Татьяна Бонкомпаньи - Девушка из высшего общества
Можно ведь одновременно выполнить задание Ребекки и сделать что-нибудь полезное для этой девушки.
— Послушай, — сказала Лили. — Не знаю, насколько тебя это заинтересует, но моя редактор поручила мне найти какую-нибудь девушку и написать статью о ее жизни.
— Что-то вроде материала об одном дне жизни светской персоны?
— Можно и так сказать.
— И ты хочешь, чтобы этой светской дамой стала я? — Слова «светская дама» прозвучали у нее с таким выражением, с каким обычно произносят «чемпион Олимпийских игр» или «лауреат Нобелевской премии».
— Да, об этом я и говорю.
— О Боже мой, это было бы потрясающе! — закричала Эмили так громко, что Лили пришлось отодвинуть трубку от уха.
Лили свернула разговор, записав адрес Эмили на клочке бумаги, который нашла в сумке. По дороге домой она поняла, что Ребекка права: борьба Эмили за место в кругу успешных людей — это отражение модели современного светского общества, одержимости статусом и новыми способами его достижения.
«Я напишу эту статью в стиле Фитцджеральда, как современную трагедию-предостережение. И если сделаю все правильно, это станет лучшей моей работой. Наконец-то появился шанс осветить жизнь светского общества Нью-Йорка, показать, что оно может быть ничтожным, жестоким и разрушительным в своем безвкусии».
Ровно в семь часов вечера Лили приехала по адресу, где, как оказалось, жили родители Эмили. Она положила ручку, блокнот и диктофон в сумочку от Шанель, которую Роберт подарил ей на Рождество, и достала их, когда Эмили, уже одетая в платье из прошлогодней коллекции Элрода (все гости должны быть в платьях будущего сезона, и от этого появление Эмили на вечеринке станет еще более заметным) и поношенные серебристые лодочки, провела ее по квартире родителей с двумя спальнями, которая явно нуждалась в ремонте. Ковры, потертые и в пятнах, требовалось заменить, а подушки на диване и креслах от старости потеряли форму. Комнате Эмили тоже не помешал бы ремонт: стены лавандового цвета и ярко-розовый ковер скорее подходили десятилетней девочке, а не женщине, которой почти тридцать. Плюшевые медведи, сидящие в ряд на письменном столе, и подушки в форме сердца с оборочками, сложенные на кровати, — все эти атрибуты подросткового возраста не мешало бы оставить в прошлом.
— Я не успела нанести бронзирующую пудру. — Эмили продемонстрировала баночку с пудрой золотистого цвета. — Ты тоже можешь попробовать, если хочешь.
Лили вдруг пришла мысль помочь девушке. Она спрыгнула с постели, где сидела между подушек и мягких игрушек, и предложила:
— Давай я сделаю тебе макияж. Мы ведь не торопимся. До начала вечеринки целый час.
— Ты серьезно?
Лили стояла за спиной у Эмили, и они обе смотрели в зеркало.
— Конечно, с удовольствием. Позволь, я посмотрю на тебя немного. — Лили развернула Эмили к себе лицом, убрала тонкие, как у ребенка, волосы и внимательно рассмотрела кожу: она оказалась землистого оттенка, где-то сухая, а где-то жирная. Лоб и подбородок были усеяны прыщами. Губы — сухие и потрескавшиеся. — У тебя такие красивые глаза, — сказала Лили.
— Правда? — Эмили снова испуганно уставилась на нее. Такое впечатление, что она впервые за долгое время услышала комплимент.
— Но зачем тебе столько бронзирующей пудры? Мне кажется, ты будешь отлично выглядеть, если нанесешь вот здесь немного румян, — Лили показала на выступающие места на собственных скулах. — У тебя есть румяна?
— Не уверена. Обычно я пользуюсь только пудрой. — Эмили открыла верхний ящик письменного стола и принялась рыться в пластиковой косметичке. — Но у мамы точно есть. Пойду посмотрю в ее комнате. А ты пока можешь поискать здесь.
— Я гляну, нет ли какого-нибудь средства для губ. Они у тебя очень сухие, — крикнула ей вслед Лили, перебирая засохшие щеточки от туши, пустые коробки от теней, кучу наполовину использованных карандашей для губ и глаз. В пыльной пудренице она обнаружила консилер на оттенок темнее, чем требовался для кожи Эмили. Три флакона средства для снятия макияжа с глаз, пять пачек мятной жевательной резинки и семь тюбиков с блеском для губ. Она выдвинула ящик чуть дальше и обнаружила коробочку среднего размера с розовым орнаментом — Лора Эшли, приблизительно 1989 год.
— Может быть, здесь, — вслух предположила она, открывая коробку.
Но внутри оказались три больших флакона лекарств, которые отпускаются только по рецепту: клонопин, викодин и амбиен. Чуть меньшая упаковка прозака закатилась к передней стенке коробки. Лили быстро закрыла крышку, задвинула ящик и села на кровать, чтобы осмыслить увиденное. Эмили принимала антидепрессант, транквилизаторы, обезболивающие препараты и снотворное. И судя по размеру флаконов, у нее серьезная зависимость от этих препаратов.
«Как, черт возьми, ей удалось их заполучить? Какой врач прописывает эти лекарства в таких количествах пациенту, который явно нездоров?»
Сидя на кровати в комнате Эмили, Лили почувствовала еще большее желание уберечь девушку от проблем, которые она сама себе создает.
— Нашла, — раздался мелодичный голос Эмили. Она принесла румяна матери — персикового и розового цветов — в круглой серебристой коробочке.
Лили заставила себя широко улыбнуться:
— Отлично, теперь за работу.
Через полчаса они уже направлялись к ресторану «Баддакан» в нижней части города. И тут Лили внезапно вспомнила, что должна многое узнать у Эмили для своей статьи.
— Ты не возражаешь, если я задам тебе несколько вопросов? — спросила она, щелкнув кнопкой диктофона.
Почти всю оставшуюся дорогу она слушала, как Эмили перечисляет всех известных девушек Нью-Йорка, называя их своими лучшими подругами по Брейрли (ради учебы дочери в этой школе родители Эмили второй раз заложили квартиру). В список ее друзей входили все самые известные светские персонажи, и Лили подозревала, что они не обрадуются, если их имена появятся рядом с именем Эмили, тем более в «Нью-Йорк сентинл».
— И чем же ты сейчас занимаешься? — поинтересовалась Лили, стараясь сдвинуть интервью с мертвой точки.
— Особенно ничем. После колледжа я работала в компании «Маккинсей», но не смогла целыми днями сидеть в офисе.
— Когда это было?
— Четыре года назад.
— С тех пор ты нигде не работала? Разве ты не хочешь заниматься чем-нибудь?
— Но я делаю очень многое. Состою в благотворительных фондах. Честно говоря, можешь назвать меня в своей статье филантропом. Запиши это, — постучала она указательным пальцем по блокноту.
Лили заметила на пальце большую мозоль.
— Что это? — спросила она, поднося руку Эмили к свету.
— О, ничего особенного. Я иногда занимаюсь боксом.
Лили знала — она лжет. И внезапно поняла: Эмили страдает булимией. Все стало на свои места. Мозоль на указательном пальце (она засовывает его глубоко в горло, чтобы вызвать рвоту), ломкие волосы и отвратительная кожа, полупрозрачная эмаль на зубах и мятная жевательная резинка. Эмили глотает таблетки и вызывает у себя рвоту. Ей нужно в больницу, а не на шикарную вечеринку по случаю дня рождения Элрода Хамлина.
Остаток вечера Эмили не отходила от Лили словно приклеенная. Лили делала вид, что не замечает недовольных взглядов Ди и Морган, и представляла Эмили так, словно она ее близкая подруга. В полумраке, с новым макияжем девушка больше походила на свою в этом обществе. Ей не пришлось просить фотографов обратить на себя внимание, а Элрод потребовал, чтобы Лили привела Эмили на предстоящий показ. Они уехали в 23:45, и девушка призналась, что это был лучший вечер в ее жизни.
Глава 30
Несколько дней спустя на первой странице «Разговоров по четвергам» появился материал Лили об Эмили, всеми силами стремящейся пробраться в светское общество, и несколько ее фотографий. Статья называлась «Вверх по социальной лестнице: путеводитель для современных девушек». Она далась Лили настолько легко, что это даже вызывало у нее волнение. Всего несколько телефонных звонков, и агент Эмили разговорилась и рассказала, что работает у нее «консультантом», а ее так называемые бывшие лучшие подруги поделились массой историй, проливающих свет на то, почему Эмили так одержима светским обществом. И все же Лили изобразила ее с сочувствием, всего лишь как жертву общества, где ценности перевернуты с ног на голову. Она не написала ни слова о ее зависимости от лекарств, пищевых расстройствах и ужасном состоянии квартиры родителей. Лили была уверена, что в своей статье она критикует высший свет, но о главной героине пишет по-доброму.
— Что я могу сказать? Симпатия к неудачникам — мое уязвимое место, — сказала она Ребекке в среду, после того как отправила статью по электронной почте.
— Даже к таким самозванкам, как Эмили Лейберуоллер? — поддразнила Ребекка.
