Ирина Потанина - Блюз осенней Ялты
Феликс, тщательно скрывая улыбку, обернулся к Сергею.
— Так Вы из Франции, молодой человек?
— Почему из Франции? — в один голос спросили гости.
— Понимаете, я всегда говорил Владиславе, что она — девушка французского типа. Ведь правда, есть в ней что-то такое утонченно французское, да? А теперь, когда в ее обращении к Вам прозвучало слово «тип», я понял какого именно «типа» я имел в виду. Чтобы моя репутация не пострадала, Вы просто обязаны оказаться типом из Франции.
— Для поддержания Вашего имиджа, я готов стать кем угодно, хоть эскимосом, сэр, — Сергей принял игру Феликса, и теперь тоже был вычурно галантен.
— Я вижу, вы спелись! — Владислава все еще капризничала, — Ну вот, теперь и здесь я буду чувствовать себя лишней.
— Милое дитя, — Феликс, прекрасно понимавший несерьезность девушкиной обиды, позволил себе подлить масла в огонь, — Дело в том, что человек вообще является лишним на Земле.
— Это еще почему? — Сергею подобное заявление показалось неоправданно категоричным.
— Как?! — Феликс громко хлопнул себя по лбу, — Вы уже десять минут здесь, а я все еще не изложил суть своей новой гипотезы предназначения человека? Старею, теряю квалификацию… Так вот, в своей теории я утверждаю, что люди — побочный продукт развития мира, шелуха, оставшаяся от семечек в кармане. Сейчас постараюсь аргументировать…
— Не утруждайся, — Владислава и тут решила вставить свое веское слово, — Сергей не любит философских рассуждений.
— Не правда! Я терпеть не могу голословных утверждений, явно далеких от реальности. А тут человек выдвигает вполне реальную концепцию, еще и подтвержденную аргументами. Такое всегда хочется послушать, — Сергей и сам не понимал, говорит ли он это назло Владиславе, или из расположения к Феликсу. Решив, что, в любом случае, теория хозяина каморки заслуживает внимания, Сергей устроился поудобнее и добавил, — Разговоры гостей Раи Раевской не понравились мне, потому как я терпеть не могу человеческой глупости.
— О, — Феликс еще больше приободрился, — Вы тоже не любите этих начинающих йогов Раи? Я с Вами полностью солидарен.
— Но они ведь больны, как можно испытывать к ним антипатию? — вступилась за знакомых Владислава.
— Больны?! Разве что болтливостью… Впрочем, как и я. Но я, по крайней мере не бегу к Раевской за излечением.
— А зря, Рая между прочим отличный психолог. Возможно тебе бы она помогла, — Влада, отнеся Феликса к сообщникам Сергея, позволила себе съязвить и в его сторону.
— Рая — умная баба, я не спорю. Но никакой помощи этим ребятам она оказать не может. Мне вообще иногда кажется, что она питается ими. Накалывает душу каждого на вилку и, пока несчастный придается своему «О-м-м», безжалостно пожирает его.
— В каком смысле? Поверь, Феликс, у Раи и так достаточно еды в доме, — неумело оборонялась Владислава.
— А в том смысле, что пока человек находится в отключке, или «медитации», как ты это называешь, с его сознанием можно делать все, что угодно. Подозреваю, что твоя мачеха успешно этим пользуется…
— Если и да, то только во благо пациентам, — холодно заявила девушка.
Феликс лукаво прищурился и достал из пачки любимую папиросу. Всю жизнь он курил «Беломор» и радовался, как ребенок, когда милиция останавливала его на улице с восклицанием: «А ну-ка дайте сюда Вашу папиросу!». Как и везде, в Ялте «Беломор» использовали наркоманы, для забивания в него гашиша, поэтому органы очень внимательно относились к курящим эти папиросы гражданам. Феликсу доставляло дикое удовольствие протягивать очередному патрульному бычок и бросать презрительное: «На, докури, если тебе так уж нужно». При столкновениях с органами в Феликсе просыпался олдовый хиппи.
— Прошу Вас, Феликс, — Сергей решил разрядить обстановку, — Вы собирались изложить какую-то свою гипотезу. Не стоит обращать внимания на женщину. Вы же знаете, слабый пол не выносит рассуждений о глобальных вещах, вот Влада и перебивает Вас.
От такой наглости Владислава аж поперхнулась. Но необходимый ответ обидчику никак не хотел формулироваться в слова, и девушка опять промолчала. Впрочем, через несколько минут Влада уже забыла о своих обидах, целиком отдавшись разгоревшемуся спору.
— Небольшое углублений в историю. Как появились млекопитающие? — Феликс встал и принялся медленно расхаживать по сарайке, — Морские обитатели, выбравшиеся на сушу, изменили среду обитания вовсе не из любви к приключениям. Они просто не могли прижиться под водой. Они там были лишними… Они бежали от более сильных сородичей — угнетателей, поэтому и оказались на суше. Вся история совершенствования нашей планеты строится на том, что кто-то где-то не прижился и был вынужден совершить переход в другое качество. Обезьяна схватила палку и встала на две конечности не из трудолюбия, она просто не могла по-другому защищаться от хищников. Понимаете, к чему я клоню?
— Нет.
— Да как же!!! Получается, что человек — венец творения матушки природы, тоже должен вскоре совершить свой качественный скачок. Среди людей тоже есть неприжившиеся, те, которым просто необходимо осваивать какие-то радикально новые пространства, иначе они не выживут. Увы, Америку уже давно открыли и там теперь тоже полно хищных сородичей. Бежать от них неприживающимся некуда, неизвестных материков больше не существует. Поэтому, я утверждаю, что эти самые неприкаянные личности в скором времени прорвутся в астрал.
— То есть вы хотите сказать, что человек, как венец творения этого мира, существует для того, чтобы теперь из этого самого мира вырваться… — задумчиво произнес Сергей, теория ему показалась забавной.
— Вот именно! Жизнь пришла на Землю из астрала, и самая совершенная жизненная форма обязана туда вернуться. Поэтому-то я и утверждаю, что люди лишние в этом мире, — Феликс гордо оглядел присутствующих.
— Все люди? В смысле, человечество, как класс? — насмешливо спросила Владислава.
— Нет. Только самые духовно подготовленные. Те, кто всю жизнь ощущает, что предназначен для какого-то другого мира. Не физического. Ты бы назвала эту группу людьми творческими.
— А Сергей назвал бы их сумасшедшими, — Влада все-таки отыгралась.
— Подождите, — Сергей жестом остановил рассказчика, — Феликс, но ведь тогда получается, что вообще прогресс, как таковой, вредит воплощению того, для чего по вашему мнению предназначено человечество. То есть, изготовление поездов, освоение космоса, изобретение компьютерных сетей, все это, выходит, было во вред?
— Ну конечно! — Феликс дико обрадовался, что его поняли, — Если бы в свое время не изобрели самолет, я просто вынужден был бы научиться телепортироваться.
— Феликс, полет на самолете все равно не доступен тебе по материальным соображениям. Почему же ты до сих пор не обучен телепортации? — Влада откровенно посмеивалась.
— Тьфу ты. Я же говорю не о себе лично. «Я» в смысле «человек». Если бы я меньше энергии расходовал на изобретение всяких мелочей, у меня нашлись бы силы заглянуть внутрь себя и раскрыть те возможности, которые позволили бы мне…
— Феликс, — Влада все-таки решила спорить, — Твоя теория, конечно, красива. Но, пойми, как только люди научаться выходу в астрал, перемещения там станут столь же обыденны как поездки в общественном транспорте. Никакого качественного скачка не произойдет. В астрал тут же начнут продавать билеты.
— Нет!!! — Феликс разгорячился, — Высшие силы никогда не допустят подобного! В астрал смогут попасть только люди, достигшие морального совершенства, то есть чистые и светлые, те, которые не будут преследовать личную выгоду и устраивать склоки.
— Почему же твои высшие силы позволяют устраивать склоки здесь? Они же на то и высшие, чтобы контролировать ситуацию везде.
— Все, что происходит в физическом мире, их не волнует!!!
Владиславе надоело спорить. Девушка усердно пыталась придумать повод, чтобы спровоцировать Феликса на описание еще какой-нибудь своей гипотезы.
— Кстати, Феликс, ты так и не объяснил, почему ты считаешь людей побочным продуктом развития мира?
— Ой, — великан отмахнулся, — Это совсем другая теория… Но она еще недодумана. Не хочу ее пока выдавать, а то Вы совсем меня заплюете…
Влада уже давно обожала умопомрачительно красивые, но совершенно не применимые к реальному миру теории Феликса. Слушать великана всегда было интересно, и Влада нарочно подстегивала его, дабы он продолжал говорить. Любой рассказ Феликса всегда представлял собой блестяще сыгранный мини-спектакль. Ради яркости самого разговора, Владислава была готова простить некоторую бессмысленность его открытий. Сидеть, уютно подобрав под себя ноги, на низенькой шаткой табуретке, потягивать невероятно вкусный чай, и, со смаком выпуская колечки ароматного табачного дыма, наблюдать за чарующими монологами великолепного актера и рассказчика… Все это было дико дорого Владиславе. В воздухе вдруг появлялась фея-Гармония, и, растекаясь по сарайке, погружала в себя всех присутствующих. В такие минуты Владислава как бы соприкасалась с вечностью. «И все-таки чем-то таким грешу, что не поддается карандашу», — пела когда-то о подобном ощущении Вероника Долина. На месте Сергея обычно в такие вечера в сарайке сидел Олег Раевский. Именно он всегда был главным оппонентом Феликса, провоцировавшим своими вопросами и дружескими подколками зарождение новых невероятных теорий рассказчика. Владислава беспомощно оглянулась, еще раз осознав, как пусто стало в мире без ее отца. Феликс перехватил взгляд девушки и тень пробежала по его обычно сияющему лицу.
