобами. Ной выучился есть без ножа и вилки. Жестикулируя руками, Ной показывал, как это делалось: надо, наклонив тарелку, насыпать бобы на кусок колбасы, а затем свернуть ее вдвое наподобие бутерброда. Так можно было быстро расправиться с первым блюдом и побыстрее перейти к хлебу с джемом, если это к тому времени еще оставалось на столе.
Проработав три месяца будто в концлагере, Ной плюнул на все и отправился домой. Первый опыт общения с миром индустрии оказался для него и последним. Уже в пятнадцать лет он понял, что жизнь в его поселке лучше, чем в какой-то Ардженшии. Разбогатеть он не разбогатеет, но хоть на родине останется. Никогда больше не встанет в очередь за куском колбасы, даже если рыбозавод закроется навсегда. А такого Ной вовсе не исключал.
