Давид Гроссман - С кем бы побегать
— Ну, это для нее удар — потерять собаку, — сказал он наконец. — Чего она будет делать без собаки? Как справится?
— Да, — сказал Асаф наудачу, — она наверняка ужасно к ней привязана.
— Ужасно привязана? — Парень хихикнул, точно Асаф сморозил какую-то особенно выдающуюся глупость. — Да что там — ужасно привязана! Она шагу без этой собаки сделать не может!
Нарочито безразличным голосом Асаф спросил, нет ли у парня каких идей, где можно найти Тамар.
— У меня? Да откуда мне знать? Она… она не рассказывает, только слушает. — Парень пнул каменный бордюр. — Она… как бы тебе объяснить… ты с ней говоришь, а она слушает. Ну так чего тебе остается? Ты все и выкладываешь. Такие вот дела…
Голос у него, подумал Асаф, тоненький, как у маленького мальчика, немного плаксивый.
— Ты ей рассказываешь такое, чего никому отродясь не рассказывал. Все потому, что она жуть как хочет тебя слушать, врубаешься? Ей твоя жизнь интересна.
Асаф спросил, где они познакомились.
— Тут, — парень указал рукой на скамейку, — где мне еще знакомиться? Она приходила с собакой, а я вот тут сидел, вот примерно в этот час. Я всегда вечером из дома выхожу. Самое то, — добавил он, торопливо глотая слова. — Не выношу жары.
Асаф молчал.
— А тут, не так давно… Кажись, три месяца тому, что ли? Прихожу я сюда, вижу — она сидит. Заняла мое место, а? Но не нарочно, она же меня еще не знала. Я уже собирался развернуться и уйти, так она меня позвала… — Он замялся. — Спросила чего-то, она кого-то искала очень… — Он снова помялся. — Не суть. Чего-то там ее личное. В общем, то да се, мы разговорились. И с тех пор каждую неделю она сюда приходила, иногда даже пару раз. Сидим, разговариваем, кушаем, чего мама приготовит, — он кивнул на большой полиэтиленовый пакет, который держал в руке. — Здесь и для Динки есть. Я каждую неделю собираю. Дать ей, что ль?
Асаф подумал, что Динка вряд ли станет есть после ресторана, но не захотел его обижать. Парень достал из пакета еще один пакетик, поменьше, и красивую миску и начал наливать в нее навар из картошки и костей. Динка посмотрела на еду, потом на Асафа. Асаф ободряюще подмигнул ей, и она опустила голову и стала есть. Асаф был уверен, что она поняла его намек.
— Эй, а ты кофе хочешь?
Это будет уже третий кофе за день, а он совсем не привык к нему, но Асаф понадеялся, что вместе с кофе продолжится и рассказ. Парень достал термос и налил кофе в два пластиковых стаканчика. На скамейке он расстелил цветастую матерчатую салфетку и поставил на нее блюдце с соленым печеньем и вафлями, тарелку со сливами и нектаринами.
— Это я уж так привык, что она приходит, — извиняясь, улыбнулся он.
— А на прошлой неделе она приходила?
— Нет. И две недели тому, и три, и месяц тому. Я-то из-за этого и волнуюсь. Она ведь не из таких, что так вот просто свалит или бросит тебя, не сказав. Понимаешь? Все время я ломаю голову, чего с ней могло статься?
— И ее адреса у тебя нет?
— Ну, насмешил! Даже фамилии нет. Как раз я-то спрашивал ее, да не, даже несколько раз, но у нее эти, как их… принципы и все такое… ну, неудобно, они очень чувствительные…
— Кто это — они? — не понял Асаф.
— Они… такие, как она. В ее положении… в состоянии…
Наркотики, подумал Асаф, и сердце его упало. Он представил Тамар в одном из таких «состояний» и откусил соленого печенья, будто искал в нем утешения.
— Ну и цирк! — с восторгом хихикнул парень. — Она тоже всегда начинает кушать с печенюшки!
В нем было что-то открытое, незащищенное, как в маленьком ребенке, который еще не научился сохранять дистанцию. Парень помешкал, потом протянул Асафу худую, очень слабую руку:
— Мацлиах.[36]
— Чего?
— Звать меня так. Мацлиах. Бери еще. Это мама делает.
«Мама» он произнес с особой теплотой. Ситуация выглядела куда как странной, но Асафу было приятно сидеть с этим парнем на этой лавке под ивой. Он взял еще печенья. Надо сказать, что он не слишком любил соленое, но мысль о том, что Тамар грызла такие вот печеньки…
Динка подчистила миску и растянулась, отяжелевшая, в сторонке.
Вдруг до Асафа дошло:
— Так ты каждый день приходишь сюда с печеньем и кофе и ждешь ее?
Парень глянул в сторону. Пожал плечами.
— Не каждый. Чего там каждый, ты думаешь, я чего? Каждый день буду приходить?
Воцарилось долгое молчание. Потом он сказал, словно между делом:
— Может, и каждый. Я знаю? А то… если она придет, так я уж буду готов.
— И ты уже месяц ждешь?
— А чего, мне трудно? У меня, так вышло, как раз никакой работы сейчас, так я обычно свободен. В лом мне, что ли, спуститься сюда вечерком, подождать чуток? Время провести…
В конце переулка показался человек. Мацлиах углядел его задолго до того, как Асаф или Динка обратили на прохожего внимание. Он мгновенно развернулся, искривившись всем телом так, что оказался почти спиной к прохожему. А тот — погруженный в собственные мысли старик — прошел, даже не взглянув на них.
Асаф подождал, пока шаги старика стихнут.
— Ну, и вы разговаривали с Тамар?
— Разговаривали? В том смысле, что по-серьезному? — Мацлиах горделиво развел руки в стороны — прямо как рыбак, хвастающийся богатым уловом. — Веришь? Ни с кем на свете так не поговоришь! А то люди, они сразу косо на тебя глядят, ведь так? Сразу думают: а чего это с ним? Для них одна внешность значит. Ну а возьми меня, например. Для меня отродясь внешность ничего не значила, ни-че-го! Ведь правда, главное, что у человека внутри? Точно? Поэтому я тебе говорю: у меня-то друзей нет, и они мне не нужны.
Мацлиах быстро сунул в рот, между изуродованными губами, сразу два печенья.
— Я вот лично, — сказал он, прожевав, — чего мне важно — это знания, да? Как можно больше знаний. Для этого я учусь. Не веришь?
Асаф сказал, что верит.
— Не, это потому, что ты так глянул… Слышь, я звездами интересуюсь.
— Какими звездами? Футболистами? — неуверенно спросил Асаф.
— Какие футболисты? Что за футболисты? — Мацлиах долго приглушенно смеялся, прикрывая рукой половину рта. — В небе звездами! Ну а теперь скажи по правде: ты когда-нибудь думал, что там за звезды? То есть серьезно когда-нибудь думал?
Асаф сознался, что не думал. Мацлиах ударил обеими ладошками по коленям, словно вновь, в тысячный раз, получив подтверждение вопиющей людской бездумности.
— А ты во-обще знаешь, что есть, может, еще миллионы солнц? И галактик? Соображаешь, что во Вселенной целый миллион всего? Не одна несчастная планета, вроде нашего земного шарика, а я тебе говорю, галактики целые!
Он пришел в крайнее возбуждение, так что теперь покраснела и здоровая щека. В переулок свернули трое подростков, обсуждавших какой-то матч. Мацлиах тут же развернулся, отворотил голову, делая вид, что погрузился в размышления.
— Эй, Счастливчик! — окликнул его один из мальчишек. — Как дела?
— Все путем. — Он не повернул головы.
— А что со звездами? Как там Млечный Путь?
— Все путем, — мрачно повторил Мацлиах.
— Ты пересчитай их хорошенько, — посоветовал парень и пнул мяч совсем рядом с ногой Мацлиаха. — Чтоб не сперли. — Он вдруг посмотрел на Асафа: — Знаешь, почему Мацлиах никогда не ездит на Уимблдонский турнир?
Асаф молчал, с тоской подумав, что драки не избежать.
— Потому что боится, что придется голову поворачивать! — проорал мальчишка и захохотал. Его приятели тоже зашлись в диком смехе. Парень цапнул с тарелки нектарин, впился в него зубами, и все трое, гогоча, удалились.
— И я подписался на все журналы по звездам! — сказал Мацлиах, словно никто не прерывал их беседы. Он незаметно приосанился, возвращая себе слегка пошатнувшееся достоинство. — И на английском! Не веришь? Я два года учил английский в Открытом университете. Заочно. Полторы тысячи шекелей. Мама мне оплатила в подарок, чтоб даже из дому не надо выходить. Туда только на экзамены надо прийти, но я не пошел. Чего мне их экзамены сдались. Но ты зайди, глянь у меня в комнате — все номера «Науки» и «Галилея» расставлены как полагается, уже две с половиной полки! А на будущий год, если Господу будет угодно, мама сказала, что купит мне компьютер, и тогда я стану членом Интернета, а там — все знания. Ты даже из дому не выходишь, а все к тебе стекается. Мощно, а?
Асаф молча кивнул. Он подумал, что если бы не Тамар, то прошел бы мимо, глянул на это лицо, может быть, содрогнулся, немного пожалел — и все.
— А с Тамар ты об этом говорил? — спросил он наконец. — О галактиках и все такое?
— Факт! — Улыбка расползлась по лицу Мацлиаха, захватив даже бордовую отметину. — Она… ну! Она все желала услышать, и как там квазары, и чего делается с провалами во времени, и про пульсирующие звезды, и про расширение Вселенной, и то, и это… нет, ты врубаешься? Чтоб девчонка! Да она ни одной звезды в жизни не видала. Так, может, как раз поэтому? Чего скажешь? Может, из-за этой своей психологии она так хочет знать? Логично?
