Альфред Кох - Ящик водки. Том 2
— Ну понятно, чтоб малярию не подхватить.
— Да не то чтоб малярию, а просто чтоб не обосраться. Южная ж страна, экономический класс отдыха. И такой у меня получался самогонный аперитив… Выпил перед обедом — и дальше уже все нормально, знаешь, что не обдрищешься. Ну, вот мы сидим с товарищем на набережной в Александрии, прямо на парапете. И выпиваем. А тут подходит их мент — с усами, в черном суконном костюме, — при плюс тридцати. Думаю, может, тут распивать нельзя, страна мусульманская, — непонятно, как будет ситуация развиваться. Группируюсь. Мент спрашивает: «А что это вы тут пьете?» Ну, думаю, началось… Но всякий случай говорю: «Ты что, такая вещь, ебани-ка!»
— Это он с вами на английском?
— Ну да, на плохоньком таком. Наливаю ему, он принюхивается и говорит: «Чего-то мне боязно. Что-то странное такое вы пьете». Да ладно, говорю, чистейший продукт, натуральный! И наливаю чуть на гранитный парапет, в выбоину, поджигаю спичкой — типа, первый сорт, горит синим огнем. Тут он совсем испугался: разве ж можно это пить, оно вон аж горит? Ну и обошлось, Это он от нечего делать к нам пристал. Так вот, 90-й год — это был такой переходный период: уже есть бабки на загранпоездки, но еще гонишь самогонку. Она скоро, правда, сошла на нет. И куришь то «Беломор», то Gitanes. Это называется многоукладность, по-вашему, так?
— Угу. Ну да. И ездишь — еще не во Францию, но уже в Египет.
— И я еще помню, как купил с переплатой, за взятку, стиральную машину полуавтомат — «Эрика» или «Эврика», что-то в этом роде.
— «Вятка».
— Нет, «Вятка» — автомат, а то полуавтомат. И я один раз лично на ней постирал. А еще надо было искать работников в газету. Я многих знакомых журналистов тянул, а они не шли.
— О!
— Во-первых, говорили они, у вас там непонятно что. Какая-то левая газета — частная лавочка! Не сегодня завтра закроется. Во-вторых, у вас там надо вкалывать, а это не очень приятно. Там у вас и ночуют на работе… А что бабки платят другие, что с того? Мы за двести или даже триста рублей ни хера не делаем и еще можем где-то шакалить, а у вас там подыхать без выходных. Кому это надо? Я попервах страшно удивлялся. Вроде ж я с продвинутыми людьми разговаривал! Которые обречены на то, чтоб быть либералами! Рыночниками! Люди ж свободной профессии! Но — нет. Что ж про остальной народ говорить, куда более темный? Какой от него ждать любви и готовности к рыночной экономике?
Редакция тогда была на Хорошевке, в жилом доме, на первом этаже. Компьютеры стояли с черно-белыми мониторами, интерком был и даже один факс. И все спрашивали: «А кто вам разрешает такую хуйню писать? Как цензура пропускает?» Да нету, отвечали мы, никакой цензуры. Не может такого быть! Как же в типографию заказ принимают? Ну, со всеми можно как-то договориться. А я, надо сказать, до этого писал большие заметки. Ну, так, на полосу большой газеты. И вдруг из таких здоровенных кусков в «Коммерсанте» стали делать маленькие, каких десяток вмещался вместо одного… А получалось — неплохо. Поначалу было обидно: хера ли они меня так сокращают. Но я понимал, что это какой-то другой язык, непохожий на старый газетный. И я, стиснув зубы, решил его выучить. Думал, буду знать два языка. То на одном буду сочинять, то на другом. Выучил я новый газетный язык — и понял, что на старом писать невозможно.
Кстати, в то время мы работали бок о бок с Глебом Павловским и часто виделись. Он был одним из основателей информационного кооператива «Факт», из которого вырос «Коммерсант». Еще была свежа память о его диссидентском прошлом. Никто еще не знал, что Глеб примется рулить кремлевской политикой. Может, это единственный из наших диссидентов, кто так высоко поднялся.
Комментарий
Какое-то время «Коммерсант» считался, что называется, культовым явлением. Писали про него много. В числе прочих и сам его основатель Владимир Яковлев:
«…Мой приятель решил заработать деньги и занялся кооперативом, которому предстояло вязать кофточки. Меня же он попросил помочь в регистрации кооператива. Тогда это было бесконечно сложным делом, и мы договорились: как корреспондент „Огонька“, я буду проводить нечто вроде эксперимента. В редакции об этом понятия не имели. Я же вел тяжбу с Мосгорисполкомом, проводил через канцелярии документы. И понял: мне это нравится. Кооператив мы зарегистрировали. Он начал работать. У меня очень долго был свитер, по которому мы учились вязать». «Наш кофточный кооператив был вторым или третьим в Москве. …Так и родился „Факт“, который отвечал на вопросы будущих кооператоров».
«Факт» был довольно известный и, в общем, финансово устойчивый кооператив. Один из нескольких кооперативов, занимавшихся разного рода торговлей информацией. Эта торговля, впрочем, приносила немного денег. Мы по-разному выходили из этой ситуации, занимались, например, перепродажей компьютеров, которая по тем временам была популярным и доходным делом».
«Мы все учились. Делали очень много ошибок и все платили за них, многие — своей жизнью. Все проходили через ошибки. В основе успешных состояний, однако, не они, а труд. Кровь и обман — в основе разорений. Это, разумеется, не касается криминальной сферы».
«Я перешел от кооператива „Факт“ к газете „Коммерсант“ тоже случайно. Кооперативы росли как грибы. И началось движение за создание Союза кооператоров. Частично как ответ на социальное давление, а еще больше — как борьба различных групп за влияние на кооператоров. Артем Тарасов предложил делать газету кооператоров. Сперва я пожал плечами: пустая затея. После немного повыпендривался и согласился».
Вот цитатки из разных заметок про те романтические времена, когда начинался так называемый «старый» «Коммерсант».
«Лучшие сотрудники „Московских новостей“ группами и бегом перебираются в „Коммерсант“ (это из мемуаров одного такого перебравшегося. — И.С), где с самого начала платили 50 рублей за страницу и в месяц классный репортер мог заработать на десять поросят на колхозном рынке».
«Володя (Владимир Яковлев. — И.С.) любит своих сотрудников суровой отцовской любовью. Он дарит им импортные сигареты, виски, газовые пистолеты, мечты, посылает отдыхать на Средиземное море, обедает, как бригадир золотодобытчиков, с ними за одним деревянным столом, шутит, по-зимнему улыбается и кует, кует дистанцию».
«Читать Володя не любит, и свободное от „Коммерсанта“ время проводит в обществе видеофильмов с драками, побоями и убийствами». Поскольку у него «выработалось глубокое отвращение к процессу чтения вообще», ведь приходится читать «каждый номер до конца и плюс все остальные бумаги». «Также он не любит рано вставать и старается приезжать в редакцию к 11 часам, но не всегда получается».
Объяснив, что редакция в то время занимала первый этаж: одного подъезда жилого дома и состояла из «11 небольших комнат и кухни», кто-то из репортеров дал такой «…прогноз: в весьма недалеком будущем Владимир Яковлев станет миллионером (может, уже стал), а „Факт“, „Коммерсант“ и родственное агентство новостей „Постфактум“ превратятся с одним промежуточным этапом в крупный концерн с собственным небоскребом причудливой конструкции где-нибудь на углу Садового и Спиридоновки…»
«Американец, миллионер Том Дитмар… инвестировал деньги в газету. Я познакомился с ним совершенно случайно в Москве еще до создания газеты. Потом он уехал, появился „Коммерсант“, возникла потребность в инвестициях — и появился вариант Тома Дитмара. Я поехал в Америку. (Это сентябрь 89-го.) „Дитмар с большой охотой — тогда в Америке это было очень модно — решил с нами сотрудничать. Он приобрел эксклюзивные права на распространение «Коммерсанта“ в ряде стран, мы — около 300 тысяч долларов. Исключительно в виде техники, оборудования. Вот, собственно, и весь секрет.
Сначала был Том, с которым мы в конце концов расстались. Потом — французы, купившие часть акций «Коммерсанта», ~ мы в итоге выкупили их обратно. Дитмару деньги не вернули: условия сделки и не предполагали такого поворота событий».
А вот что писали про основателя «Коммерсанта» американцы, которые у него работали в самом начале 90-х:
«Его (Яковлева) отличала напористость, чистота ботинок посреди зимы — последняя благодаря такой роскоши, как персональный водитель; ловкость, с которой он добивался своего — не совсем легальными методами, но с прибылью…»
Граждане США были потрясены темой лекции, прочитанной русским капиталистам (в рамках проводимых «Фактом» платных семинаров, которые давали приток денег): «Чувствительность иностранцев к запахам». Там давался совет — менять рубашку каждый раз, как сходишь в душ.
Еще американцы сделали такое открытие: «Русский никогда не скажет тебе правду. Но и не солжет. Он скажет то, что ты хочешь услышать»!!! — И.С.
А вот снова прямая речь.
«Я был назван в честь своего деда, который в гражданскую командовал одесской ЧК. Я еврей. Вот. У меня папа русский, мама еврейка, и поэтому вот я еврей. Это факт, которому я, честно говоря, никогда особого значения не придавал».