Ирина Потанина - Русская красавица. Анатомия текста
— Живем душа в душу, — Лилия подмигнула Сафо, когда, раскланявшись, и изъяв обеих дам из авто за ручку, муж поехал дальше по каким-то своим мужниным делам. — Все взаимно, все дружно и весело. О Генке он и не догадывается. Сначала, пока Илья с одной мамзель наглючей амуры крутил, я хотела была о Геннадии рассказать. Хотелось нос утереть муженьку гулящему… Понамекала. И ты только представь, мой Илья возьми, да скажи: «Ох, Лилия, все это твои мечты и помыслы… Геннадий человек не нашего полета, у него глаз поверх голов таких как ты и я наметан. Это просто неслыханное везение, что ты к нему на работу попала». То есть представь, никакой ревности, и полное меня недооценивание! Мрак! Время прошло, мамзель та давно моему супругу уже наскучила, больше на него никто не падок — больно уж не представителен, а у нас с Генкой в серьезное все переросло. Даже жалею иногда, что нельзя Илье об этом рассказать, то-то он удивился бы…
Сафо особо не удивилась таким отношениям, мало ли что в жизни бывает, потянула Лиличку внутрь. Терпеть не могла стоять без движения. Как обычно, пить Сафо старалась поменьше, но это довольно сложно было. Лилия все подливала и настаивала, и даже сердилась всерьез, когда наталкивалась на сопротивление. В общем, вышло так, что на этот раз оттянулась Сонечка по полной программе. Уж что-что, а веселиться и привлекать внимание она всегда умела. В результате со всех сторон к ней тянулся балагурящий шлейф знакомств и доброжелателей. Лиличка поначалу искренне негодовала: «Да зачем они тебе все сдались! Нарвемся же на неприятности!» Потом включилась в игру и стреляла глазищами и сыпала подколками не хуже Сонечки. Да только Сафо все равно была недосягаема. Вот тогда-то Лилию и посетил полупьяный мрачняк и она глянула серьезно так и тяжело. Глянула и говорит:
— Посмотрим, какова ты будешь в моем возрасте!
И такая боль в ее голосе послышалась, что Сафо мигом переменилась, одеяло на себя тянуть перестала, и все на внимание к Лиличке окружающих настроить пыталась. Да только самой Лиличке от этого еще грустнее делалось. Не от внимания, а от Сонечкиных попыток притянуть его за уши.
А в том, что у них с мужем все взаимно, Сонечка убедилась под утро, когда Илья заехал за супругой весь взъерошенный и с отчетливым следом помады на воротнике рубашки. Лиличка так была занята собой, что совершенно этого не заметила. А Сафо увидела, сделала страшные глаза, принялась отчаянно Илье в зеркало жестикулировать. Тот догадался, оттер воротник, кивнул с достоинством и благодарностью. Предупредил скандал. А Сонечка потом долго еще мучалась своей лживостью. Может, стоило проявить женскую солидарность, да рассказать все Лиличке? Впрочем, похоже, именно из этой самой солидарности лучше было ничего не рассказывать.
— Я просто хорошо кушаю, — с нажимом и, кажется, ничуть не обидевшись, засмеялся Геннадий в ответ на высказывания Сафо о диетах. — И разговоры о залах или там проблемах с обменом веществ здесь совершенно ни при чем. Ох, смешные существа женщины. Им бы только о диетах пошушукаться…
Сегодня он хотел казаться добродушным весельчаком. Дамы не возражали — так всем было легче и приятней. Сафо вообще знала другого Геннадия только по рассказам Лилички. Та рекомендовала его опасаться и «не морозить лишнего». Возможно, взаправду, возможно просто из желания держать Софию на солидном расстоянии от «своих территорий».
— Ладно, лясы в сторону, приступим к делу. — торжественно объявил Геннадий. У меня важное сообщение…
Итак, Сонечка снова звалась Сафо. Она носила строгие костюмы с обязательным намеком на сексуальность. Прятала глаза в темные очки, когда ленилась краситься. Курила с мундштуком, дорого пахла, а в обществе слыла прогрессивной и загадочной. Все это делало ее похожей на уменьшенную копию Лилички. Сафо не нравилось это, но по-другому пока было нельзя. В мыслях Сонечка вынашивала планы о будущей независимости, в душе — рассчитывала на успешную развязку событий, а потаенном месте — в аккуратненькой черной дыре под сердцем — растила ноющую, ничем необъяснимую тоску. Тоску по самой себе. По той, какой была Сонечка прежде…
— Я патриот позапрошлого лета, — не далее, как вчера за обедом, говорила она Лилии. Чтобы развеяться, дамы выбрались в город. — Тогда все было просто, бесшабашно и безалаберно. До операции я намного меньше задумывалась, и потому была намного счастливее. Эх, Лиля, ты такая серьезная… Вечно все организовываешь, планируешь, рассчитываешь. Тебе не понять! Знала бы ты, как приятно быть живностью. Просто жить, тревожась лишь сегодняшним днем, ничего не понимая и оттого не имея обязанностей о чем-то заботиться…
— Нет, вы только посмотрите на нее! — фыркала Лиличка и метким щелчком пальцев, совершенно не интересуясь мнением компаньонки, заказывала пару новых коктейлей. — Уж не считаешь ли ты, что все понимаешь теперь? Вот именно, нет. А значит, представь только, сколько у тебя сейчас еще осталось поводов для беззаботности! Вот и не ной! Взяла, тоже, моду абстрактно депрессировать. Есть конкретные претензии? Сообщай, рассмотрим, обсудим. Кому надо — ноги повыдергиваем, кому надо — цветы и мороженое организуем… А все эти твои неопределенные канючения — это дурь все. Зажралась ты, девочка…
Сонечка очень болезненно воспринимала такие о себе высказывания, но возразить было нечего. Приходилось экстренно напяливать маску взбалмошной Сафо и, хрипло посмеиваясь, раздаривать улыбки присутствующим, чаевые официантам, и смешливые подколки Лиличке:
— Ах, ну что у тебя за характер, никакого чувства юмора! Тебе бы в армию — там все четко и однозначно. Не понимаешь ты кайфа глубокой древнерусской тоски! Если смотреть в лоб — все у меня хорошо…
— А если в лобок — что-то не так? — иногда Лиличка оказывалась весьма прыткой и обычно остроязыкая Сафо ей проигрывала. Лилия — то ли подруга, то ли надсмотрщица… Без всякого приглашения, по нелепому стечению обстоятельств вторглась она чуть меньше года назад в Сонечкину жизнь, а потом, по Сонечкиной то ли слабости, то ли мудрости стала в этой жизни почти полноправной хоязйкою… Иногда Сафо думала, что ненавидит ее, иногда, охваченная порывом справедливости, — испытывала благодарность. Ведь формально все было просто замечательно.
Сонечка хотела глотнуть новой жизни, мечтала начать с нуля — и вот, пожалуйста, все осуществилось. Да еще как! Журналисты охотятся за Сафо, сатанея от одного намека на то, что интервью удалось взять журналу конкурентов. Ее имя на слуху у каждого продвинутого русскоязычного человека, все уважительно склоняют головы перед человеком, сумевшем провести такое громкое расследование, зовут в союз писателей и приглашают в жюри всевозможных поэтических конкурсов, ориентируясь на работы из сборника «Нараспашку».
Да и «с лично» все очень даже наладилось. Маман, несмотря на официальное свое безразличие к деятельности дочери, гордится Соней и даже периодически звонит теперь посоветоваться… А совесть у Сонечки теперь чиста, как и хотелось раньше. Одержимая своими страстями и чувствованиями чувств, Сонечка как-то даже не замечала раньше, что поступает подло, морочит обоим своим Любовям головы и ведет себя редкой стервой. Потому как, если заранее знаешь, что не сможешь с человеком вместе жить, так и незачем подавать дурные надежды и настраивать. Сейчас, когда работа с головой поглотила Сонечку, а образ Сафо не давал размениваться на всякие незначительные мимолетные связи, самооценка во многом восстановилась, и жить стало куда комфортнее. А если учесть еще и мгновенное решение всех материальных проблем и явный переход в новый статус, то, безусловно, нынешнее положение Сафо было куда лучше прежнего Сонечкиного… И за все это следовало благодарить Лилию, или же Лилию с Геннадием, которые придумали идею книги и снабдили автора материалом… И именно из-за этой однозначной своей несамостоятельности и опекаемости Сафо чувствовала себя мухой, польстившейся на золотистый блеск паутины…
«Мне-е-е, не хватает свободы!» — все чаще напевала она себе под нос, как всегда, неосознанно выбирая именно ту песню, которая отражала ход нынешних событий. Впрочем, даже не так. Сонечка давно поняла, что это не она выбирает песни, а они — ее. Им ведь, как и людям, так важно быть востребованными и всерьез выражать чьи-то настоящие чувства, что они, едва почуяв в Сонечке единомышленницу, цепляются за нее мертвой хваткой и крутятся в голове без устали, пока состояние напевающей адекватно их текстам…
— Витанью в облаках свои часы! — строго довольно-таки произнес Геннадий и даже дважды хлопнул сосисками пальцев невдалеке от лица Сонечки. Она по-детски рассмеялась. Уж слишком забавным и совсем не представительным казался ей этот «супербосс всех времен и народов», как рекомендовала его Лиличка.
