Андрей Мальгин - Советник президента

— Да вы что, Валентина Анатольевна, я уж краску купил, мы прямо сейчас закрасим с Вовкой Хомяком, завтра и следа не будет.

— Ни в коем случае! Ты что! Пусть висит! Идет следствие, ничего трогать нельзя. Пока Валентина с нотариусом вела светскую беседу, подтянулся Игнатий. Достал паспорт, даже не читая, подмахнул все бумаги. Его подпись была заверена. Валентина заплатила Ольге Петровне все, что требовалось. На всякий случай попросила сделать пять нотариальных копий. (Это на случай, если Присядкин во время семейных сцен вздумает рвать завещание). Только закрылась дверь за нотариусом, явилась Маша из школы.

— Долго мы будем любоваться на это дацзыбао?

— Маша, я еще не звонила корреспондентам.

— А чем же ты занималась весь день? Я думала, тут уже вся мировая пресса у дверей.

— Маша, я занималась вопросами завещания, — и Валентина кивнула в сторону насупившегося Игнатия.

— Тоже дело. Обед есть?

— Какой обед? Я полчаса назад привезла Ольгу Петровну, потом валандались с подписанием бумаг. Перед этим с приятелем Берберши сочиняли текст завещания. К счастью, есть несколько трафаретов на разные случаи. А еще перед этим просидела битый час с участковым. Извини, девочка, мне было не до обедов.

— Ну вот, всегда так, — скуксилось великовозрастное дитя и привычной дорожкой пошло вскрывать холодильник.

— Игнатий, ты должен на работе написать заявление с изложением всех последних событий. Тебе должны усилить охрану. Это вышло за всякие рамки. Валентина понимала, что точно так же, как квартира с вертушкой — это совсем не то, что квартира без вертушки, точно так же чиновник с охраной — это совсем не то, что чиновник без охраны. Если Игнатия будет сопровождать охранник, или даже целая машина охраны, это будет как бы преодоление еще одной карьерной ступеньки.

— Валя, какого черта?

— Молчать! — взвилась фурия. — Езжай на работу и сделай, как я сказала. Я и так уже сбилась с ног. Мне еще надо корреспондентов обзванивать, пиарить нашу настенную живопись. Езжай на работу!

— Вообще-то говоря, я приехал на обед, если ты забыла.

— Обеда не будет. Возвращайся на работу и сходи там у себя в буфет. Давай, иди, не задерживай меня. Из кухни высунулось свиное личико дочери: — Мам, а что за грибы в банке стеклянной? Они давно открыты?

Присутствие охранника в машине только первое время радовало Валентину. Она потратила два дня, чтоб обзвонить свою записную книжку и поставить общественность в известность, что теперь они с Игнатием — охраняемые персоны. Когда уже вся Москва об этом знала, до Валентины стало доходить, что неудобств их новое положение доставляет больше, чем выгод. Если присутствие, например, водителя считалось делом неизбежным — он все-таки ведет машину, — то теперь появление рядом еще одного человека начинало сковывать. Валентина никак не могла понять, какую линию поведения в этой новой ситуации выбрать. Смущало все: и то, что этот человек практически ничего не делает, а просто сидит (или стоит) рядом. Мнительной Валентине все время казалось, что он внимательно вслушивается во все, что говорится в машине. И не только прислушивается, но и старается запомнить. Было неясно, можно ли этому человеку сделать замечание (а мы уже знаем, что делать замечания — это было любимое занятие нашей героини). Непонятно было, можно ли ему дать какое-то бытовое поручение, типа того, что поручалось водителям. Ну, хорошо, он сопровождает Присядкина на службу, доводит до дверей посольств, довозит до дачи. А вот как быть с театром — покупать три билета? На выходные тоже их никто не освобождал от опеки охранника. Ну, хорошо, довез с водителем на дачу, довел до дома. Но ведь потом-то уехал обратно. Что ж, Игнатию днем и в лес по грибы не сходить? Или надо с ним вместе идти? А если не вместе, то получалось, что водитель приставлен не к Игнатию, а к его машине. Полная глупость… Игнатий же, став охраняемой персоной и тоже не получив по этому поводу никаких разъяснений от руководства, возомнил себя владычицей морскою, еще пуще надул щеки и без охранника вообще не желал выходить из дому. Неприятная процедура выгуливания собаки перед сном теперь полностью легла на плечи Валентины. Спустя несколько дней она уже просто паниковала. Мало того, что ее никто не научил, как вести себя в отношении телохранителя. Главное — посоветоваться было решительно не с кем. Даже Людмила Давилкина ничего не могла ей сказать из собственного опыта — ведь ее мужа не охраняли. Она просто слышала от всяких охраняемых общих друзей, что у них охранники и с собаками гуляют, и детей из школы забирают, и за бутылкой могут ночью сбегать. Но то было совсем другое дело: друзья у Давилкиных — бизнесмены. У них охранники — часть персонала. А тут — государственная охрана. Ужас. Довольно быстро Валентине стало ясно, что охрану, собственно говоря, выделили лично Игнатию, а не ей. Ежедневный ритуал был таким. Например, охранник Юра приезжал вместе с водителем Николаем (они как бы работали в паре, с Александром совпадал охранник Андрей), он сразу же заходил в подъезд и проверял, нет ли там посторонних. Потом он снова садился в машину и ждал, пока Присядкин ему позвонит и сообщит, что намерен выйти из квартиры. Валентина видела в окно, что Юрка с Колькой время ожидания коротают за оживленнейшей болтовней (конечно, им с Игнатием перемывают косточки). Наконец, Присядкин звонил и сообщал, что готов выйти (звонок от Валентины не принимался во внимание, Юрка должен был услышать лично Игнатия). Сразу после этого охранник шел опять в подъезд, дверь квартиры Присядкин открывал, только убедившись в глазок, что охранник его поджидает на площадке. Вместе они спускались вниз. Юра открывал перед Присядкиным заднюю дверь автомобиля и после того, как старик погружался, закрывал ее, а сам обходил машину (обязательно сзади) и садился рядом с Николаем. Немного по-другому вел себя охранник Андрей. Его, видимо, не случайно поставили в пару к Александру: оба были нелюдимы и молчуны. Андрей, приехав, покидал машину и сразу же направлялся к присядкинской квартире. Звонил в звонок и, когда ему открывали дверь, докладывал: «Я прибыл». Почему-то он не мог то же самое сделать по телефону снизу, ему обязательно нужен был личный контакт. После чего он стоял у дверей и ждал выхода Игнатия. Это было очень неудобно, мало ли в каком виде Валентина расхаживает по квартире в момент, когда раздается звонок в дверь. Присядкин так тот вообще любил, как мы знаем, передвигаться по дому абсолютно обнаженным, особенно с утра. И несколько раз представал перед изумленным Андреем в полном неглиже. Когда это случилось с рассеянным Присядкиным в четвертый или пятый раз, охранник решил, что тот нарочно устраивает перед ним это шоу, и с кривой улыбкой ободряюще ему подмигнул. В дальнейших отношениях между ними сразу возникла двусмысленность. Все это было ужасно обременительно. И первое время Присядкины все время что-то делали не так. То вдруг в дни дежурства Юры Присядкин отправлялся вниз без предупреждения. Когда он вот так первый раз появился на Юриных глазах из подъезда, Юра от неожиданности чуть не открыл огонь по прохожим из табельного оружия. А то после доклада Андрея о прибытии, Игнатий в отсутствие Валентины напрочь забывал о нем и вновь укладывался спать. Пришедшая в обед домой Валентина обнаруживала у дверей Андрея в положении стойкого оловянного солдатика — он на протяжении четырех часов не мог позволить себе сдвинуться с места. Клиент не вышел, хотя ему было доложено о прибытии, и нехитрая программа, заложенная в мозгу охранника, моментально дала сбой. Когда же Присядкины ехали куда-то целой семьей (а это случалось довольно часто), им приходилось втроем ютиться на заднем сидении — передние места были уже заняты. Как уже отмечалось, все семейство было довольно толстозадое, так что теснота создавалась немыслимая. Присядкины сидели плотно прижатые друг к другу, нещадно потели и мысленно проклинали тот день, когда им пришло в голову просить администрацию об охране. И однажды вечером Присядкины все-таки обсудили на домашнем совете создавшееся положение. «Да, тяжела ты, шапка Мономаха», — пробовала отшутиться Валентина. Однако Игнатий с Машей проявили твердость, и Валентине пришлось согласиться с ними: от охранников надо спасаться. Она разрешила Игнатию написать заявление с просьбой освободить его от государственной охраны. Утром Присядкин написал соответствующую челобитную, днем пробился с ней к Кускусу (ниже уровнем опять не взяли на себя смелость решить столь важный вопрос), и уже вечером, торжествуя, прибыл домой без сопровождения. Семья вздохнула с облегчением. Валентина снова обзвонила записную книжку, рассказывая всем подряд, как тяжело было демократу Присядкину мириться с насильно навязанной ему охраной — атрибутом зажравшейся и оторванной от народа власти. «Простые люди ходят без охранника, а я чем лучше?» — якобы скандалил он в администрации. Рассказ пользовался успехом и передавался дальше по цепочке, из уст в уста. «Во! То, что нужно! — воскликнула редакторша Хрюкова. — Пусть расскажет об этом в нашем фильме!» — «Ему неудобно. Лучше я расскажу, как сторонний свидетель» — предложила Валентина. На том и порешили. В очередной раз Валентина убедилась, что все что ни делается — делается к лучшему. Она была уверена, что и эту ситуацию сумела обернуть себе на пользу. И только водитель Колька остался недоволен. Он искренне сожалел, что лишился напарника. Он потерял замечательного, благодарного слушателя, друга, соратника. Как много у них нашлось общих интересов, как схожи были их взгляды на жизнь, сколько часов провели они в упоительных беседах друг с другом! Даже к брату-близнецу, пожалуй, не был так привязан Колька, как за месяц совместной работы привязался к этому замечательному офицеру Федеральной службы охраны. Они даже вдвоем с Юрием съездили разок с ночевкой на рыбалку, — а это, конечно, высшая степень мужской дружбы. А вот в одной известной конторе ничуть не расстроились: донесения Кольки и Юрки были в этот период, как две капли воды, похожи друг на друга. А ведь это все-таки расточительно: платить две зарплаты, получая одну и ту же информацию. Любопытно, что и в новом досье за Присядкиным оставили ту же агентурную кличку, которую дали еще в литинститутские времена — Шелкопер.