Ромен Гари - Повинная голова
— Что это у вас там?
— Где? А, это? Ничего. Газета. Позавчерашняя.
У Кона потекли слюнки. Нет, он ни за что не станет спрашивать, что нового в мире. Лучше сдохнуть. А змей-доминиканец махнул на прощание рукой, даже не предложив заглянуть в газету. Кон вынужден был сам протянуть к ней руку.
— Ладно, оставьте мне ее. Я ведь знал, что вы пришли в мой маленький рай, чтобы его разрушить.
У доминиканца мелькнула на губах далеко не христианская усмешка, он положил «Фигаро» на стол, вышел и исчез за стволами пальм.
Кон провел ужасную ночь.
Он опять промахнулся, бомбя Камбоджу, и стер с лица земли дружественную деревню — мужчин, женщин, детей. Он ошибся жертвами — мужчинами, женщинами, детьми. Это оказались не те.
В Китае вместе с хунвэйбинами он избил ногами и прикончил дубинками «гнусного уклониста» и обрил наголо знаменитую артистку Пекинского оперного театра, обвинив ее в ревизионизме. После этого она выбросилась с одиннадцатого этажа. Что ж, одно очко в пользу маоистского Китая — у них там есть одиннадцатиэтажные здания.
В Бразилии он вызвал страшное наводнение — больше тысячи погибших и пропавших без вести.
Дальше выяснилось, что он слишком быстро размножается. Если так пойдет, то планета скоро не выдержит и треснет под тяжестью четырех миллиардов жителей. Неудивительно: ему всегда говорили, что он слишком много трахается.
Кроме того, он устроил землетрясение в Чили и убил в Париже старуху, чтобы украсть у нее тридцать франков. В Лионе в довершение всего он избил до смерти свою трехлетнюю дочь.
Зато в Германии он изобрел новое удобрение, которое может даже самую скудную почву сделать плодородной. Наконец-то евреи станут для этого не нужны.
В Индии он оставил толпы людей умирать с голоду, а в Нигерии уничтожил двадцать тысяч человек из враждебного племени, включая детей и женщин.
В общем, старый девиз «Женщин и детей вперед» на глазах менял значение и для поколения самое позднее 2000 года обещал обрести новый смысл, неизвестный благородным капитанам прошлого.
Он прочел также, что его брату Океану грозит опасность, ибо он, Кон, вылил в его воды сотни тонн мазута, а заодно отравил воздух в городах окисью углерода. И в довершение всего отказался сдать в Париже комнату какому-то студенту из-за того, что он негр.
Кон страдал. У него болело все тело — от Северного полюса до Южного, на западе и на востоке. Он наглотался аспирина и среди ночи попытался найти прибежище между бедер Меевы, а она пробормотала: «Ох, как же тут москиты кусаются!» — и даже не проснулась. Кона охватило чувство бессилия, которое проявление мужской силы только обострило. Люди все-таки неправильно употребляют выражение «мужская сила». Однако он проявил ее еще раз и остался собой доволен. Определенно у него была очень богатая внутренняя жизнь.
Наутро он выглядел так скверно, что Меева, ни слова не говоря, потянулась к бутылке касторки. Кон раскричался: у них с Гогеном по крайней мере одна общая болезнь — геморрой, и врач сказал, что все из-за этой вечной касторки, которой она его пичкает. И в самом деле, перед приходом туристов у него начались адские рези в заднем проходе, как будто там поворачивали кинжал. Он засунул туда палец, нащупал что-то твердое, ловко подцепил и, вопя от боли, извлек наружу инородное тело.
— Кон! Что с тобой?
Кон с изумлением смотрел на крохотный, не больше рисового зернышка, круглый кусочек металла. У него не было ни малейшего представления, что это такое. Одно он понимал ясно: невзирая на его двухлетние старания освободиться от мира и от самого себя, очиститься, причем не только в физиологическом смысле, предмет, только что извлеченный им из собственного зада, не был ни миром, ни им самим, хотя ему тут же вспомнились бессмертные слова Гамлета: «Я мог бы замкнуться в ореховой скорлупе и считать себя царем бесконечного пространства»[45].
Меева осторожно потрогала загадочный предмет.
— Что это за железка, а, Кон?
— Что бы это ни было, раз она оказалась там, значит, я ее проглотил и…
Он пристально вгляделся в кусочек металла. Ужас шевельнулся в нем. Он побледнел.
— О господи! — прошептал он, едва не лишившись чувств.
Он выбежал из хижины, схватил кокосовый орех и. положив шарик на камень, разбил его, орудуя орехом как молотком. Ему хватило одного взгляда. Перед ним был микроскопический передатчик УКВ, своего рода рыболовный крючок современных спецслужб, который они ухитряются дать заглотать тому, кого боятся упустить. Эта электронная дрянь испускала волны на три километра, а то и дальше. Гады, они наловчились засовывать микрофоны в маслину из мартини, вставлять «жучки» в стены…
Они нашли его. Они знают, кто он такой. Вот почему сам губернатор не удержался и приветствовал его.
Но кто, где, каким образом заставил его проглотить это проклятое чудо техники?
На миг у него мелькнула действительно непереносимая мысль, он бросил подозрительный взгляд на Мееву, но в ту же секунду догадался.
— О дьявол! — взвыл он. — Конфеты! Чертов монах! Легавый!
Кон кинулся в дом и схватил коробку конфет, которую ему оставил Тамил: он приносил их каждый раз, когда появлялся на полуострове. В коробке оставалось еще около двадцати штук.
Кон взял одну и ударил по ней орехом — электронные внутренности крохотного передатчика вывалились на камень. Кон хотел сесть, но у него подкосились ноги, и он потерял сознание.
XXXIV. Профессионалы
Человек, чье имя было не Виктор Туркасси, хотя именно так он зарегистрировался поза-вчера в гостинице, сидел в пижаме на краю кровати и, стуча зубами, пытался надеть носок.
Его знобило, руки тряслись, нога никак в носок не попадала, а тому, кто должен был через час или два стрелять из револьвера, это не сулило ничего хорошего. Последние тридцать восемь часов он пролежал под одеялом с температурой сорок один, не решаясь даже позвонить и попросить чаю, потому что боялся в бреду сказать лишнее. Он подхватил малярию в Северном Вьетнаме, где провел некоторое время на рисовых полях, выполняя особое задание, но скрывал это от начальства, потому что никто не стал бы посылать за границу агента, способного в любой момент начать бредить, а человек, которого звали не Виктор Туркасси, не собирался доживать остаток дней кабинетной крысой.
Ему удалось наконец натянуть носки и одеться: филиппинский чесучовый костюм, калифорнийская рубашка в цветочек и соломенная шляпа, купленная в Вайкики[46], где он недавно провел три месяца, занимаясь оздоровлением агентурной сети, в которую просочились китайцы. По этой части он был асом. После ареста полковника Абеля в США он в одиночку произвел зачистку в организации, которую ФБР и ЦРУ уже практически держали в руках. Человек, которого звали не Виктор Туркасси, знал себе цену, и его оскорбил приказ вылететь на Таити с заданием, напомнившим ему времена, когда он был простым исполнителем. Расшифровав радиограмму, он впал в раздражение, повинное отчасти в приступе малярии, задержавшем выполнение приказа на два дня. Разумеется, его выбрали только потому, что он находился в тот момент в Гонолулу и оказался единственным свободным агентом в регионе. Но он уже лет восемь не держал в руках оружия и даже не носил его при себе: все такого рода дела давно перешли к его подчиненным. И вот теперь он сидел на кровати и собирал американский кольт из множества частей и деталей, рассованных по карманам и по разным углам чемодана. Руки все еще дрожали, и он десять минут прилаживал пружину затвора. Многообещающий результат! Придется стрелять в упор: в таком состоянии он мог не попасть в человека с трех метров.
Мысль, что придется выступать в роли киллера, при его-то звании и квалификации, была ему глубоко отвратительна. Потом он, конечно, потребует объяснений, но сейчас хочешь не хочешь надо выполнять приказ, переданный с кодом, означавшим первоочередную срочность — инфляция первоочередности была причиной постоянных трений в их ведомстве — и особую важность. Только трижды за всю свою карьеру он получал такие «горячие» инструкции. Однако сейчас в них чувствовалась какая-то поспешность, непродуманность и. попросту говоря, неразбериха. Он понял это мгновенно. Распоряжение явно основывалось на сведениях, полученных с Таити, то есть из местного источника. Он тут же среагировал и попросил вывести его на связь с информатором. Ответ пришел за два часа до вылета, и имя было помечено двумя крестиками, что означало «двойной агент», а в сопроводительной инструкции говорилось, что надо воздержаться от любых контактов с ним в ходе выполнения задания. Иначе говоря, жизненно важная операция планировалась на основании данных, поступивших из сомнительного источника.
Но верхом нелепости был условный код «звезда-звезда», так называемое «требование личной безопасности», что всегда смешило его, но в данном случае выглядело просто-напросто бюрократическим идиотизмом. «Звезда-звезда» означало, что, если вас убьют, тело должно быть ликвидировано во избежание проблем с полицией и прессой. Такое предписание предполагало наличие по крайней мере еще одного агента, если не целой местной сети. А его посылали на задание одного. То есть, если его пристрелят, он должен убрать потом собственный труп. Человек, которого звали не Виктор Туркасси, был настоящим профессионалом, и его злила такая небрежность. По опыту он знал, что она всегда влечет за собой риск и в большинстве случаев — провал операции. И вдобавок никакой «общей ориентировки», вообще ничего. Срочно лететь на Таити, убрать художника по фамилии Кон, Чингис-Кон — странное имя, скорее всего, псевдоним, — и незаметно изъять все бумаги, а также электрическую бритву и зубную щетку, тоже электрическую. Всё. Бритва и зубная щетка, видимо, содержали микрофильмы, но и тут никаких уточнений он не получил. Вероятно, это было как-то связано с грядущими ядерными испытаниями на Муруроа, но все равно непонятно, почему надо посылать на такое задание разведчика его класса, не снабдив хоть какой-то информацией.
