Виктория Платова - Мария в поисках кита

Моя теория верна.

Куртка с капюшоном отдаляется от меня ровно с той же скоростью, с какой двигаюсь я. Стоит мне ускорить шаг — ускоряется и незнакомец. Стоит замедлить или вообще остановиться — он делает то же самое. Как долго все это продлится?

Бесконечно долго. Мы можем наматывать бессмысленные круги по Талего часами. При условии, что мне не удастся загнать незнакомца в какой-нибудь тупик, из которого не будет выхода. Вероятность этого невелика — я понятия не имею, где находятся местные тупики.

Талего и сам по себе — один большой тупик.

Я иду по дороге, по которой десять минут назад проехала ВПЗР, и стараюсь не выпускать куртку из поля зрения. Попутно я пытаюсь сообразить, кто из аборигенов способен проделывать с залетной девицей столь странные штуки. Это — точно не старуха Майтэ, единственная известная мне женщина острова. И вряд ли это Анхель-Эусебио, каким я запомнила его по лету. Анхель-Эусебио, с его цыганской самоуверенностью и наглостью, не стал бы отсиживаться под столом. И Курро — не стал бы; он — хозяин, а хозяева не прячутся в собственном доме за плюшевой скатертью. А если прячутся — значит, у них должны быть на то веские причины.

Задумавшись, я спотыкаюсь о какой-то булыжник и едва не падаю. И краем глаза замечаю, что и незнакомец — споткнулся. Вернее — точь-в-точь повторил это мое совершенно спонтанное движение.

Нет, это уже слишком!..

Передвигаться по пустоши — совсем не то, что идти по дороге, какой бы плохой она не была. Поверхность здесь неровная, глинистая, усыпанная камнями разной величины; то и дело попадаются лужи с мутной коричневой водой, а к кустарникам я и вовсе стараюсь не приближаться: они полны колючек. «Бег зайца через поля» — кажется, в фильмотеке ВПЗР был такой фильм, Жанна Моро в нем не играла. А может, и самого фильма не было, — только книга. Очень мужская книга, которая вовсе не предполагает присутствия женщин.

У мужчин и без них неприятностей полно.

Главный заяц острова справляется с бегом по пересеченной местности намного лучше, чем я. Он как будто парит над всеми неудобствами ландшафта, время от времени оглядываясь: не потерялась ли его преследовательница, не отстала ли?

Я стараюсь не отставать. Даже интересно, чем закончится эта игра в салочки.

Она заканчивается у здания океанариума: именно туда свернул незнакомец, обогнув импровизированное кладбище лодок. Я и глазом моргнуть не успела, как он скрылся внутри. Несколько секунд я раздумываю: последовать за ним (что было бы безрассудством, против которого восстает все мое естество) или пойти в сторону домов, где я наверняка увижу ВПЗР.

Вдвоем — не так грустно и совсем не так тревожно, пусть она и фрик — беспринципный и аморальный.

Впрочем, я увидела ВПЗР намного раньше и совсем-совсем рядом. Она стояла над лежащим на дороге велосипедом и периодически с силой поддавала ботинком по колесам.

— Что случилось? — спросила я, подойдя к ней вплотную.

— Ты меня сглазила, — заявила ВПЗР недовольным тоном. — Меня и мой чудесный «Wanderer-Werke»… Вот так и знала, что случится какая-нибудь срань.

— И что за срань случилась?

— Шина лопнула, не видишь, что ли?

— Ну а я-то здесь при чем?

— Как — «при чем»? Ты пошло позавидовала моему велосипедному счастью! А поскольку глаз у тебя недобрый, шина взяла и лопнула. Ты должна все немедленно исправить.

— По-моему, вы меня уволили. Так что я ничего не должна исправлять. Тем более — немедленно.

— Твое увольнение не отменяет твоего же недоброго глаза. Кто виноват — тот пусть и исправляет.

— Каким образом?

— Придумай что-нибудь…

Приходится признать, что ВПЗР имеет надо мной какую-то совершенно иррациональную власть. А я еще издевалась над Катушкиным, не идиотка ли? Вот и сейчас, демонстрируя свой полный идиотизм, я присаживаюсь на корточки перед изувеченным «Wanderer-Werke». Одного взгляда достаточно, чтобы понять: восстановлению шина не подлежит. Вдоль нее вдет длинный аккуратный разрез, чтобы так распороть резину, нужно было очень и очень постараться. Интересно, на что наехала чертова Хонки-Тонк? На гвоздь? На консервную банку? На колючую проволоку? Ничего похожего поблизости от «Wanderer-Werke» не обнаруживается, одни лишь камни, сухие корни и мелкие ракушки.

— Ну что? — ВПЗР даже подпрыгивает от нетерпения.

— Ничего утешительного сказать не могу. Нужно полностью менять колесо.

— И где его взять?

— Не знаю. Вряд ли здесь. Нужна хорошая специализированная мастерская и хороший мастер. И что-то подходящее по размеру и диаметру.

— Катушкин! — осеняет вдруг ВПЗР. — Катушкин, вот кто нам поможет! Катушкин — мастер на все руки, ты же не будешь этого отрицать?

Глупо спорить с очевидным. Остается лишь выписать в испанскую глушь безотказного Катушкина.

— И каким образом вы собираетесь заполучить Катушкина? Из воздуха, что ли, материализуете?

— Не считай меня дурой, Ти! Никто не собирается тащить его сюда. Просто, уезжая, мы прихватим «Wanderer-Werke» с собой. А Катушкин разберется с ним уже в Питере.

— Я, честно говоря, уехала бы прямо сегодня… Хоть с велосипедом, хоть без. Как вы собираетесь впихивать это сокровище в самолет?

— Как-нибудь, — ВПЗР беспечно машет рукой.

— И потом… Наверняка у велосипеда имеется хозяин. Не мешало бы спросить у него.

— Обязательно спрошу. Когда увижу. Кстати, а где твой парень?

— Какой парень?

— О которым вы так мило общались на расстоянии… Куда он подевался?

— Он там, — я машу рукой в сторону океанариума. — Если хотите, можем его навестить. Надо же как-то налаживать контакты с местным населением…

— Ну, не знаю… А ты уже была внутри?

— Дальше порога не заходила, — честно признаюсь я.

— Хорошо. Я и сама собиралась туда заглянуть. Дома без людей я уже видела, теперь было бы интересно взглянуть на океанариум без рыб. В первозданном, так сказать, хаосе.

— Вот именно, — подбадриваю я ВПЗР. — Вставите потом этот первозданный хаос в роман.

Несмотря на коллегиально принятое решение, ВПЗР все время норовит отстать от меня. А возле дверного проема, заколоченного досками, и вовсе останавливается. И даже делает шаг назад.

— Ну что еще не слава богу? — спрашиваю я, взявшись за ручку. — Вы идете или нет?

— Как же мы войдем, если вход заколочен?

— Доски легко раздвинуть. Я уже пробовала.

— Может, повернем назад, Ти? — давненько же я не слышала таких человеческих ноток в голосе ВПЗР. Она как будто боится чего-то, и этот непонятный страх выскабливает ее нутро, раз за разом снимая толстый слой гордыни и себялюбия. Очевидно, чтобы добраться до мало-мальски нормального и здорового, ее нужно хорошенько напугать. Надо бы взять на вооружение это неожиданное открытие, впрочем… Ничего брать не надо.

Я ведь уволена!..

— Может, повернем? Пока не поздно.

Волнение ВПЗР передается и мне, входить в океанариум не хочется. Наверное, я бы и не вошла туда, и необратимость случилась бы гораздо позже. Или не случилась вообще, и мы бы так и продолжили параллельное с необратимостью существование, пока не придумали способ выбраться с Талего. Пока бы я не придумала… Но случилось то, что случилось. И всему виной мое дурацкое желание хоть в чем-то уязвить ВПЗР, дать ей почувствовать собственную несостоятельность.

— Неужели боитесь? — Я закатила глаза и состроила презрительную гримасу. — Вы — и боитесь? А как же львиный прайд из Сенегала?

— Ничего я не боюсь, — тотчас же надулась ВПЗР.

— Тогда не отставайте.

— Вот еще! Я и без тебя войду. И даже первая.

— Ну, по старшинству так по старшинству…

— Мерзавка! — ВПЗР отпихнула меня, примерилась и, с ходу отодвинув нужную, самую широкую доску, проскользнула вовнутрь.

Я последовала за ней сразу же. Почти сразу — лишь дала себе несколько секунд на глубокий вдох и шумный выдох.

Света извне было немного. Он только-только выхватывал небольшой треугольник пола перед входом: как раз в том самом месте, где я нашла медальон. И я не помнила, чтобы там было что-то еще, но оказалось — было. Какой-то глянцевый журнал или часть журнала — с картинкой на целый разворот. Я вперилась в эту картинку только потому, что на ней можно было хоть что-то разглядеть: все остальное — и впереди нее, и по бокам — скрывала чернота.

Женщина.

Фотография женщины — лишь слегка гламурная. Стать гламурной полностью фотографии мешало выражение женского лица. Женщина, кем бы она ни была, напряженно и совсем не постановочно вглядывалась вдаль; ее правая рука покоилась на телефоне-автомате допотопной конструкции, а в волосах сидела птица. Самая настоящая.

Чайка.

Пожалуй, ее можно было назвать красивой, и мне даже показалось, что я знаю ее. Она — актриса. Но не Жанна Моро в роли Флоранс Карала. Хотя Жанна — Флоранс вполне могла цепляться за похожий телефон-автомат с неповоротливым диском, украшенным не только цифрами, но и строенными буквами — время соответствует. Чтобы стать Жанной — Флоранс, женщине с картинки следовало бы перекраситься из блондинки в брюнетку и смягчить слишком резкие черты лица. И ее губы — они намного тоньше, чем губы Жанны.