Денис Гуцко - Бета-самец
И вот тут — надо же, какая встреча — привет, Антон, давно не виделись. Сколько лет, сколько зим. Отлично выглядишь. Чем занимаешься, как поживаешь? Я? Да так, не жалуюсь… Комфортабельное стойло, первосортный корм — не то что у этих, из общего коровника… Пора бежать, дела? Конечно-конечно. Рад был встрече. Забегай, если что… Мууу!
Ближе к вечеру Топилин вспомнил о мешке с вещами Сергея. Спустился в гараж, вынул мешок из багажника, принес в каминную комнату.
Стол пришлось расчехлить, обнажить беспомощно перед коварной пылью, невидимо затаившейся в воздухе.
Гардероб был пестрый.
Футболки, четыре штуки. Махровые перчатки.
Кроссовки «Найк», сорок третий размер. На размер больше топилинского. Жаль, что не «Адидас». Да, ежик?
Полушерстяную водолазку темных тонов Топилин приложил к плечам, примерил. Великовата, но сойдет. Когда-то носил такую.
Две настоящие, новенькие сорочки «Хуго Босс» Топилин выложил на стол, не разглядывая. Интересно, как Анна отнеслась к тому, что Сережа купил себе «Хуго Босс»? Сама она ни разу не шиканула перед Топилиным в дорогом и стильном. Даже когда траур сняла. Вряд ли попрекала бы, но, скорей всего, огорчалась… Как она себя вела, когда они ругались? Отходила к окну? А Сергей — тот, скорее, метался. Пинал некстати подвернувшийся стул, стучал кулаком в прабабкин стол, пытаясь выбить из клокочущей пустоты самое точное, самое обидное слово.
— Как камень на шее! — кричал. — Ты как камень на шее, не дернешься. Из дурости живу с тобой.
— Жил, — поправляла она негромко.
— Что? Что ты сказала?!
А она не отвечает. Смотрит на него и не отвечает. И так ложится свет на ее лицо, что он не может разглядеть — как она на него смотрит. Не видит, как в оливковой ее роговице он падает навзничь… летит спиной вперед, широко раскинув руки, округлив бубликом рот. И не поняв ничего, не разглядев — а может быть, наоборот, разглядев наконец слишком разборчиво, — он бросается к ней, словно усталый, затурканный салажонок на амбразуру.
Что ж, далее.
Две пары брюк. Ничего примечательного, этикетки липовые, сшиты подпольно. Куплены, скорей всего, на вещевом рынке «Атлант», который держат братья Шахназаровы, вольные борцы и большие филантропы: известны своими новогодними пожертвованиями на детские дома.
В брюках звякнули ключи. Вынул, вытащил из мятого клетчатого платка, в который они были завернуты. Один ключ массивный, с длинной рельефной бородкой, побуревший от времени, на колечке алюминиевый овал с выдавленным номером «132». Второй ключ плоский, с треугольными зубками в обе стороны.
А вот и носки. Хм, ни одного штопаного.
Однобортный теплый костюм — среднестатистический, сшитый на любореченской фабрике «Саншайн Престиж». Владелец фабрики Александр Шанин — Саня Шанин, бывший ЗК по части инвалюты. Любит проводить планерки матом и метать в нерадивых подчиненных пепельницы.
На зоне был Шанин петухом. Сел уже миллионером. Думал, всё у него схвачено. Думал: он человек при деньгах, и уважение гарантировано. Попал на красную зону. Начальник в первый же день предложил поделиться нажитым. Шанин отказался. Нагрубил опрометчиво. За что и был опущен.
К его освобождению за валюту уже не сажали. Валютой торговали банки и менялы на каждом углу. Припрятанные перед арестом доллары многократно выросли в цене, и Шанин выкупил полуживую швейную фабрику, с которой в Любореченске началась приватизация.
О его тюремном прошлом в городе зашептались много лет спустя — фирменные магазины «Саншайн Престиж» открывались уже за пределами области. Столько лет обходилось — но вот высунулся, попался на глаза кому-то из бывших сокамерников. Шанин тогда пропал на несколько дней, хотели даже в розыск подавать, — но он объявился целый и невредимый. Топилин был уверен, что Шанин гостил у Хорватова. Наверное, доктор Хорватов и научил его, как разобраться с проблемой: Шанин начал сам рассказывать про зону. И продолжал рассказывать даже тогда, когда, покрутив пальцами у висков, любореченский бомонд перестал об этом шептаться. На пафосной вечеринке, при расфуфыренной жене под боком, говорил, с вызовом поглядывая на слушателей: «Когда меня на зоне изнасиловали в первый раз…» И не дай бог кому-нибудь хмыкнуть или отпустить какое-нибудь двусмысленное замечание…
Интересный Саня Шанин. Полоумный, но живой.
Среди ночи распахнул здоровый глаз, уставился в темноту. Разбудил при этом ежа. Тот всполошился, истыкал полголовы иголками. Прижал ежа ладонью. Тихо ты, успокойся.
Сна как не бывало. Будто так и пролежал полночи, ворочал мысли свои негабаритные, муздыкался с ними и так и эдак, пытаясь хоть как-то рассовать-пристроить.
Самое мерзкое из предстоящего — встреча с Антоном. А без этого не обойтись никак. Антон и в армии любил встретиться с тем, кого недавно отоварил: поговорить по душам, выяснить планы на жизнь, уточнить, понятно ли, за что получил. Общителен Антон после драки. Настоящий альфа-самец: не просто так подминает — все растолкует, объяснит.
Выпил кофе, стоя у окна, глядя в растекающуюся над синей рощей молочную струйку. Затопленные этой струйкой звезды нервно мерцали, отбивали тревожную морзянку.
— Все, хватит, — сказал он со злостью.
Вытащил провод кофемашины из розетки, отправился в каминную.
Одежки Сергея скинул обратно в мешок, сверху пристроил кофемашину. По условиям игры, одну вещь можно взять с собой. Не считая сигарет. И теплых носков, и шапки. Ну, еще белье… мыло… шампунь. И бодяга. Да, ежик?
Набралось две сумки, считая провиант.
Главное — переодеться в Сережину одежду. Переоденешься — и нет тебя. Ищи-свищи.
Выбрал саншайновский костюм.
Все должно выглядеть пристойно и оптимистично. Это не бегство, это организованное отступление. Временно. До подхода основных сил. Всем сохранять спокойствие. Паникеров и саботажников расстреливать на месте.
Рукава длинны, сидит мешковато. Но в целом не так ужасно, как ожидал. Правда, кроссовки под деловым костюмом делали его похожим на начинающего бомжа. Решил побриться. Душ принять напоследок. Обязательно.
— Симку сменить не забудь, — напомнил он себе в последний момент и полез в ящик стола, где хранил разную мелочовку.
«А что если путь этот не имеет ответвлений? — испугался он в последний момент. — И приведет туда же, куда Сергея привел?»
— Можно, конечно, прогнуться, — сказал Топилин одноглазому человеку в зеркале ванной комнаты. — Извиниться. Будет не намного противней, чем было. Не ты один такой.
Постоял, послушал — что там, внутри? Вроде, ничего особенного. Только страх. Это нормально.
Любореченск у него за спиной сиял гигантской рухнувшей люстрой, в «Яблоневых зорях» было темно по-деревенски. Никакого электричества. Лишь луна из-под густых облаков.
На въезде шлагбаум, закрытый на обычный навесной замок. Граница. Город кирдык. Дальше — настоящая глушь, исконная неприукрашенная провинция. В нескольких дворах лениво тявкнули собаки. Топилин бросил машину на обочине: утром загонит, когда проезд будет открыт или сторож объявится. Поднырнул под шлагбаум и пошел, время от времени выставляя вперед руку. Отвык от такой темноты — слепой, сплетенной с тишиной в единую ткань. Та самая — глухая дремучая тьма, сосущая мозг через беспомощный зрачок. Шепотки ветвей, блики и царапины света — для того только, чтоб подманить, помочь тебе кануть в беспросветность. Где-то в ней посеяны люди — разные, но одинаково страшные. Жестокие, несчастные, глупые и всезнающие, мятущиеся и мирно тонущие в скуке, даже влюбленные, — и те опасны. Люди из темноты. Прорастают тихонечко, впитывают силу. В чем сила, брат? Ответят пошлостью попсовой. Но вдруг шагнет тебе навстречу другой, промолчавший — и нож под ребро. А может учтиво спросить, который час. И все равно напугает до смерти. Так-то. Провинция: привет из мрака. Здесь вам не тут. Отсюда — туда, незнамо куда. За семь морей, в огонь и в воду. Поди, в ногах-то правды нет. На семито ветрах всё за семью печатями. Потому и некому нашего чеботаря перечеботарить, а колпак его перевыколпаковать.
Чтобы рассмотреть номера и названия улиц, подходил поближе к воротам. Кое-где просыпались собаки, и тогда тишина взрывалась пронзительным лаем.
Номер сто тридцать два по Окраинной улице — на самом краю поселка. Озяб, пока шел. Справа соседский участок, вдали военный аэродром. Двухэтажный кирпичный домик. Сбоку прилеплен металлический сарай с широкими двустворчатыми воротами. От ворот до крыльца — утоптанная тропинка. Другая — от крыльца за угол дома. К туалету, догадался Топилин.
Как он тут вообще жил, вчерашний креативщик? Как и чем здесь можно продержаться полтора года? Деньги у него, наверное, оставались. От тех сбережений, которые растренькал на журнальную затею. Но чем тут заниматься? Утро, и целый день, и потом долгий неподвижный вечер.
Голосовал ли он на трассе попуткам, когда все-таки отправлялся в город? Или шагал по обочине к автобусной остановке, не глядя на проносящиеся мимо машины?
