Владимир Корнев - Нео-Буратино
— На все твои оставшиеся фишки ставлю ключи от моей машины. «Тойота-карина» сегодня стоит сорок миллионов. В том, что она у меня есть, можешь не сомневаться. Меня здесь знают многие: я давно играю. Если не веришь, можешь спросить у публики.
Оторвав взгляд от стола, Тиллим окинул глазами толпу зевак, и те хором подтвердили сказанное.
— Но у меня фишек только на тридцать семь миллионов, — попытался возразить он.
— Я согласен на тридцать семь, — словно вынося вердикт, изрек понтер.
Рядом с горкой пластмассовых кружочков трех цветов, перекочевавших к засидевшимся игрокам со всех столов и изо всех запасников казино, сиротливо поблескивал обыкновенный ключ, брошенный своим хозяином на кон.
— Замеримся и откроемся? — спокойно предложил партнер.
В прокуренном воздухе повисла тишина. Напряжение росло, терпение зрителей таяло. Папалексиев, подобно опытному актеру, выдерживал паузу. Он сам был опьянен страстью и молчаливо переживал экстаз, граничивший с сумасшествием. Наконец, еле сдерживая волнение, Тиллим проговорил:
— Извольте, я готов. Вскрываемся!
— Вот это героизм! — вырвалось у кого-то из зрителей.
В ответ на это партнер одну за другой открыл свои карты: туз бубновый, туз трефовый, туз пиковый, червовая восьмерка, джокер.
— У меня всего-навсего тузовое каре, — со скромной интонацией объявил он и тут же добавил, ехидно улыбаясь: — Не у всякого жена Марья, а кому Бог дал.
В зале раздался свист и бурные аплодисменты. Зрители ликовали и восхищались, как после превосходного спектакля. Их реакция была подобна небольшому вулканическому извержению: энергия, весь вечер накапливаемая посетителями казино, разом выплеснулась наружу. Владелец игорного дома, довольный зрелищной игрой, понимающе потрепав Тиллима по плечу, сказал:
— Ну, братан, бывает и хуже! Только в моем заведении не стреляться… Смотри у меня! — И дружески погрозил ему пальцем.
В это время триумфатор принимал поздравления и, кивая головой, весело отшучивался:
— Как не повезло яблоку, как повезло нам! — Он не забыл и о Папалексиеве: — Ты, между прочим, тоже не в прогаре — после такого проигрыша слава тебе обеспечена.
Другие этого циничного оптимизма не разделяли и смотрели на проигравшего с сочувствием, некоторые даже пытались подбодрить его, в чем Тиллим, откровенно говоря, вовсе не нуждался. Он спокойно сидел на прежнем месте и, разглядывая веселящуюся толпу, ждал… Сегодня он уподобился пушкинскому Германну, испытав ощущение восхитительного взлета, азартного парения и виртуозного владения картами, пережитое когда-то классическим героем. Сегодняшней ночью Тиллим был доволен вполне. Рассеянно улыбаясь, он стал лопаточкой сгребать фишки в свою сторону, не забыл и про ключ от машины. Когда Папалексиев собрал все, он откинулся в кресле, окинув зрителей мутным взглядом. По залу пробежал недоуменный шепот, кто-то счел, что бедняга не вынес потрясения и лишился рассудка. Спохватившись, один из крупье тоном, в котором смешались испуг и раздражение, произнес:
— Ты что это, парень? Куда сгреб? Карты открой! У нас не играют на слово джентльмена…
Не открывая карт, Тиллим продолжал невозмутимо созерцать публику. Фишки же покоились подле него. Крупье, за чей стол он вечером отказался садиться, подойдя к Тиллиму, очень вежливо, осторожно, но с долей иронии спросил:
— Молодой человек, позвольте узнать, какие у вас сегодня карты?
Папалексиев выдержал некоторую паузу, показавшуюся публике бесконечной, и наконец, словно опомнившись, воскликнул:
— Ах да!
Тут же он перевернул карты. Взорам окружающих были явлены во всей своей лукавой красе четыре короля и джокер. Зал замер в оцепенении: никто не мог предугадать столь неожиданный финал. Воцарившуюся тишину нарушил хозяин казино:
— Я работал во многих игорных домах Европы и Америки, в том числе и в самых знаменитых. В Лас-Вегасе, в Баден-Бадене мне приходилось видеть и баснословные выигрыши, и головокружительные падения со сверкающих вершин на самое дно жизни, если не сказать в преисподнюю. Спущенные за один вечер состояния, простреленные, кровоточащие виски уже не трогали мое закаленное сердце. Я своими глазами видел, как преуспевающие бизнесмены, проигравшись в пух, разгонялись на собственном лимузине и на полной скорости врезались в стену казино, предпочитая одновременно расстаться с состоянием и с жизнью. Видел я и то, как за один вечер нищий превращался в богача, но чтобы такое… — И, помолчав немного, он добавил: — Хорошо спонтировал, да-а-а… Оказывается, тузовое каре на покер натыкается…
Хозяину заведения вторил и проигравший понтер:
— Ради такой игры мне и состояния не жаль… Такое за всю жизнь, может, один раз увидишь: можно сказать, историческое событие, выдающийся факт! А деньги что — презренный металл, да какой там металл — цветная бумага…
— Ну так прощайте же, господа! — с чувством произнес Папалексиев, решив, что самое время ставить точку в ночных похождениях.
Кое-как придя в себя, Тиллим, волоча за собой «денежный мешок», выбрался на улицу, может, просто подышать воздухом, а может быть, встретить рассвет, ибо над Петербургом как раз вставало солнце. В лучах восходящего светила Тиллим увидел шикарную «тойоту-карину», которая всю ночь дожидалась своего нового хозяина под окнами казино. Недолго думая он подошел к ближайшей троллейбусной остановке, где уже скопилась масса народу — кто-то спешил на работу, кто-то возвращался с ночной смены, кто-то и вовсе, как Тиллим, развлекался с вечера, а теперь мечтал поскорее попасть домой и там отоспаться. Вот к этим-то людям и обратился Папалексиев с вопросами:
— Граждане, кому на Петроградку? У кого есть права и сноровка в вождении автомобиля?
Люди удивленно смотрели на него, не понимая, к чему им задаются такие вопросы на остановке общественного транспорта и чего, собственно, хочет от них этот подозрительный субъект. Тиллим же, в свою очередь, был удивлен, почему на его вопросы никто не реагирует, будто бы и не слышат. «Это они, наверное, от недосыпу плохо соображают», — предположил он.
Когда подъехал троллейбус, Тиллим первым вошел внутрь и, попросив водителя не трогаться, пока он не сделает важное сообщение и не выйдет через задние двери, звучным голосом, прорезавшимся, вероятно, от последних пьянящих побед, на весь салон объявил:
— Граждане, уважаемые дамы и господа, если кто желает проехать на Петроградскую сторону и не имеет для этого средств, но имеет в кармане права и водит автомобиль, прошу пожаловать за мной!
На этот раз призыву Папалексиева вняли сразу двое претендентов. Один из них был интеллигентного вида пенсионер в очках и с палочкой, второй — в меру упитанный молодой человек тоже вполне приличной наружности, который отважно устремился к Тиллиму через плотный заслон пассажиров, размахивая над головой правами. В это время в троллейбусе рождалась очередная городская сплетня:
— Я слышала, я знаю: это новый вид услуг ввели, только в Петербурге! Да, теперь так будут предлагать ездить на каждой остановке, вот увидите, господа, вот помяните мое доброе слово, вот провалиться мне на этом месте, если я не права. Это новое завоевание демократии: каждому из нас предоставляется право хоть на время почувствовать себя владельцем личного автомобиля. Вот какой у нас мэр заботливый!
Папалексиев молча покинул троллейбус в компании своих новоявленных пассажиров. Родившуюся гипотезу они не опровергали и не поддерживали, и она так и осталась циркулировать по маршруту троллейбуса, следовавшего Невским в сторону сверкающего на солнце Адмиралтейского шпиля. А Тиллим с пассажирами комфортно разместились в «тойоте-карине», и та с ветерком умчала их на Петроградскую.
Чудесное летнее утро в Петербурге было омрачено скандалом, учиненным в отеле «Европа» нефтяным магн
XX
атом, пожаловавшим вместе со всем своим многочисленным семейством из загадочных Арабских Эмиратов. Для европейца далекое путешествие в компании супруги, детей и близких родственников показалось бы весьма проблематичным, и это при том, что даже самому любвеобильному европейскому мужчине не полагается иметь больше одной жены. Но проблемы христианского брака не знакомы властителю загадочного уголка Азии, обладателю сокровищ, укрытых в бескрайних песках Аравийской пустыни, подобно восточной красавице, стыдливо укутанной в паранджу. В развлекательно-деловой вояж восточный владыка по привычке прихватил с собой ораву жен, любимых и не очень, и вот теперь он негодовал, меча громы и молнии в адрес руководства пятизвездочного отеля, где всемогущий шейх Мухаммед Аль-Сабах был лишен собственного паспорта и удостоверений личности своих жен. Его помощник и преданный слуга, следовавший по пятам за господином, личный секретарь, переводчик и евнух в одном лице, тот, кого по-арабски называют «мураферк», отличался редкой дотошностью и педантичностью. Роскошный атташе-кейс со множеством кодовых замков, наполненный ценными бумагами, он исправно носил за хозяином, оставляя на ночь в занимаемых Мухаммедом Аль-Сабахом апартаментах. Исчезновение кейса сулило аравийским гостям множество неприятностей и сложностей, связанных с передвижением и деловым сотрудничеством в российских пределах, поэтому восточный предприниматель изо всех сил давил своим международным авторитетом и связями с крупнейшими воротилами мирового бизнеса на руководство гостиницы, угрожая сделать «Европейской» антирекламу и тем самым на долгие годы сократить поток зарубежных гостей. Гостиничная администрация отнеслась к краже в стенах своего отеля как к чрезвычайному происшествию и привлекла к расследованию больших милицейских начальников. Они самолично стекались с Литейного проспекта и с Захарьевской улицы к очагу нарушения правопорядка. Вневедомственная охрана гостиницы была в шоке. Столпотворение продолжалось два дня. По коридорам и вестибюлям роскошнейшего из петербургских отелей рыскали собаки-ищейки, сновали люди с рациями, в резиновых перчатках и с таинственными чемоданчиками. Раздосадованный Мухаммед Аль-Сабах причитал:
