Артур Беккер - Дядя Джимми, индейцы и я
— Нашу квартиру надо отремонтировать.
Ну что ж, я взял у Бэбифейса напрокат «шевроле», поехал вместе с Джанис на строительный рынок и закупил краску для стен — пять вёдер, лишь бы хватило.
— Радость моя! Но ведь я дома только по воскресеньям! — жаловался я. — И если после тяжёлой работы мне ещё без продыха заниматься ремонтом, то очень скоро я буду прогуливаться между клумб в клинике нервных болезней!
Джанис сказала:
— Нам некуда спешить. И я ведь тоже кое - что могу.
Она влезла в старые джинсы и рубашку с длинными рукавами и по утрам красила нашу комнату. Её хватка и умелые руки меня поразили: в этом отношении она оказалась на голову выше меня, и всё, что доставалось делать мне, ей приходилось потом переделывать.
К тому же мы должны были отныне вести «здоровую жизнь» — это был пункт номер три, так сказать. Как только она завела об этом речь, мне стало страшно, что теперь Джанис будет кормить меня макробиотическими продуктами — прямая поставка из Японии и Китая, — поскольку приготовление еды не было её сильной стороной и нам приходилось довольствоваться какими - нибудь готовыми блюдами и полуфабрикатами, так что мне немножко недоставало моих вечерних заходов в закусочную и в «Бер дэнс».
— Папа держит повара из Бали! — смеялась она.
— А я держу в шкафу «Литовскую повариху», — сказал я. — Книгу с дурацкими рецептами от моей польской бабушки. Я буду твоим новым поваром!
Однако под «здоровой жизнью» Джанис подразумевала нечто другое; у нас, наверное, был самый большой расход воды и электричества во всём квартале, и в ванной она часто говорила:
— О боже! Пятая ступень сознания!
Мы продолжали делать там то, что прервали в Центре медитации. Разница состояла лишь в том, что я больше не обязан был медитировать, и это меня очень радовало.
Четвёртым пунктом Джанис объявила:
— Нам надо приобрести кое-что из мебели!
— А мне новую гитару! — пошутил я. — Неужто ты правда хочешь потратить все свои деньги на какое-то барахло? Кроме того, я не выношу вида покупателей в мебельных магазинах. Они похожи на смертельно больных, которые подыскивают себе подходящий гроб.
— Ах, идём, Тео! Мы превратим комнату Джимми в концертный зал. Никто, кроме нас, не будет туда входить, посередине мы поставим кровать или батут, а в углу — твои боксы для аппаратуры!
И я снова поехал с Джанис.
Мы заказали красную кожаную софу, стеклянный стол и массажную кушетку вместо батута; два сценических прожектора, зеркальный шар, какие бывают в диско-барах, и чёрные занавески на окна, усеянные крошечными полумесяцами.
Тёплый южный ветер, подспорье Бэбифейса и Джимми в их садовой работе, в апреле парализовал зиму: термометр наконец преодолел нулевую отметку, а на небе засияло солнце. Такая перемена показалась нам с Джанис чудом природы. К этому времени я заметил, что у нее было одно преимущество по сравнению с Агнес, и очень существенное: она понимала, что я гитарист. Она изучила все мои пластинки от А до Я, она слушала мои чудовищные сольные партии на гитаре всегда и повсюду, даже когда я в тысячный раз играл с Джимми в «Принцессе Манор» польские шлягеры, мутировавшие в кантри-музыку. Она была моим преданным фаном, моей лучшей публикой, и как только я включал усилитель и извлекал из гитары первые аккорды, она всё бросала, усаживалась предо мной прямо на полу и смотрела, как я репетирую или сочиняю. То, что она была так близка мне и так на мне сосредоточена, оказывало на меня такое же благотворное воздействие, как наши совместные ванны; а может, это было даже лучше, потому что я сразу замечал, как самое позднее через две песни она готова была утащить меня куда-нибудь на необитаемый остров посреди Тихого океана.
Но всё было не так просто, и причина коренилась в том, что мой шеф, мистер Миллер, Рыбак, был одержим манией величия: он хватался за все заказы, какие ему только подворачивались, и пичкал нас сомнительными обещаниями повысить зарплату.
— Скоро я буду платить вам по тринадцать долларов в час! Мы расширяемся! — говорил он. — И если удастся, наша фирма переедет в Калгари. Там сейчас строят, как в Древнем Египте! Сотни тысяч новых жителей в год! Это же золотая жила! Я не сошёл с ума, всё это печатают в газетах!
Я думал: ну, с ним всё ясно! Того и гляди разбогатеем. И в дополнение дадут бесплатные кандалы.
Я не мог отвертеться от сверхурочных и изнывал с Ча-Ча в вечных пробках и на разных стройках. Джанис я видел только вечером.
Наш бригадир Андрей пытался выпросить у мистера Миллера дополнительную рабочую силу, но шеф был лютее любого тирана. Он говорил:
— Вы, поляки и русские! Радуйтесь, что у вас вообще есть работа! Я же не нанимаю себе какого - нибудь араба, который каждую свободную минутку расстилает свой ковёр-самолет и падает на колени молиться своему Аллаху, а вся работа побоку! Вы, коммунисты, мне больше подходите! За кусок мяса и водку вы готовы удавиться! Чудес не бывает!
Результатом этой симфонии Миллера было то, что после окончания рабочего дня мне приходилось собирать последние силы для Джанис и Заппы. В постели мы то и дело слушали «Tinseltown Rebellion», да так громко, что даже долготерпеливый Бэбифейс не выдерживал — удалялся гулять с Крези Догом, а мой дядя выходил на баррикады:
— Что это за грохот тут у вас? Ребёнка, что ли, делаете? Или что? Смотрите, я ведь оглохнуть могу!
20В срок, как и было заказано, нам привезли новую мебель — диско-шар показался мне похожим на звезду Смерти из «Звёздных войн». Джанис подвесила его прямо над нашей кроватью, и именно на этот день сверления дыр и распаковки мебели пришёлся мой первый в жизни сольный концерт — без Джимми Коронко и мистера Ямахи. Всё это устроил Чак. Или, вернее, его верные сообщники Биг Эппл и Джинджер, которые купили «Бер дэнс» — нашу любимую бильярдную пивную — и индейский продовольственный магазин, в котором мой дядя с недавнего времени повадился отовариваться мясными консервами — запас на зиму: тушёнка — для завтраков, вяленое мясо — чтобы грызть перед теликом. Всё это якобы с большой скидкой, которую получали, если верить Джимми, только польские ветераны Вьетнама и диссиденты.
Итак, меня, Теофила Бакера из группы «Блэк из уайт» теперешние владельцы — по случаю нового открытия заведения — пригласили д ля того, чтобы я вгонял гостей в восторг и эйфорию моими песнями и гитарным соло, причём за гораздо более высокий гонорар, чем у Рихарда Гржибовского. Мой друг Чак рекомендовал меня как самого талантливого рок-гитариста индейского квартала всех времён, даже не спросив меня, как сам я оцениваю себя, и это мне очень не понравилось: ну кто я такой? Ведь у меня никогда даже случая не было помериться силами с кем-нибудь из суперзвёзд на музыкальной сцене Виннипега
— Ах! Но это же и так ясно! — сказал Чак. — Тео, ты в порядке!
— Без сопровождения я никуда не гожусь, — возразил я. — Надо, чтобы со мной выступил дядя. Поговори с твоими дружками, этими контрабандистами и дилерами!
Чак ответил:
— Считай, что уже поговорил!
Он повис на телефоне, и до меня донёсся голос из трубки.
— Дядя Джимми! — возмутился Биг Эппл.
Чак на глазах усыхал и сжимался.
— На фиг нам сдался этот старый жирный мешок из Бухареста! — кричал Биг Эппл. — Этот румын, который упёр у нас однажды целую коробку «Бурбона»! Ну ладно, хорошо! Я не такой злопамятный! Лишь бы только без капризов и норова!
Разговор быстро закончился — о коробке «Бурбона» я слышал впервые, но это меня не интересовало, потому что до моего выступления в «Бер дэнс» оставалось всего два часа: всё было спонтанно и срочно — как всегда, когда Чак брался что - нибудь организовать. А мне ещё нужно было вымыться, приласкать Джанис, съесть мою пиццу по - гавайски, испробовать диско-шар, уговорить дядю Джимми играть со мной, но под мою дудку, а главное — мне нужно было поспать хотя бы четверть часа, чтобы сбросить с себя усталость минувшего дня, а потом полчасика порепетировать перед выступлением. Когда, скажите пожалуйста, я должен был всё это успеть? Ведь у меня нет ни двойника, ни слуги на побегушках — никого, кто мог бы за меня что-то сделать.
Мы с Чаком договорились о времени. Он со своей кореянкой должен был заехать за нами и отвезти нас в «Бер дэнс». До этого у него было ещё одно дело в городе, и он усвистал. А я разделся, прыгнул на массажную кушетку, вытянулся на животе, устроился поудобнее и сказал Джанис:
— Наверное, это единственное, что может сейчас мне помочь: прошу тебя!
Всё-таки мне здорово повезло, что я, Тео, встретил эту божественную медсестру, и я только спрашиваю себя — просто из осторожности, — когда же ей это надоест: исцелять моё измученное стрессами тело, мою спину паркетчика и плиточника. Ведь когда-нибудь им всем это становится в тягость, и они просто говорят: «Морочься со всем этим сам!»
