Раймон Кено - Упражнения в стиле
— Во здорово! — взорал Турандот, который обрел-таки вертикальное положение на проезжей части, хотя и с ущербом для тормозов нескольких ночных колесниц, получивших к тому времени статус утренних, и теперь вновь проник в заведение, выказывая благородное желание вступить в бой. И тут со всех сторон полезли орды халдеев. Это ж уму непостижимо, сколько их там было. Они перли из кухонь, из подвалов, из служебок, из подсобок. Их плотная масса поглотила Пьянье, а затем и Турандота, осмелившегося ринуться на них. Но справиться с Габриелем оказалось не так-то легко. Подобно жуку, атакованному полчищами муравьев, подобно быку, облепленному кровососами, Габриель подпрыгивал, взбрыкивал, отряхивался, расшвыривая в разные стороны метательные снаряды в виде человеческих тел, которые крушили столы и стулья либо падали к ногам клиентов.
Шум возникшего недоразумения в конце концов разбудил и Зази. Узрев дядю, осажденного стаей халдеев, она вскричала: «Держись, дядя!» — и, схватив графин, швырнула его, не целясь, в самую гущу схватки. О, сколь безмерен воинственный дух дщерей Франции. Следуя ее примеру, вдова Аз метала во все стороны пепельницы. О, сколь благотворно действует инстинкт подражания на менее возвышенные натуры. И тут раздался страшный грохот: то Габриель рухнул на посуду, увлекая за собой семерых разнуздавшихся халдеев, пятерых ввязавшихся клиентов и одного эпилептика.
Вскочив, Зази и вдова Аз во мгновение ока оказались рядом с человеческой магмой, клокотавшей среди опилок и фаянсовых осколков. Несколько точно нацеленных ударов сифонами лишили дееспособности нескольких особ со слабыми черепами. Благодаря чему Габриель смог подняться, разодрав, так сказать, пелену, образованную из его неприятелей, и одновременно обнаружив наличие поврежденных и поверженных наземь Пьянье и Турандота. Водогазовые струи, направленные им в рожи женской санитарной частью, привели контуженных в чувство. С этого момента исход сражения не вызывал сомнений.
И покуда пассивные или нейтральные клиенты потихоньку линяли, самые завзятые вместе с халдеями, изнемогая, валились под ударами сурового кулака Габриеля, стремительной длани Пьянье и яростной ноги Турандота. Зази и вдова Аз соскребали поверженных с пола и выволакивали из «Курослепов» на тротуар, где благожелательные болельщики складывали их по доброте душевной в кучу. И только Зеленец не участвовал в гекатомбе, так как в самом начале потасовки получил осколком супницы в промежность и лежал на дне клетки, постанывая: «Очаровательный вечер, очаровательный вечер...» Так что после контузии он сменил пластинку.
Но и без его соучастия была одержана полная виктория.
Расправившись с последним неприятелем, Габриель удовлетворенно потер руки и сказал:
— А сейчас я с удовольствием выпил бы кофе со сливками.
— Отличная мысль, — одобрил Турандот и прошел за стойку, меж тем как четверо остальных бойцов облокотились на нее. — А где Зеленец?
Турандот отправился на поиски птаха и нашел его выстанывающего все те же слова. Турандот извлек его из клетки и стал гладить, именуя «миленькой зелененькой курочкой». Разнежившийся Зеленец отвечал ему:
— Ты говоришь, говоришь, и это все, что ты можешь.
— Вот это верно, — сказал Габриель. — Так что там насчет кофе со сливками?
Успокоенный Турандот сунул попугая обратно в клетку и приступил к кофеварящей машине. Он попытался включить ее, но так как прежде не имел дела с подобной моделью, первым делом ошпарил себе руку.
— Ойёйёйёй, — сказал в простоте душевной Турандот.
— Лошадь неуклюжая, — сказал Пьянье.
— Бедный котик, — сказала вдова Аз.
— Только мне сливки не топленые, — сказал Габриель.
— А мне с пенкой, — сказала Зази.
— Ааааааа, — отвечал Турандот, пустивший струю пара прямо себе в физиономию.
— Лучше попросить кого-нибудь из заведения, — благодушно заметил Габриель.
— Точно, — поддержал его Пьянье. — Пойду поищу.
Он пошел и выбрал в куче наиболее сохранившегося.
Какового и доставил.
— Ну ты был класс, — сказала Зази Габриелю. — Гормосенсуалистов вроде тебя, наверно, по пальцам перечесть.
— Какое кофе желает мадмуазель? — осведомился приведенный в чувство халдей.
— С пенкой, — отвечала Зази.
— Почему ты продолжаешь называть меня гормосенсуалистом? — терпеливо спросил Габриель. — После того как ты видела меня в «Золотом петухе», могла бы усечь, что к чему.
— Неважно, гормосенсуалист ты или нет, — сказала Зази, — но ты был великолепен.
— Ну а чего ты хочешь, — отвечал Габриель, — мне не понравились их (жест) манеры.
— О мосье, — сказал халдей, на которого было указано, — поверьте, мы страшно сожалеем.
— Они оскорбили меня, — сказал Габриель.
— О, как вы ошибаетесь, мосье, — сказал халдей.
— Если бы, — сказал Габриель.
— Не принимай близко к сердцу, — посоветовал ему Пьянье. — Кто застрахован от оскорблений?
— Здорово сказано, — сказал Турандот.
— И что ты собираешься делать? — поинтересовался Пьянье у Габриеля.
— Кофе попить.
— А дальше?
— Забегу домой, а потом отведу малышку на вокзал.
— А ты на улицу выглядывал?
— Нет.
— Так сходи посмотри.
Габриель сходил.
— Да, — сказал он, вернувшись.
Только что подошли две бронетанковые дивизии ночной стражи и эскадрон альпийских спаги и заняли позиции по контуру площади Пигаль.
XVIII
Пожалуй, надо бы позвонить Марселине, — сказал Габриель.
Остальные молча пили кофе со сливками.
— Хреново, — вполголоса произнес халдей.
— Вас не спрашивают, — отвечала ему вдова Аз.
— Счас я сволоку тебя туда, где взял, — пригрозил Пьянье.
— Все, все, — сказал халдей. — Уж и пошутить нельзя.
Вернулся Габриель.
— Странно, — сказал он. — Не отвечает.
И он вознамерился выпить свой кофе.
— У, черт, — сказал он, — уже остыло.
И с раздражением поставил чашку на стойку.
Пьянье пошел взглянуть.
— Наступают, — возвестил он.
Отвалившись от стойки, все собрались вокруг него — все, кроме халдея, который спрятался под кассовым аппаратом.
— Похоже, они чем-то недовольны, — отметил Габриель.
— Ничего себе, — пробормотала Зази.
— Надеюсь, у Зеленца не будет неприятностей, — сказал Турандот. — Он-то ничего не сделал.
— А я? — спросила вдова Аз. — Что сделала я?
— Ступайте к своему Зашибю, — пожав плечами, бросил ей Пьянье.
— Да это же он! — вскричала вдова.
Перешагнув через груду останков, образовавших нечто наподобие баррикады перед входом в «Курослепы», вдова Аз выказала недвусмысленное намерение устремиться навстречу осаждающим, которые надвигались медленно, но неукротимо. Пригоршня автоматных пуль живенько пресекла это намерение. Держа свои кишки в руках[*], вдова Аз рухнула наземь.
— Как глупо, — прошептала она. — С моей-то рентой... — И испустила дух.
— Дело дрянь, — отметил Турандот. — Как бы Зеленца не задела шальная пуля.
Зази хлопнулась в обморок.
— Им бы следовало быть поосторожней, — гневно пророкотал Габриель. — Тут дети.
— Вот сейчас и выскажешь им свои соображения, — заметил Пьянье. — Они уже здесь.
И впрямь человеки, вооруженные до зубов, были уже перед окнами, являвшими собой защиту тем более сомнительную, что в большей части своей они были разбиты в ходе предыдущей потасовки. И эти вооруженные до зубов человеки выстроились в шеренгу на тротуаре. Некто с висящим на руке зонтом отделился от них и, перешагнув через труп вдовы Аз, вступил в ресторацию.
— Гляди ты, — сказали хором Габриель, Турандот, Пьянье и Зеленец.
Зази по-прежнему пребывала в обмороке.
— Да, — сказал некто с зонтом (новым), — это я, Арун ар-Рахис. Я есть сущий[*], тот, которого вы знали, но порой не узнавали. Князь мира сего[*] и окрестностей. Я люблю бродить по своим владениям в разных обличьях, облекаясь в одежды сомнительности и ложности, каковые, кстати сказать, присущи мне. Примитивный и туповатый полицейский, ночной грабитель, трусоватый преследователь вдов и сироток — все эти зыбкие образы позволяют мне без опаски подвергаться ничтожному риску показаться смешным, болтливым или излишне сентиментальным (величественный жест в сторону усопшей вдовы Аз). Совсем недавно я был истерт из вашего забывчивого сознания, но вот вновь, скажу без ложной скромности, явился победителем, во славе. Взгляните! (Новый, не менее величественный жест, но на сей раз объемлющий всю обстановку во всей ее полноте.)
— Ты говоришь, говоришь, — выступил Зеленец, — и это...
— А вот ему, сдается мне, самое место в кастрюле, — сказал Зашибю, то есть, простите, Арун ар-Рахис.
