Слоан Уилсон - Место летнего отдыха
Он оставил ее дома, взял электрический фонарик и отправился на разведку в старый мотель. К этому времени почти стемнело.
Подвальное окно, как он и предполагал, оказалось действительно сломанным. Он легко открыл его и спустился в маленькую кладовую. Темнота, хоть выколи глаза. Джон зажег фонарик. Прикрыв ладонью свет, чтобы его не заметили с улицы, он нашел лестницу, ведущую на первый этаж. В темноте его пальцы на стекле фонаря светились красным дьявольским светом. Старая знакомая кухня, холл. Казалось, маленькое фойе с покрытой белой материей мебелью населено привидениями; в воздухе стоял запах нафталина. По винтовой лестнице с железными перилами, по которым когда-то так часто пробегал рукой, он поспешил наверх и вошел в свою бывшую комнату. Вот она, с кроватью, где он так много плакал. На кровати громоздились два перевернутых стула, коробка с книгами и письменный стол. Вся пирамида была покрыта простынями. Он снял их, поставил мебель на старые места, а одной простыней протер пыль. В нижнем ящике комода он нашел пуховое стеганое одеяло, обшитое шелком и завернутое вместе с пакетиком нафталина. Запах нафталина был невыносим. Задвижка на окне открылась легко, и он поднял скользящую раму. Свежий воздух. Снаружи знакомыми глухими ударами шумел прибой, а из-за моря только-только начал подниматься полумесяц. Ветер, словно крылья, раздвинул выцветшие миткальные занавески.
Он спустился на первый этаж к боковой двери, запертой, как всегда, на задвижку, вышел, оставив ее открытой. Прошел шесть кварталов до аптеки. За прилавком стоял высокий старик с густыми бровями. Преодолев страх, Джон шепнул ему что-то на ухо.
– Молодой человек, – спросил аптекарь довольно громко, – сколько вам лет?
Джон огляделся вокруг. Других посетителей в аптеке не было.
– Двадцать один, – пробормотал он.
– Молодой человек, я в этом сомневаюсь. У меня у самого четверо детей и восемь внуков. Кто мог бы мне объяснить, почему тот факт, что я являюсь фармакологом, накладывает на меня обязанность способствовать…
Джон вышел на улицу. Его лихорадило. Взглянув на часы, он увидел, что почти восемь – в это время он обещал встретиться с Молли.
В дом его впустила худосочная цветная служанка: Кен сидел в гостиной и читал газету.
– Привет! – он оторвал голову от чтения и улыбнулся. – Наверное, тебе нужна Молли.
– Да, – сказал Джон. – Мы идем в кино. На «Кинг-Конга».
– Она наверху. Сейчас спустится.
Джон взял со стола журнал «Сатердей ивнинг пост», на обложке красовалась маленькая девочка с косичками. Он опустился в кресло и стал читать повествование о ковбое и молодой симпатичной учительнице. Послышались шаги. Он оторвал глаза от журнала и увидел перед собой Молли в желтом платье, почти золотого цвета, довольно официальном. Волосы она украсила цветком белой магнолии.
– Пойдем, Джонни, – сказала она. – Нам пора.
– Это ты в кино так принарядилась? – спросил Кен.
– После фильма, может быть, мы зайдем на танцы, – ответила Молли.
Они покинули дом через парадную дверь и пошли по асфальту.
– Мы не можем туда идти, – сказал Джон. – Аптекарь не продал мне. Может, я возьму такси и попытаюсь купить где-нибудь еще, – в его голосе звучала боль.
– Бедный Джонни, – заметила она. – Должно быть, тебе было очень скверно.
– Да, скверно.
– Просто нам придется быть поосторожнее, – вымолвила Молли.
– Нет. Мы пойдем на танцы.
– Ты хочешь танцевать?
– Нет!
– С мотелем все в порядке?
– Да! Почему это должно быть так ужасно?
– Не должно.
Боковая дверь открылась бесшумно, и они молча поднялись по пыльным ступеням наверх; рука Джона светилась красным, прикрывая фонарь. Открыв дверь в свою комнату, он увидел лунный свет, струившийся через открытое окно, и выключил фонарик. С моря дул свежий ветер. Она стояла посреди комнаты, и в ее золотом платье мерцал отраженный свет луны.
– О, Молли, – произнес он. – Я никогда не забуду…
Глава 25
Весь вечер Кен не находил себе места. В половине двенадцатого он прекратил попытки занять себя чтением и пошел в спальню; Сильвия была уже там. Когда он открыл дверь, свет в комнате не горел, но он знал, что она не спит, страдая от приступа астмы. Дышала она мучительно тяжело, с хрипотой.
– Сегодня тебе достается, дорогая? – спросил он.
Глаза его привыкли к темноте, и он увидел ее сидящую в постели.
– Кажется, да, – с трудом ответила она.
– Аэрозолем пользовалась?
– Пока нет. Эта гадость не дает мне уснуть.
Он разделся, натянул пижаму и лег в постель. Сон никак не приходил. Казалось, прошло уже много времени, когда она спросила:
– Который час, Кен?
Включив свет на тумбочке, он посмотрел на ручные часы.
– Четверть первого.
– Не пора ли детям уже вернуться из кино?
– Они собирались после фильма пойти на танцы в гостинице.
– А… – Кен услышал звук зажигающейся спички, и лицо Сильвии озарилось светом горящей сигареты.
– Лучше бы ты не курила в постели, – сказал он.
– Я осторожно.
– Это опасно, – возразил он, сдерживая непонятное раздражение. – Здесь не стоит курить.
– Я сказала, что буду курить осторожно! – ее голос прозвучал резко.
– Извини.
Он закрыл глаза и попытался решать в уме математические задачи – способ, который помогал ему всегда намного лучше, чем мысленное пересчитывание овец. Сквозь открытое окно доносились отдаленные звуки музыки из радиоприемника, который где-то включили слишком громко, урчание коробки передач грузовика на автомагистрали штата. Кену казалось, что прошло уже несколько часов. Было жарко.
– Кен, – прошептала Сильвия. – Ты не спишь?
– Нет.
– Сколько уже?
Он снова включил свет.
– Почти час.
– Когда кончатся танцы?
– Думаю в час.
– Наверное, скоро придут.
– Послушай, хватит беспокоиться за них! – сказал он нетерпеливо.
– Я не могу не волноваться.
– Не о чем волноваться!
– Не знаю, Кен. Они влюблены по уши. Ты не мог не заметить.
– Конечно.
– В их возрасте это не просто. Они так переживают!
– Но ведь это вполне естественно.
– Да, но я вот лежала и думала: нам надо поговорить с ними. Как ты считаешь?
– О чем? – он намеренно придал своему голосу безразличный тон.
– Не знаю. У меня такое чувство, мы должны им чем-то помочь. Мы сами прошли почти через то же самое.
– Распространять на них наш собственный опыт неправильно. Они совсем другие.
– Я знаю, но…
– Что, по твоему, мы должны им сказать?
– Не знаю. Наверное, чтобы не воспринимали все слишком серьезно.
– Думаешь, это поможет?
– Бедный Джонни так страдал последнее время. Не хочу, чтобы к этому еще что-нибудь прибавилось.
– Молли, черт побери, не способна причинить страданий!
– Не нарочно, разумеется. Иногда я сомневаюсь, знает ли она, что делает. Девушка в таком возрасте… Красота – огромная сила.
– Молли не такая!
– О, я знаю, – Сильвия смутилась. – Но они оба так молоды!
– С ними все будет в порядке, – ответил Кен.
– Который сейчас час?
– Они вот-вот придут.
Однако в два часа Молли и Джона еще не было дома, не появились они и в три.
– Проклятье, все же мне придется поговорить с этим парнем, – сердито сказал Кен. – Пора ему научиться отвечать за свои поступки!
– Не сваливай всю вину на него. Полагаю, без Молли здесь тоже не обошлось.
– С ней я тоже поговорю, – угрюмо бросил Кен. Лежа в темноте и напрягая слух, чтобы услышать звук открывающейся двери или шаги на лестнице, Кен поразился ходу своих собственных мыслей, навеянных встревоженным воображением. Перед ним предстало гротескное в своем уродстве видение Джона и Молли, занимающихся любовью, его руки на груди Молли, его губ… «Это ненормально, – сказал себе Кен. – Взрослые всегда приписывают молодым ошибки своей юности. А эти двое – невинны; они только-только вышли из детского возраста; в образе обеспокоенного отца, вызывающего в своем воображении такие фантазии о поведении своей дочери, есть что-то мерзкое».
«Однако, черт возьми, этому парню я почему-то не доверяю, – думал он. – Эта его неестественная обходительность; в конце концов он тоже Хантер; на Барта он похож больше, чем на Сильвию, он – повторение Барта».
С невероятной остротой Кен вспомнил свои ощущения, когда в давние времена он наблюдал, как Барт целует Сильвию, свое страстное неутолимое желание, свою немую ревность…
«Ревность, – думал он, яростно ворочаясь в постели, – так оно и есть: я опять ревную, а это действительно противно – отец, ревнующий свою дочь к парню, который за ней ухаживает. На самом деле Джонни не похож на Барта; по-видимому, я не хотел бы видеть рядом с Молли никого вообще. Несправедливо проклинать Джонни из-за его отца».
Тем не менее при одном воспоминании фамилии Хантеров у Кена сжимались кулаки. Как этот парень смотрел на Молли, как быстро отвечала она одним взглядом, когда не нужны никакие слова! Как она моментально вставала и шла за ним, когда Джон выходил из комнаты; эти долгие часы их отсутствия, прогулки по пляжу – внезапно свежие воспоминания стали принимать зловещий оттенок и вызвали у Кена чувство гнева.
