Джеймс Олдридж - Горы и оружие
Кюмон положил на стол стариковские веснушчатые руки.
— Да, — сказал он. — Мы отлично знаем, что за Дубасом стоит англичанин Фландерс. А Фландерс, как вам известно, — агент англо-американского консорциума.
Этого Мак-Грегор не знал, а лишь подозревал. Он пристальней вгляделся в умные старые глаза Кюмона.
— Известно ли вам, кто в конце концов заплатил дельцам за это оружие? — спросил Кюмон.
— Нет.
— Именно Фландерс.
— Представитель общества «Чилдрен анлимитед»?
— Да. Так что, как видите, налицо столкновение интересов, — продолжал Кюмон. — Мы не знаем, в руках какой курдской группировки сосредоточена теперь власть. Мы слышали, что кази укрылся в горах. Дубас настаивает на том, чтобы оружие было отправлено его отцу. Дело здесь, видимо, темное. Потому мы и послали Шрамма в Курдистан. И пока он не вернется, я не смогу заняться с вами обсуждением вопроса.
— Верить Дубасу нельзя, — с нажимом произнес Мак-Грегор. — Он никого не представляет, кроме своего отца.
— Мы не то чтобы верим ему, — промолвил Кюмон. — И не то чтобы ему не верим. Повременим до выяснения. — Кюмон переждал, пока стихнет грохот проезжавшего по набережной грузовика. — Как вы считаете, удастся ли Шрамму разыскать кази? — спросил он. — Исходя при этом, разумеется, из того, что Шрамм благополучно прибыл в курдские районы.
— Возможно, и удастся. Но сомневаюсь, — ответил Мак-Грегор.
— А вы сами не согласились бы съездить туда для выяснения обстановки? — Кюмон помедлил. — То есть чтобы найти там Шрамма и доставить его к кази. Уж тогда мы сможем решить вопрос без отлагательств.
— Не уверен, так ли я вас понял, — сказал Мак-Грегор. — Разве нельзя выяснить обстановку иным способом?
— Не вижу такого способа. А я бы тут принял меры, чтобы груз тем временем не покидал пределов Франции. Если вы отправитесь туда… — Кюмон взглянул на Мак-Грегора, который ни словом, ни кивком не выражал согласия, — …то должны будете вернуться к тридцать первому мая, поскольку после этой даты я не могу уже ничего сделать.
— Времени осталось маловато.
— Мы можем вас отправить авиарейсом в Тегеран завтра в пять утра, если вы успеете собраться.
— В данный момент мне уехать непросто.
— Понимаю вас, — сказал Кюмон.
— Я подумаю и, решив, позвоню.
— Если решите ехать, то и звонить не надо, — сказал Кюмон. — В Орли вас будет ждать билет на лайнер «Эр Франс».
Обменялись рукопожатием, и Кюмон возвратил комитетские документы, так и не прочтя их.
— Еще об одном должен упомянуть, — сказал он. — О неких курдских юношах в Париже, замышляющих взорвать марсельские вагоны с грузом. Полагаю, вам это известно.
— Известно.
— Если вам знаком кто-либо из этих безголовых юнцов, то прошу предостеречь их. Мы не потерпим такого безобразия во Франции.
Выходя уже, Мак-Грегор снова спросил Кюмона, как удалось получить для Шрамма визу в Иран, в курдские районы.
— Шрамм поехал в качестве корреспондента одной из наших популярных газет, — улыбнулся Кюмон.
— И иранцы впустили его?
— У нас есть и другие каналы влияния — сейчас, после визита нашего премьер-министра.
— Теперь понятней, — сказал Мак-Грегор.
— Как бы ни было, Шрамм вам обрадуется. Его пленяет вся эта средневековая niaiserie (нелепость (франц.)). Притом он восхищается вами. Так что вы с ним в Курдистане составите любопытный дуэт. Но, прошу вас, будьте осторожны. Не забывайте о вашей прелестной жене и юных детях.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Когда он сказал Сеси, что хочет съездить в Иран на неделю или на две, она тут же возразила:
— А что скажет мама?
— Она поймет, — сказал Мак-Грегор. — Есть веские причины.
— Ты не слишком на это полагайся, — предостерегла Сеси. — Женщин трудно убедить мужскими вескими причинами.
И Мак-Грегор знал, что Сеси права. В два часа дня позвонила из Лондона Кэти и сказала, что доктор Тэплоу не нашел у нее ничего, кроме мышечного утомления. Мак-Грегор обрадовался. Но заговаривать о своей поездке не стал. Он понимал, что спокойного обсуждения дела у них не получится, надежды на это уже никакой, а ставить Кэти перед fait accompli (совершившимся фактом (франц.)) тоже не хотел.
— Да, вот что, — послышалось в трубке. — Тебе сегодня вечером предстоит пойти в «Опера комик» с Жизи Марго.
— С кем?
— С сестрой Ги Мозеля. Не притворяйся — ты ее отлично помнишь.
— Да-да. Помню.
— Я давно уже приняла приглашение, а потом забыла предупредить, что не смогу из-за отъезда. Я звонила ей сейчас, Жизи сказала, что не беда. Муж ее в отъезде тоже, и она с тобой вдвоем пойдет.
— Это так уж необходимо?
— Да, необходимо. А что, разве ты занят?
— Нет.
— Вот и выполни это, пожалуйста.
Не желая спорить из-за такой маловажной уже сейчас вещи, он спросил, где надо будет ему встретиться с Жизи.
— Заезжай домой к ней в шесть — на коктейль.
Голос Кэти звучал не сердито. Самочувствие ее улучшилось. Но Мак-Грегор знал, что между ними теперь — непрекращающееся состояние сдержанных умолчаний. Он вышел из дому и стал бродить по воскресным улицам, решая, как быть с поездкой в Курдистан. Но воскресный Париж ничего ему не подсказал. Так и не приняв решения, он вернулся домой переодеться: приближалось время ехать за Жизи Марго, везти ее в театр.
Он кончал одеваться, когда Эндрю крикнул из холла, что пришел мегрикский курд Дубас и хочет его видеть. Мак-Грегор надел пиджак, спустился вниз.
— Дорогой друг! Вот я и в Париже, — объявил Дубас на безупречном французском, по-мальчишечьи щеголяя утонченностью манер. При нем не было сейчас хлыста, и он стоял в холле с видом молодого парижанина, подкатившего к подъезду в спортивном дорогом «ягуаре».
Мак-Грегор провел его в «утреннюю» комнату, и там Дубае, справившись о здоровье мадам Кэти, принялся произносить учтиво-примирительные фразы, а Мак-Грегор ждал, когда он перейдет к делу.
— Взгляните-ка, что я привез, — сказал Дубас. И показал Мак-Грегору удостоверение, выданное Комитетом. Мак-Грегор очень внимательно прочел текст, вгляделся в шесть подписей под печатью Комитета. Среди них не было подписи ни кази, ни Али.
— Кази нездоров. Ранен, — пояснил Дубас. — Поэтому он не смог подписать. Я послан, чтобы снять с вас неприятную обязанность по розыску курдских денег. Вот, прочтите.
Он подал Мак-Грегору другой документ, написанный красными чернилами и адресованный иранскому отделу французского министерства иностранных дел. Выспренне-литературным стилем имама или мусульманского ученого в нем уведомлялось, что все предыдущие доверенности и мандаты, выданные курдским Комитетом, теряют силу.
— Для меня все это не имеет веса, — сказал Мак-Грегор, возвращая Дубасу оба документа.
— Для вас — нет. Но для французов имеет, — сказал Дубае.
— Я не собираюсь принимать к сведению эти бумаги, — сказал Мак-Грегор. — И французы их не примут, поскольку без подписи кази они ровно ничего не стоят. Вы сами это понимаете.
— Кази нездоров, ранен… — повторил Дубае.
— Что произошло с кази, я знаю. Но если отец ваш думает с помощью оружия прибрать к рукам Комитет…
— Упаси боже! — воскликнул Дубае.
— Этого оружия ваш отец не получит. Я приложу все старания, чтобы не получил.
— Ну, для чего вам наши грязные, голые курдские горы вам, живущему с семейством здесь, в безопасности и комфорте? — сказал Дубас. — Зачем вам так упорно вмешиваться в наши убогие дела, друг мой? Я просто вас не понимаю.
— Нет смысла вести этот разговор, — сказал Мак-Грегор и направился к дверям. Дубас нехотя последовал за ним. Мак-Грегор сошел во двор, открыл ворота. Был теплый парижский вечер, слегка увлажненный дождем. В конце улочки виднелась помятая легковая машина американской марки, к ней прислонились двое каких-то людей. Мак-Грегор постоял, поглядел на них.
— Друзья ваши? — спросил он.
— Родня из Женевы, — ответил Дубас. — Полицейский не пустил их ближе. Чего вы боитесь, mon ami? — насмешливо сказал Дубае.
Мак-Грегор указал на большое пятно сожженной краски на воротах, светлевшее, точно след ожога на человеческой коже.
— Вот полюбуйтесь на эту мерзость, — сказал он, следя за выражением лица Дубаса, и хотя не отметил притворного ужаса, но и признаков непричастности тоже не отметил.
— Городская война, — бросил Дубас презрительно.
— Прощайте, Дубас, — сказал Мак-Грегор.
Дубас усмехнулся, проговорил:
— Жить в этом богатом и прекрасном городе и… — Мак-Грегор захлопнул створки ворот, Дубас сказал с улицы: — Я еду на будущей неделе в Лондон. Могу я навестить мадам Кэти?
— Пожалуйста, — сказал Мак-Грегор и, подождав, пока машина Дубаса отъедет, вышел из ворот.
