Джин Сэссон - Майада. Дочь Ирака
Теперь, в безумии камеры номер 52 тюрьмы Баладият, Майада думала о Фей и Али. Она не хотела, чтобы они потеряли мать, как она потеряла отца.
— Фей! Али! Идите ко мне! — крикнула она.
— Майада! Майада! Ты меня слышишь? Открой глаза, Майада! — Самара наклонилась над ней, нежно промокая ее лицо влажной тканью. — Майада! Очнись!
Она осторожно прикоснулась языком к губам. Во рту остался странный привкус — горелого дерева. Кто-то поднял ей голову и прижал к тубам стакан с водой. Она отпила несколько глотков. Майада была в замешательстве. Куда пропали ее дети? Она не понимала, где находится. Открыв глаза, она увидела множество обеспокоенных женских лиц, которые надвигались на нее.
— Майада! Это Самара. Ты опять с нами. В камере 52.
Майада, все еще не придя в себя, пробормотала:
— Кто ты?
— Самара, — прошептала женщина, тихо засмеявшись.
Майада во второй раз открыла глаза.
— Самара?
— Да. Я здесь, голубка.
Майада застонала и перевернулась. Все тело болело.
— Что случилось? Где Фей и Али?
Самара обменялась с доктором Сабой тревожным взглядом.
— Ты жива. Это главное. Ты жива.
Майада опять взглянула вверх. На нее смотрели взволнованные лица. Она увидела доктора Сабу, Муну, Вафаэ, Алию, Сару и много других. У нее свело живот, когда она вспомнила, что сидит в тюрьме Баладият.
— Почему я на полу?
— Тебя забрали отсюда, но ненадолго, — прошептала Самара. — Теперь ты в безопасности.
Доктор Саба и Муна сели рядом с Майадой. Вафаэ и Алия приблизились к ней.
— Тебя пытали? — спросила доктор Саба.
— Не знаю, — совершенно искренне ответила Майада. — Голова болит. И руки тоже. — Она осторожно коснулась ноги. — Все тело изранено. Но я не помню, что они делали.
Доктор Саба осмотрела Майаду, проверила ее лицо, руки и ноги.
— Вот, смотрите! — воскликнула она, обращаясь к собравшимся женщинам. — У нее поранена мочка уха и палец на ноге. Они пытали ее электричеством.
— А еще? — поспешно спросила Самара обеспокоенным голосом.
Муна осторожно взяла Майаду за пятку.
— По ногам ее не били. Это хорошо.
— То, что с тобой было, ужасно, и все же тебя пытали не очень жестоко, — сказала Самара, прикоснувшись к ее щеке.
Майада всхлипнула.
— Теперь я припоминаю. Меня ударили ногой в живот. И надавали пощечин.
— Да, щеки красные, — согласилась Муна, нежно погладив их рукой.
— Кто-то ударил меня ногой, — сквозь рыдания проговорила Майада.
— А ты чувствуешь во рту деревянный или металлический привкус? — спросила Алия.
— Деревянный.
— Это следствие электрошока, — убежденно заявила Алия.
— Помоги поднять ей голову, — попросила Муну доктор Саба.
Они нежно протерли затылок Майады тканью, смоченной в прохладной воде. Затем доктор Саба положила ткань на лоб.
— Это ослабит боль.
Майада постепенно восстановила в памяти кошмарное истязание электрошокером. Она мелко тряслась от рыданий.
— Я не выдержу пыток. Я умру в Баладият.
— Тс-с-с! — Самара погладила ее по руке. — Послушай меня. Я знаю, о чем говорю. Тебя освободят быстрее, чем всех остальных. Твой случай — особый.
Майада не поверила и зарыдала еще громче.
— Подумай: твои мучители были осторожны. На теле не осталось никаких отметин. Они не били тебя по пяткам или по спине. Если ты предъявишь им обвинения, они будут все отрицать. Я не сомневаюсь: они получили приказ обращаться с тобой помягче.
Тщетные надежды измучили Майаду, и она не хотела, чтобы ее утешали.
— Больше я никогда не увижу своих детей. Нет. Никогда. Мои дети будут расти без матери.
Самара терпеливо смотрела на нее.
— Майада, ты же училась в университете. А я — только в Баладият. Я изучила это место. Я изучила этих людей. Тебя скоро освободят — как только придет приказ. Я нутром это чувствую.
Майада припомнила еще кое-что.
— По-моему, меня привязали к потолку и раскрутили на вентиляторе. А потом положили в шину и возили по комнате, — рыдала она.
— Нет, милая, — утешала ее Самара. — Эти ужасы приключились только в твоих кошмарах. На теле нет никаких следов пыток, кроме удара в живот, нескольких пощечин и электрического шока. Когда ты вернулась к нам, у тебя был приступ безумия. Подобное происходит с большинством заключенных. Особенно в начале. Кроме того, немногие из нас поместятся в шину, — широко улыбнулась она.
В другой момент Майада обязательно бы рассмеялась. Она и правда была слишком упитанной, чтобы влезть в автомобильную шину. Видимо, у нее начались галлюцинации.
— Когда я здесь оказалась, меня сначала привязали за руку к потолку и стали крутить у потолка. Руки чуть не вырвались из плеч. Прошло несколько недель, прежде чем я смогла поднять хотя бы одну руку, — сказала Муна. Она показала Майаде обе руки, чтобы доказать, что говорит правду. — А твои, посмотри, не поранены. Ты не висела на потолке. — Она замолчала, глядя на Майаду с улыбкой. — И мы все благодарим за это Бога.
— И меня подвесили на крюк и избили. Насколько я вижу, с тобой ничего подобного не происходило, — подтвердила доктор Саба, нежно коснувшись лица Майады.
Она медленно переводила глаза с одной женщины на другую. На лицах было написано беспокойство — они боялись за себя, за своих детей, боялись, что никогда не вернутся к жизни за стенами Баладият, но они боялись и за самочувствие Майады. Она никогда не встречала таких добрых женщин. Несмотря на то, что всех ее сокамерниц мучили куда сильнее, чем Майаду, никто не завидовал ее удаче.
— Теперь ты должна съесть несколько кусочков хлеба и ложку сахара, — настаивала Самара. — Хлеб поможет избавиться от деревянного привкуса во рту, а сахар — от слабости, которая сковывает конечности.
Не успела Майада ответить, как все вздрогнули, потому что дверь в камеру вдруг открылась, и перед ними предстали трое охранников. Высокий тощий мужчина с кустистыми усами, которого Майада не видела раньше, выкрикнул тонким гнусавым голосом:
— Мы пришли за Сафаной.
Муна так быстро вскочила с места, что ее блестящие темные волосы взметнулись волной. Она с беспокойством посмотрела назад.
Майада не могла повернуть голову, чтобы взглянуть в лицо Сафаны. Она знала, что это молодая курдка двадцати семи — двадцати девяти лет. Кожа на ее лице была гладкой и смуглой, но ее портили черные круги под глазами. Сафану арестовали вместе с Муной, и обе женщины часто плакали друг у друга на плече. Перед арестом они работали в банке. Майада мало что знала о Сафане, но часто раздумывала о том, что с ней приключилось.
Сафана, спотыкаясь, вышла вперед, прижав ко рту кулак. Ее глаза наполнились слезами.
— А я? — со страхом спросила Муна.
Высокий тощий охранник уставился на нее, оскалив зубы:
— Сегодня поджарим только одну гусочку, — прогнусавил он, а затем схватил Сафану за маленькую ручку и выволок из камеры.
Прекрасные глаза Муны заволокли слезы. Когда дверь в камеру закрылась, Муна без сил опустилась на нары, горько рыдая.
— Сафана — всего лишь свидетельница. Она ничего не сделала. Ничего.
Самара приподнялась и села. Майада заметила, что это потребовало от нее столько усилий, что на верхней губе выступил пот. Самара еще не пришла в себя после пыток.
— Осторожнее, тебе нельзя утомляться, — рассудительно сказала Майада, думая о том, что если их будут пытать так часто, вскоре в камере номер 52 останутся только измученные женщины.
Самара вытерла потное лицо.
— Бедняжка Муна и Сафана — всего лишь свидетельницы по делу о растрате в банке. Деньги воровал генеральный директор.
— Значит, им даже не предъявили обвинение? — поразилась Майада.
— Нет. Давай я расскажу тебе, что произошло. Тогда ты поймешь.
— Пожалуйста, говори медленнее, — попросила ее Майада. — От электрошока у меня до сих пор мысли путаются. — Она говорила правду. У нее звенело в голове и в ушах.
— Хорошо. — Самара посмотрела на ложку Майады, которая лежала на полу. В ней оставался сахар. — Съешь это, и в голове прояснится.
— Не могу.
— Ну ладно. — Самара бережно взяла ложку и вылизала ее дочиста. А потом стала рассказывать печальную историю.
— Наша дорогая Муна родилась в бедной семье. После кризиса 1991 года они совсем обеднели. Дом ее отца располагался в Аль-Хория Аль-Уола. Муна ходила в школу, окончила университет, она всегда училась очень успешно. Она познакомилась с хорошим парнем, который, правда, был из такой же бедной семьи, как ее собственная. Они влюбились друг в друга, но отец Муны возражал против их брака. Он хотел, чтобы она нашла жениха побогаче. Но Муна влюбилась и убедила отца, что пара с университетским образованием сумеет себя обеспечить. Наконец отец дал согласие.
Муна вышла замуж и переехала в маленький домик мужа, который находился на одном из берегов Тигра — Харх, в районе Аль-Рахмания. Это густонаселенный район, где дома стоят очень близко друг к другу. Муна и ее муж были счастливы. Когда в Ираке стали открываться инвестиционные банки, Муна быстро нашла работу, потому что она очень умная.
