Эмма Донохью - Комната
— Пойдем, Джек, — говорит Ма. — Я уверена, что у нее много работы.
В окружающем мире все время фиксировано. Ма постоянно говорит мне: «Помедленнее, Джек», или «Задержись», или «Заканчивай сейчас же», или «Поторопись, Джек». Она часто произносит мое имя, чтобы я знал, что она обращается ко мне, а не к кому-нибудь другому. Я с трудом могу понять, сколько сейчас времени, часы висят везде, но у них острые стрелки, и я не знаю, в чем тут секрет. Наших часов со светящимися цифрами здесь нет, поэтому мне все время приходится спрашивать Ма, а она устает от моих вопросов.
— Ты знаешь, сколько сейчас времени? Время идти гулять.
Я не хочу гулять, но она все время предлагает:
— Давай попробуем, только попробуем. Прямо сейчас, почему бы и нет?
Ну, во-первых, мне придется снова надевать свои ботинки. Во-вторых, нам нужно будет надеть куртки и шапки и помазать лица под маской и руки какой-то липкой смесью, потому что солнце может сжечь нашу кожу из-за того, что мы все время жили в комнате. С нами идут доктор Клей и Норин, без всяких очков, мазей и масок.
Путь наружу проходит не через дверь, а через сооружение, похожее на тамбур космического корабля. Ма не может вспомнить его названия, и доктор Клей подсказывает:
— Это — крутящиеся двери.
— Ах да, — говорю я, — я видел такие по телевизору. — Мне нравится крутиться вместе с ними, но вскоре мы оказываемся на улице. Через темные очки мне в глаза бьет свет, ветер шлепает меня по лицу, и я поворачиваю обратно и ныряю внутрь двери.
— Не бойся, — говорит мне Ма.
— Мне тут не нравится. — Но дверь уже больше не вращается, она застряла и выталкивает меня наружу.
— Держись за мою руку.
— Нас сейчас унесет ветром.
— Да это всего лишь легкий бриз, — говорит Ма.
Свет здесь совсем не такой, как в окне, он приходит со всех сторон. Когда я совершал свой Великий побег, он был совсем другим. Все вокруг слишком ярко сверкает, а воздух чересчур свеж.
— У меня вся кожа горит.
— Ты — просто великолепен, — говорит Норин. — Делай глубокие и медленные вдохи, и все будет отлично.
Как это все будет отлично? Здесь нет никаких вдохов. Только пятна на стеклах очков, бешеный стук сердца банг-банг-банг и громкий свист ветра, из-за которого я ничего не слышу.
Вдруг Норин делает что-то страшное — она снимает с меня маску и прикладывает к моему лицу какую-то бумагу. Я тут же сдираю ее своими липкими пальцами.
Доктор Клей говорит:
— Я не уверен, что это так уж…
— Дыши в мешок, — велит мне Норин.
Я дышу, воздух в нем теплый, и я просто пью его. Ма обнимает меня за плечи и говорит:
— Пойдем домой.
Дома, в комнате номер семь, я ложусь на кровать прямо в ботинках и, не очистив лица и рук от крема, сосу мамину грудь.
Позже приходит бабушка, я уже узнаю ее лицо. Она принесла нам книги из своего дома с гамаком: три без картинок для Ма, которая очень радуется, увидев их, и пять — с картинками, для меня. Откуда бабушка узнала, что пять — это мое самое любимое число? Она говорит, что эти книги принадлежали Ма и дяде Полу, когда они были маленькими. Я не думаю, что она врет, но мне трудно поверить, что Ма тоже когда-то была ребенком.
— Садись на колени к бабушке, и я тебе почитаю.
— Нет, спасибо.
Она принесла мне «Очень голодную гусеницу», «Дающее дерево», «Беги, собака, беги», «Лоракса» и «Сказку о кролике Петре». Я рассматриваю картинки.
— Я все тщательно продумала, — очень тихо говорит маме бабушка. — Я справлюсь.
— Сомневаюсь.
— Я готова ко всему.
Но Ма качает головой:
— К чему это, мам? Все закончилось благополучно, я теперь живу по эту сторону.
— Но, милая моя…
— Прошу тебя, не вспоминай об этом всякий раз, когда смотришь на меня, хорошо?
По лицу бабушки снова текут слезы.
— Малышка моя, — говорит она, — всякий раз, когда я смотрю на тебя, я говорю: «Слава Тебе, Господи!»
Когда она уходит, Ма читает мне книгу о кролике, которого зовут Петр, но он совсем не святой. Он одет в старинную одежду и удирает от садовника. Не понимаю, зачем ему понадобилось воровать с огорода овощи? Конечно, воровать нехорошо, но, если бы я был воришкой, я бы крал что-нибудь приличное, например машинки или шоколад. Эта книга мне не очень нравится, зато очень нравится то, что у меня было пять книг, а теперь стало на пять больше, значит, всего десять. Правда, старых книг у меня уже нет, и я понимаю, что мне придется довольствоваться новыми. Те, что остались в комнате, наверное, никому уже больше не принадлежат.
Бабушка сегодня ушла очень быстро, потому что к нам пришел еще один гость, адвокат Моррис. Я и не знал, что у нас есть адвокат, как на судебной планете, где люди всегда кричат, а судья стучит молотком по столу. Мы встречаемся с ним не в комнате наверху, а в другой комнате, где стоит стол и пахнет чем-то сладким. У него вся голова в мелких кудряшках. Пока они с Ма беседуют, я тренируюсь сморкаться в платок.
— Например, вот эта газета, которая опубликовала вашу школьную фотографию, — говорит адвокат, — мы подадим на нее в суд за вторжение в вашу личную жизнь.
Вашу означает мамину, а не мою, я уже хорошо научился различать.
— Вы хотите подать на них в суд? Вот этого я как раз и хотела избежать, — говорит Ма. Я показываю ей платок с моими соплями, и она поднимает большой палец вверх.
Моррис постоянно кивает:
— Я просто хочу сказать, что вам надо задуматься о своем будущем и о будущем вашего мальчика. — Мальчик — это я. — Да, вот еще что: Камберлендская клиника в ближайшее время собирается поднять плату за лечение, и я учредил фонд для ваших поклонников, но должен вам сказать, что рано или поздно вы получите такие счета, в которые трудно будет поверить. Реабилитация, современные терапевтические методы, жилье, плата за обучение вас обоих…
Ма трет глаза.
— Я не хочу вас торопить.
— Вы сказали — наши поклонники?
— Конечно, — отвечает Моррис, — пожертвования так и текут, чуть ли не по целому мешку в день.
— Мешку чего?
— Вы сами решите чего. Я тут прихватил с собой кое-что. — Он достает из-под стула большой полиэтиленовый мешок и вытаскивает из него пакеты.
— Зачем вы их вскрывали? — спрашивает Ма, заглядывая в пакеты.
— Поверьте мне, все эти вещи надо было отфильтровать. Некоторые присылали Ф-Е-К-А-Л-И-И, и это только начало.
— А почему люди присылали нам свои какашки? — спрашиваю я Ма.
Моррис с удивлением смотрит на меня.
— Он умеет очень хорошо складывать слова, — объясняет ему Ма.
— Ты спрашиваешь почему, Джек? Потому что в нашем мире много сумасшедших.
А я-то думал, что все сумасшедшие живут в этой клинике и их здесь лечат.
— Но большая часть посылок — от ваших доброжелателей, — говорит адвокат. — Шоколад, игрушки и тому подобное.
Шоколад!
— Я подумал, что в первую очередь надо принести вам цветы, от которых у моего помощника разболелась голова. — И он достает множество букетов, завернутых в прозрачный пластик.
Так вот откуда здесь такой запах!
— А какие игрушки нам прислали? — шепотом спрашиваю я.
— Посмотри, вот одна из них, — говорит Ма, вытаскивая из конверта маленький деревянный поезд. — Не надо так резко выхватывать.
— Извини. — Я со звуком чу-чу качу поезд по столу, вниз по ножке стола, потом по полу, вверх по стене, которая в этой комнате выкрашена в голубой цвет.
— К вам проявляет интерес целый ряд издательств, — говорит Моррис. — Может быть, вам стоит написать книгу по горячим следам…
Рот Ма кривится.
— Вы думаете, что нам надо продать себя до того, как это сделают другие?
— Я бы так не сказал. Я полагаю, что вы можете многому научить людей. Например, тому, как обходиться минимумом вещей, это сейчас очень актуально.
Ма разражается смехом. Моррис кладет руки на стол.
— Но конечно, решать будете вы. Да и торопиться вам некуда.
Ма читает некоторые письма. «Маленький Джек, ты замечательный мальчик, наслаждайся жизнью, потому что ты заслужил это, потому что ты побывал в самом настоящем аду и сумел оттуда выбраться!»
— Кто это сказал? — спрашиваю я.
Ма переворачивает страницу.
— Мы не знаем эту женщину.
— Тогда почему она пишет, что я замечательный?
— Потому что она слышала рассказ о тебе по телевизору.
Я заглядываю в самые толстые конверты, надеясь найти там другие поезда.
— Посмотри, что я нашла, — говорит Ма, протягивая мне маленькую коробку с шоколадными конфетами.
— А вот еще одна. — Я нахожу большую коробку.
— Нет, этого слишком много, мы с тобой заболеем, если все съедим.
Я уже и так болен простудой, поэтому не возражаю.
— Давай отдадим кому-нибудь эту коробку, — предлагает Ма.
